— Да уж. Всю свою жизнь только и занимаемся тем что пытаемся вывести отсюда всех этих мразей — нацистов, коммунистов, сектантов, бандитов и прочую шваль! — в сердцах сплюнул Беляк. — Как доложили разведчики, что увидели машину на окраине старого селения — я уже настроился записать на наш счет еще парочку…

— Хорошо, что не записал, — раздался удивительно зычный и наглый для женщины голос откуда-то из-за спин собравшихся. — А то атаман бы тебя велел на соседнем же столбе повесить!

Толпа расступилась, пропуская бесцеремонно ворвавшуюся в беседу особу. Ею оказалась молодая женщина примерно нашего с Джеромом возраста. Сложно было не заметить, как разительно она отличается от прочих жительниц станицы, тихих и забитых. Ее движения были порывистыми и энергичными, походка — твердой и уверенной, взгляд — смелым и задиристым. Выделялась даже ее кожа — смуглая и обветренная, в противовес нездоровой серовато-бледной коже других женщин, что указывало на частые выходы на поверхность. Одета она тоже была иначе, чем прочие бабы — кожаная одежда плотно облегала подтянутые женственные формы, русые волосы были небрежно собраны сзади в конский хвост, за поясом виднелись ножны с охотничьим ножом.

— Ишь вы, повадились вначале стрелять, а потом думать! — продолжила напирать она на Беляка. — У нас уже и так друзей почти не осталось, одни враги кругом! А вы и тех немногих, что есть, готовы в расход пустить. Атаман разве не приказывал первым огонь не открывать, а?!

Брови есаула гневно нахмурились, но он, похоже, не был слишком удивлен этой тирадой. Девушка, по всей видимости, имела здесь особенный статус, раз ей позволяли так себя вести в здешнем патриархальном обществе.

— Это мне пусть атаман пеняет, а не ты, Катька, — проворчал Беляк.

— Так он и попеняет, будь уверен.

— Хватит тут волну гнать, без тебя разберемся, — наконец лениво вступил в перепалку Джером, однако в его голосе не чувствовалось раздражения на задиристую деваху.

— Ах, ну конечно, куда мне бабе лезть в серьезные мужицкие дела?! — саркастически прыснула та, и перевела взгляд на нас с Маричкой. — Ну так я тогда бабьими делами займусь — за гостями поухаживаю. Ванда, а-ну подай-ка им по чарке! Бедолаги, я смотрю, совсем продрогли и измотались.

Ванда выглядела старше Катьки, но безропотно подчинилась. Виляя крепкими бедрами, Катька важно прошествовала к нам. Я почувствовал, как по мне скользит ее беззастенчивый оценивающий взгляд. Поймав мой встречный взгляд, она подмигнула, а уголки ее губ тронула улыбка.

— Вот, возьмите, — приняв две кружки от Ванды, Катька поднесла их мне и Маричке. — Вы, я смотрю, натерпелись там наверху. Наша наливочка вас отогреет.

Не ожидая приглашения, Катька уселась рядом с Маричкой, по-свойски положила руку той на плечо и принялась шепотом о чем-то расспрашивать. Та заметно тушевалась, но все же принялась скупо отвечать на расспросы. Я поднес к лицу кружку и понюхал. Пойло бурового цвета пахло крепким спиртом и, кажется, свеклой.

— Ну что там, Борек, готово? — переспросил Джером у казака за вертелом.

— Хм, — придирчиво осмотрев сочащуюся жиром тушу и отрезав на пробу маленький кусочек огромным тесаком, проурчал тот. — А что, очень даже! Налетай!

Минуту спустя у меня в руках уже был пышущий жаром, слегка подгоревший добротный кусок свинины. В станице явно не было принято пользоваться приборами, да и я был не в том состоянии, чтобы церемониться. Мне казалось, что я не ел уже не то что много дней — много лет. Острый запах приготовленной на огне пищи, ее упоительный вкус, жар от стекающего по пальцам жира — все это казалось мне чем-то совершенно новым и неизведанным, будто я явился из другого измерения, где ничего подобного не существовало.

— Ну как тебе, а?! — смеясь, хлопнул меня по плечу Джером, дружелюбно глядя, как я жадно разрываю зубами мясо и сам от меня не отставая. — Нечасто доводилось есть такую вкуснотищу, а?!

— Кажется, что никогда, — пробормотал я с набитым ртом.

