— Что ж, вполне приличная ставка за ничегонеделание.

Хок вернулся к машине, доехал до гостевой автостоянки, которая находилась прямо перед зданием клуба, и стал прикидывать, в каком из трех домов может находиться квартира 406. Так: все дома трехэтажные, а ведь первая цифра в номере квартиры, как правило, указывает на номер этажа. Что бы это значило? Очевидно, четвертым этажом считается первый этаж второго корпуса.

Хок оказался прав. Он трижды постучал в дверь квартиры медным молоточком, и на пороге тотчас возник «бой» в лиловых брюках с лампасами, серой форменной куртке и белой рубашке с галстуком-бабочкой. Мальчик на побегушках был явно филлипинского происхождения, и на вид ему было никак не меньше шестидесяти лет. «Мальчик» провел Хока по коридору, потом они миновали гостиную и вошли в рабочий кабинет мистера Хикки. И в гостиной, и в кабинете стояла кожаная мягкая мебель с хромированными подлокотниками. Хозяин квартиры сидел в глубоком кожаном кресле, перед которым стоял низенький столик со стеклянной столешницей. Увидев Хока, мистер Хикки выключил телевизор и поднялся навстречу гостю. Харольд Хикки был одет в лиловый спортивный костюм и отороченные кроличьим мехом домашние тапочки. В комнате еле слышно жужжал кондиционер, поддерживавший температуру на отметке 18 градусов.

Хикки улыбнулся, обнажив первоклассные коронки, и стал еще симпатичнее. Он явно молодился, судя по длинным волосам, но все его усилия сводила на нет небольшая лысина на макушке. Хикки был строен и худощав, ногти у него были аккуратно подстрижены и отполированы, а безымянный палец на левой руке украшала золотая печатка университета Майами.

— Мне только что позвонили с вахты, — сказал Хикки, продолжая улыбаться. — Охранник был в полном замешательстве. Он сообщил мне, что в мою квартиру направляется мертвый полицейский.

— Он сказал, как зовут мертвеца? — спросил Хок.

— Рамон Новарро. Этот не тот актер, которого пару лет назад прикончила проститутка?

— Я точно знаю, что он уже мертв, но не помню, при каких обстоятельствах он умер. Я видел в детстве несколько фильмов с его участием. Названия картин я сейчас не вспомню, но этот Новарро во всех фильмах только и делал, что нанизывал всех на свою шпагу.

— Ну и Бог с ним... Присаживайтесь, мистер Мозли. Желаете что-нибудь выпить?

— Я бы не отказался от пива.

— Два пива, пожалуйста, — повернулся мистер Хикки к «мальчику».

Филиппинец поклонился и вышел из комнаты, а Хикки спросил у Хока:

— Вы ведь мистер Мозли, не так ли?

Хок кивнул.

— Я просто проверял на профпригодность вашего охранника. Могу сказать, что деньги на содержание охраны вы тратите впустую.

— Я знаю, — спокойно сказал Хикки. — Этот охранник просто выполняет роль пугала. Раньше тут была вооруженная охрана, которой мы платили большие деньги, но как-то раз один из охранников — бывший офицер никарагуанской гвардии — едва не пристрелил управляющего клубом. Он думал, что охрана знает его в лицо, и поэтому проехал через ворота не останавливаясь. А тот никарагуанец, оказывается, первый раз заступил на дежурство. Вот он и пальнул по машине. После этого инцидента мы решили отказаться от вооруженной охраны.

Хок уселся в кресло, которое было обращено к раздвижной двери, ведшей во внутренний дворик, вымощенный мраморными плитами. Во дворике в двух кадках росли пальмы, но ни одного стула или шезлонга в патио не было. Хок недоуменно кивнул в сторону дворика.

Хикки улыбнулся:

— Я туда не выхожу, поэтому там и нет стульев. В квартире все равно прохладнее, чем на улице, а загорать я хожу к бассейну.

— Я не это имел в виду, — сказал Хок. — Просто вид из окна не слишком симпатичный — пустой дворик да забор.

— Я купил эту квартиру не из-за красот пейзажа, а из соображений престижа. Пусть все знают, что я могу позволить себе раскошелиться на апартаменты в элитном клубе... Я вчера дважды пытался дозвониться до вас, но никто не снимал трубку. Вы сообщили на автоответчик, что...

