– Женька, это тебе отец голову привинчивал? – выглянул у кого-то из-под руки Жора.

– А ты не заметил? – удивляется Женя Гаркавый. – Ему подменили голову, новую поставили.

Они ведут меня под конвоем к выходу. Я несу на руках Снежка.

– Болит? – Жора подозрительно косится на мою голову.

– А если б ты так нырнул?

– Э, ерунда… Вот я однажды полетел, так полетел! У бабушки жил летом, в деревне. Полез на чердак в сарае яйца собирать. А жёрдочка круть под ногой! Я и полетел с верхотуры… Вниз головой! А внизу овцы стояли. Барана в лоб – трах! Насмерть. Овечки с перепугу через загородку – прыг-прыг!

– Насмерть?! У барана же рога… – не верится мне.

– Ну и что? Я твердолобый.

– Ха-ха-ха! – первым не выдержал Женя-большой.

– Не верите? А голова моя в живот провалилась… Лежу – темно, душно, дышать нечем… «Что такое?» – думаю.

– А как же… это… достал? – хлопаю я глазами.

– Запросто! Р-раз за волосы – и вытащил!

И тут начали все хохотать, словно с ума посходили.

Выбирались из подвала – хохотали.

Карабкались в изнеможении по лестнице – хохотали.

И даже в квартире ещё хохотали.

Такой со всеми припадок случился.

Как я завидую тому, у кого мама не медик! А у меня не просто медик, а медицинская сестра.

Только вошли в квартиру, только отсмеялись, как опять начали все ахать да охать.

– А я плакала по тебе! – похвасталась Маринка, моя сестричка, и вытерла глаза – чтобы я поверил.

Папа стал на стул и ввернул в прихожей самую большую лампочку. Бабушка вынесла из общей комнаты торшер. Марина побежала в спальню, которая была и папиным кабинетом, притащила настольную лампу. Но розетки в прихожей нет, включать было некуда.

– Марш в ванну! – приказала мама и перестала охать.

И все протиснулись за мной в ванную, сорвали с меня одежду. Бултыхнули чуть ли не в кипяток!..

Стали конвейером: за бабушкой папа с большим лохматым полотенцем, за папой – мама с йодом, зелёнкой, перекисью водорода и клеем «БФ-6», за мамой Маринка пристроилась – с пирожком в руке.

Бабушка поварила меня немного в кипятке, чуть кожа не полезла, и начала скрести самой кусачей мочалкой. По царапинам, по болячкам!

– Ы-ы-ы! О-о-о! – ревел я дурным голосом.

Сполоснуть бабушка не успела – кончилась в трубе горячая вода. Мыло начало разъедать мне глаза. Я завопил ещё сильнее. Папа нарушил конвейер, побежал на кухню. Возвратился с чайником и начал поливать из носика мне на макушку. Но кончилась и эта вода.

– Заварка в чайнике есть! – вспомнила Марина.

Папа ничего не сказал и начал растирать меня полотенцем. Командовал, как дядя, который по радио гимнастику передаёт:

– Руки вверх, наклониться вправо – ра-а-аз… Выпрямиться!

Меня и наклоняли, и вертели на табуретке волчком, а мама прижигала, мазала, пачкала меня разноцветными мазилками: в коричневое, зеленое и такое, как вода, – перекись водорода.

Я выл и просил:

– Одной перекисью! – Перекисью не болело.

Клеем мама смазала мне царапину на лбу, и кожу собрало складками, как у старого деда.

– Тебя склеивают, чтоб не рассыпался? – спрашивала Марина.

Осмотрела меня, как картину, и сказала:

– Краси-и-ивый како-о-й…

А папа сказал:

– До свадьбы заживёт!

– А за ним и пирожок – ну-ка, съешь меня, дружок! – сунула мне в рот пирожок Марина.

Я куснул раз и замотал головой: «Не хочу!» Пирожок был не с повидлом, а с мясом. Я продолжал приплясывать от боли.

– А почему ты не хочешь пирожка? Тебя не тошнит? – встревожилась мама.

– Тошнит… – соврал я.

Мама побледнела и зашаталась.

– Ой, у него, наверное, сотрясение мозга! Сейчас же постельный режим!

– Может, ему компресс холодный на лоб? Со льдом? – предложила бабушка.

Этого ещё не хватало!.. То в кипятке варят, то льдом обложат!

Папа схватил меня на руки и понёс на кровать.

– Ваня, звони быстрее в «Скорую помощь»! – потребовала мама.

– Не хочу «скорую помощь»! Есть хочу! – задрыгал я ногами.

Папа нахлобучил было шапку, но опять снял:

– Если хочет есть, то никакого сотрясения нет.