— А то! В последнее время кабаны в округе так расплодились, что охотники приносят нового каждую неделю. Мы уже почти и не вспоминаем времена, когда приходилось одни грибы жрать. Эй, тащите-ка сюда вон тот котелок, что там? О, овощи тушеные, стахановские, то что надо. Ну давай, Димон, за встречу! Пьем за наших гостей!

Глоток крепкого самогона обжег горло, в голове приятно закружилось. Я сразу же оторвал с кости новый кусок мяса. Вкусовые ощущения были такими сильными, что, казалось, мозг сейчас перегреется от импульсов, которые посылают ему рецепторы во рту, о существовании которых я уже практически успел забыть.

— … так откуда, говоришь, вы пришли? — сквозь туман, навеянный самогоном, слышал я где-то слева пытливый голос Катьки, выспрашивавшей, видимо, у Марички подробности наших мытарств.

Та ответила так тихо и неуверенно, что я не расслышал.

— Эх, а неплохо ты с теми «комсомольцами» разделался! — это был уже голос есаула Беляка, и обращался он, по-видимому, ко мне. — Они, конечно, молокососы, но все же с троими не каждый в одиночку так ловко управится. Это вас там так учат, да? В Содружестве вашем?!

— В Содружестве? — недоуменно переспросил кто-то.

— А то! Гости-то наши — птицы непростые. Спецназ из Содружества, евразийцев воевать пришли, так вот! — авторитетно заявил Беляк

— Да разве ж Содружество это ихнее с евразийцами воюют? — горячо вскрикнул кто-то из казаков, успевший, кажется, хильнуть уже не одну чару. — Они же вон хвосты поподжимали, пока комуняки земли новые захватывают!

Беляк и еще несколько пытливо уставились на меня, ожидая, видимо, что я примусь защищать Содружество. К счастью, из сложной ситуации меня выручил Джером, с размаху хлопнув опустошенной чаркой о бревно и гаркнув:

— Дела мы наедине обсуждать будем, как придет время! А сейчас от гостя отстаньте!

Не знаю, часто ли в станице происходили пиршества наподобие тогдашнего, но гулять казаки определенно любили и умели. Самогон лился рекой. От огромного жареного борова очень быстро остались одни обглоданные кости. Я и оглянуться не успел, как вокруг начало доноситься пьяное пение и разыгрались зажигательные танцы. Кучка мужиков, раскрасневшихся от алкоголя, собрались в кружок, в центре которого двое, поскидывав рубахи, принялись задорно бороться и совсем не понарошку молотить друг друга кулаками. Судя по обилию зрителей и их задорным крикам, здесь это была любимая народная забава.

— Эх, хорошо дерутся, аж самому хочется кому-то бока намять! — хрустнув плечами и любя поглядев на разгорающуюся драку, в которой одному из участников уже разбили бровь, проговорил Джером.

— А ну давайте-ка атаман, покажите им, как надо драться! — тут же подхватил кто-то из казаков. — Атамана нашего в единоборстве еще никто не одолел!

На лице Джерома проявился было азарт, и я заметил, что похвала, как видно, заслуженная, пришлась ему по вкусу. Но он быстро обуздал свои инстинкты.

— Не сегодня. Давай-ка, грека, пойдем куда поспокойнее. Нам обо многом лясы надо поточить. Ванда, тащи-ка ко мне наверх баклажку самогона и закуси побольше. А ты, Катька, займи нашу гостью. Позаботься, чтобы палатку оборудовали, со всем необходимым, по первому классу.

— Вы идите, идите себе, мужики, мы тут без вас разберемся! — все еще приобнимая оробевшую Маричку, заверила Катька.

§ 71

Из ставки атамана, где мне уже довелось побывать, шум разгорающихся казачьих гуляний был слышен хорошо, но все же не так чтобы мешать разговору. Джером подвинул к своему широкому столу гостевое кресло и жестом пригласил меня садиться. Небрежно сдвинул какие-то, казалось бы, важные бумаги на край стола. Ванда, тихо шествовавшая за нами, тут же водрузила на освободившееся место бутыль самогона, газетку, на которой виднелись остывшие уже жирные куски мяса, и банку с соленьями. А затем так же тихо исчезла, закрыв за собой дверь.

— Будешь? — усевшись на хозяйское место, ирландец протянул мне бумажную упаковку самокруток.