— К сожалению, в отеле «Эльдорадо» только один портье, и когда он отлучается куда-нибудь, то ответить на звонок действительно некому. Извините, что доставил вам неудобства. Мне самому иногда нужно срочно дозвониться в «Эльдорадо», а Эдди Коэна, как назло, нет на месте. Если честно, то я вспомнил, кто вы такой, уже после того, как позвонил вам от миссис Хикки. Это ведь про вас писали несколько месяцев назад в газетах? «Знаменитый адвокат, представляющий в суде интересы наркоторговцев».

— Весьма искаженный портрет. Я, как и все адвокаты, время от времени защищаю наркодилеров, но в основном специализируюсь на налогах. С недавних пор я вообще отказываюсь от клиентов, которые проходят по делам о торговле наркотиками. Наркоторговцы, конечно, могут себе позволить такого дорогостоящего адвоката, как я, но у них странное представление о судопроизводстве: мол, раз мы тебе платим такие бабки, то ты обязан на сто процентов отмазать нас от тюрьмы. Хотя я сразу честно предупреждаю их: «Если вы виновны, то придется немного посидеть за решеткой». Я могу добиться отсрочки приговора или освобождения под залог, но вы, наверное, и сами знаете, что с тех пор, как борьбу с наркотиками стал курировать сам вице-президент США, судьи стали гораздо более жестко относиться к наркоторговцам.

Филиппинец вернулся с двумя кружками бочкового пива. Кружки были аккуратно обернуты в коричневую бумагу, перехваченную резинкой. Поставив кружки на столик, филиппинец удалился. Хок снял обертку с кружки, и тут впервые обратил внимание на черно-белую картину, висящую на стене над компьютером. Картина представляла собой хаотичное буйство размашистых мазков.

— Подлинный Матисс? — решил продемонстрировать свои знания Хок, отхлебывая пиво.

— Джеймс Тэрбер. Это портрет женщины. В руке у нее то ли стакан мартини, то ли ошейник. Я еще не решил.

— По-моему, это браслет.

— Пожалуй, вы правы. Действительно, похоже на браслет.

Хок снова хлебнул пива.

— Насколько я понимаю, вы вчера созвонились с миссис Хикки, не так ли? — спросил он.

— Да, — кивнул мистер Хикки. — Но я не стал бы ей звонить, если бы сумел дозвониться до вас.

— Значит, вы уже знаете, что Джерри умер от передозировки героина?

— Да. Во всяком случае, так мне сказала Лоретта.

— Мне хотелось бы узнать о ваших взаимоотношениях с сыном, мистер Хикки. В частности, меня интересует, насколько близки вы были друг другу? Строгим ли вы были отцом или наоборот, добрым?

— А какое это имеет отношение к смерти Джерри?

— Не знаю. Просто вчера вечером мне пришло в голову, что Джерри мог связаться с кем-то из ваших клиентов. Я имею в виду торговцев наркотиками. Может, он добывал героин через кого-то из них. Насколько я понял, Джерри давно уже сидел на игле.

— Джерри не знает никого из моих клиентов. Он ни разу не был у меня в офисе, потому что я запретил ему там появляться. Если честно, то мы с ним практически не общались. Во всяком случае, никаких теплых отношений между нами не было. Джерри ведь мне не родной сын. Впрочем, вы об этом уже наверное знаете?

— Да, ваша жена мне все рассказала.

— Бывшая жена. А о том, почему мы с ней разошлись, Лоретта тоже рассказала?

— Нет. Но я ее об этом и не просил.

— Лоретта трахалась с Джерри, вот почему. Ему тогда было семнадцать лет. Я не знаю, как долго они были любовниками, но как только мне стало известно об адюльтере, я тут же съехал. На самом деле, мне было наплевать, чем они там занимаются, просто это был хороший повод для развода. Лоретта, естественно, не хотела огласки, поэтому обошлось без скандала. Мы разошлись полюбовно. Правда, мне пришлось пойти на некоторые уступки, которые я вовсе не обязан был делать — но это неизбежно, когда хочешь обойтись без неприятностей. В то время мои дела как раз резко пошли в гору, так что в финансовом плане я почти не пострадал. Лоретте, естественно, достался дом и один из автомобилей. Видите ли, юридически я стал отчимом Джерри после развода с первой женой. Джерри был ее сын, а я в те давние времена был полным придурком, поэтому усыновил его. После второго развода я избавился не только от Лоретты, но и от Джерри — так что этот развод стал для меня очень удачной сделкой со всех точек зрения.