– Ну да! Много ты понимаешь в медицине! Ты не желаешь здоровья своему ребёнку, – начала мама упрекать папу.

Она поймала мою руку, чтоб сосчитать пульс. И тут увидела ранку на ладони. Я забыл о ней и уже не сжимал кулак, не прятал.

– О, боже мой! Почти насквозь… Не хватало ещё заражения крови!

И тут же помчалась за шприцем – делать укол.

– Хоть бы столбняк не приключился! – вздохнула бабушка.

– Не хочу укола! Не хочу укола, есть хочу! – Я выскочил из постели и нырнул под кровать.

Папа, мама и бабушка взяли стулья, уселись возле кровати и начали меня совестить.

– Сын, так мужчины не поступают, – сказал папа.

– Ты что – умереть захотел? – спросила мама.

– Женя, там интересно? И я хочу! – присела на корточки Марина, заглянула ко мне.

– У нас на фабрике одному рабочему руку врачи отняли, – привела пример бабушка. – Было заражение, а он не лечился.

– Женя, я расскажу всем детям, и тебя будут дразнить трусом! – пригрозил отец.

– Трусиха ты! – пристыдила Марина.

– Дурачок, вылезай… – сказала бабушка.

– Вот, смотри, мне мама сделает укол – и хоть бы что…

Это уже интересно!

Я выглянул из-под кровати. Папа подвернул рукав и подставил руку к самому шприцу.

– Э-э, вы понарошке… Вы меня обмануть хотите, – раскусил я их хитрости.

– Давай, Валя, коли… – вздохнул папа.

– С ума посходили! Все с ума посходили в этом доме! – вскочила на ноги бабушка, замахала руками. – Я не вмешиваюсь, но возьми, Иван, ремень побольше – мигом выскочит…

– Делай укол, говорю! – повторил папа.

– Под лопатку надо… – в изнеможении прошептала мама.

– Хэ, подумаешь – важность. Коли под лопатку! – Папа храбро выдернул из брюк рубаху и майку, задрал себе на голову.

Мама мазнула спиртом и… сделала укол! Под лопатку! Против столбняка!

А папа стоит, как столб, рубахи не опускает.

– Скоро ты там? – спрашивает у мамы.

– Так я уже уколола!

– Хэ, а я и не слышал… Никакой боли не почувствовал… – притворился папа. – Про запас будет укольчик. И ты давай, брат, колись. Йод по сравнению с уколом – как тигр против котёнка.

– Я хочу котёнка! Нет, я хочу такую собачку, как Снежок у Галки! – потребовал я.

– Он будет всехный, да? – уточнила Марина.

– Ты что, думаешь, такие собаки на дороге валяются? – сказала мама и сменила иголку, опять набрала в шприц лекарства.

– Ладно, будет тебе собачка, – сухо сказал папа. – В первый же выходной поедем на рынок и купим. Может, не такую, как у Галки, но купим.

– А я квариум хочу с рыбками и черепахами! – затопала ногами Марина.

– Сделайте ещё укол бабушке, тогда вылезу! – сказал я.

Бабушка от гнева подскочила на полметра.

– Я не вмешиваюсь!.. Воспитывайте детей по-своему… Но терпеть такое издевательство!..

Все начали на меня кричать, а папа – дёрг ремень из брюк!

Надо, значит, кончать комедию, вылезать…

А ведь и правда: комар и то больнее кусается. Пусть два раза мама уколет, даже три… Нет, пять раз! Лишь бы у меня была собака. Ни у кого из ребят не будет собачки: ни у Жоры, ни у Серёжи, ни у Павлуши, ни у рыжего Васи. А у меня будет!

Я ужинал вместе со всеми и думал о собаке. Марина отдала мне остатки своего пирожка, уселась ко мне на колени и не слезала до конца ужина, мешала думать.

Интересно, какая у меня будет собака? Хорошо бы такую беленькую купить, как Снежок. Или жёлто-белую, пёстренькую. И не обязательно, чтоб маленькая. Большая даже лучше. Ого – большая! Одно слово – боль-ша-я… Станешь на лыжи – потащит, сел на санки – повезёт. Она и на пожаре может кого хочешь спасти, и на воде. А потеряется какой-нибудь малыш, дадут мне понюхать… Ой, не мне, а моей собаке!.. Дадут понюхать ботинок – враз по следу найдёт… А может, какого бандита или вора поймает моя собака? Вот здорово будет!.. Все будут меня расхваливать, в кино снимать, в газету фотографировать… И в школе все будут шептаться: «Женя Мурашка идёт… Из второго „Б“ класса… Тот самый, у которого Полкан…»