Раненого взрывом боевика я нашел по его стонам. С включенным прибором ночного видения реальность выглядит иначе, чем когда смотришь на нее собственными глазами. И все-таки я мог хорошо рассмотреть, что выглядел он совсем неважно. Одну ногу оторвало по колено, тело нашпиговало осколками, весь в крови. Жив он был, вероятно, лишь благодаря стимуляторам в его организме. При моем приближении он прекратил тщетные попытки куда-то уползти, и уставился на меня из-под стекла шлема полусознательным взглядом, в осмысленной половине которого виднелась ненависть.

— Сколько вас тут? — спросил я, присаживаясь на корточки рядом. — Кто главный?

— Пошел ты, ублюдок! — прошипел тот.

— Ты знаешь, кто я? Не узнал меня?

— Грек! Вонючий предатель! С тобой должны были разобраться!

— Должны были. Но они мертвы.

— Сукин сын! Думаешь, ты остановишь революцию?! Остановишь очистительное цунами, которое несется на ваш прогнивший обывательский мирок?!

— Я попробую, — пообещал я, ударив его прикладом в лоб — из-за стимулятора и экзоскелета сила удара оказалась достаточной, чтобы раскроить ему череп.

Звуки в старом замке разносились звонко. Эхо стрельбы доносилось вместе со сквозняком с разных сторон, сверху и снизу. В темных коридорах я то и дело натыкался на трупы — тела официантов, лакеев, уборщиков, персональных ассистентов и охранников, ставших случайными жертвами «революционного цунами». Страшные искаженные лица с выпученными глазами и высунутыми языками свидетельствовали, что большая часть бедняг просто не успела одеть противогазы, и умерла от удушья. Но аккуратная дырочка от пули между глаз у каждого яснее ясного говорила о том — оставлять свидетелей во время этой показательной акции не планировалось. Печальным антуражем этого жуткого склепа были дорогие старомодные ковры, картины, настенные канделябры и старинная мебель — весь тот странный и ненужный лоск, который раньше так любили важные и богатые люди, мнящие себя властителями человеческих судеб. Люди, которым теперь пришлось вспомнить о том, что они тоже смертны.

Боевики не задерживались в помещениях, которые они уже «зачистили». Они ворвались сюда, чтобы убить всех, а не для того, чтобы удерживать тут позиции. Мне удалось добраться, не встретив ни одной живой души, до перехода, соединяющего, если верить интерактивной карте, старый замок с новой резиденцией. Переход охранял боевик в комбинезоне и в шлеме, скрещенном с противогазом, с легкой бронезащитой и с огневым комплексом «тип-707» — таким же, как у меня. С другой стороны перехода, из современной резиденции, доносился шум стрельбы.

Я понадеялся, что там никто не услышит звуков моей короткой очереди, которую я выпустил в голову боевику из темноты. У него оказался магнитный щит. Но его мощности не хватило, чтобы остановить пули — щит лишь замедлил их до скорости, на которой они все равно смогли пробить стекло шлема и достаточно глубоко проникнуть ему в череп. После увиденных мною только что плодов деятельности этих ублюдков, смерть одного из них не вызывала у меня особых эмоций.

Я осторожно двинулся по длинному крытому переходу, некогда застекленному, а ныне осыпанному осколками стекла, мимо декоративных растений в горшках. Звуки стрельбы, доносящиеся из современной части замкового комплекса, поутихли. Подумав о худшем исходе, я ускорил шаг. Приближаясь, я смог расслышать голос:

— О, Боже! Пожалуйста, не надо! — молил испуганный до смерти сенатор Боттом.

По звукам его речи было ясно, что с него стащили противогаз. Но, судя по отсутствию звуков, характерных для удушья, в тех помещениях боевые газы боевики пока еще не применяли.

— Я нужен вам живым! Я очень ценен в качестве заложника!

На его мольбы, естественно, никто не обращал внимания. Но пока и не стреляли.

— Вы все слышите?! — громко прокричал разгневанный мужской голос, обращаясь неизвестно к кому. — У нас — Боттом! Если ваши наемники немедленно не сложат оружие и вы все не сдадитесь представителям револлюционной армии — мы вначале прострелим ему колено! Потом второе! А потом — отстрелим яйца! Я ясно изъясняюсь?!

Некоторое время царило молчание, наполненное лишь нервными всхлипами Боттома.

— Держишь нас за идиотов?! — послышался из смежного помещения нервный женский голос, от звуков которых мое сердце сделало кульбит. — Сдаться, чтобы вы убили нас всех?!

— Лаура, пожалуйста! — взмолился Боттом. — Они не шутят!

— Они в любом случае не дадут тебе уйти живым, Бенджамин! — гневно возразила Лаура. — И нас всех тоже убьют, если я прикажу охране опустить оружие!

— А с какого это хера она здесь командует?! — возмутился предводитель боевиков. — Боттом, ты же большая шишка, верно?! Жирный, сочный капиталист! Ты ведь платишь этим наемникам, чтобы они подставлялись из-за тебя под пули! Вот и прикажи своим псам — пусть они закончат этот цирк и сложат оружие! Если бы я хотел убить тебя — давно бы убил! Но вы все нужны нам в качестве заложников!

— Ты слышишь, Лаура?! Слышишь?! — завопил Боттом. — Мы должны выполнить их требования! Охрана, я приказываю вам всем опустить оружие и сдаться! Выполняйте!

— Не вздумайте! — яростно возразила Лаура. — Он тебя разводит, неужели ты не понимаешь?!

К этому времени мне я преодолел переход, подобрался ближе и осторожно выглянул из-за угла. Дрожащий сенатор Боттом стоял на коленях на ковре посреди широкого коридора. Рядом лежали два тела, одно из которых, вероятно, принадлежало последнему из телохранителей сенатора, а второе — одному из боевиков Сопротивления. Еще один боевик, тяжелораненый, полулежал, прислонившись к стене невдалеке, и издавал тяжелое предсмертное дыхание. Рядом с сенатором стоял, по-видимому, предводитель группы боевиков, приставив дуло пистолета к его лбу. Двое его бойцов, вооруженные комплексами «тип-707», прислонились к стене с двух сторон от выбитой двери, ведущей в какое-то помещение, и были готовы ворваться туда по команде. Оттуда, кажется, и доносился голос Лауры.

Некоторое время лидер отряда ждал, нетерпеливо притоптывая ногой.

— Не хотите?! — наконец переспросил он грозно. — Ну так я предупреждал!

Он переместил дуло пистолета от лба сенатора в направлении его ноги.

— Нет, пожалуйста! — взмолился Боттом.

К этому времени, высунувшись из-за угла, я уже держал вожака боевиков на прицеле, и воспользовался удачным моментом, пустил очередь ему прямо в голову. Двое других сразу же переполошились. Я успел второй точной очередью «снять» еще одного. Последний — сделал очередь в ответ. Мне пришлось спешно спрятаться за угол. Пользоваться осколочной гранатой нельзя было — даже при идеально точно попадании осколки убили бы сенатора. Так что я бросил светошумовую. Услышав хлопок, сразу кувырком выкатился из-за угла. Прицелился с бедра в сторону дезориентированного боевика. Слава улучшенной реакции, которую дал мне «Геркулес» — движения противников казались неуклюжими и плавными, как в замедленной съемке. Я сделал очередь. Вторую. Готов.

— Господи, пожалуйста, не убивайте меня! — истерично визжал Боттом, вжимаясь всем своим неуклюжим тельцем в пол и закрыв голову руками.

— Лаура! — закричал я громко, подбегая к двери. — Лори, это я!

Некоторое время там царило напряженное молчание.

— Ты в порядке, любимая?! Ты цела?! Скажи своим, чтобы выдохнули и опустили оружие! Здесь все чисто! Вы в безопасности! — продолжил кричать я, но благоразумно не решался показаться в дверном проеме, чтобы охранники от напряжения не спустили курок.

— Дима, что бы ты мне не сказал — я не могу тебе верить! — надрывным, изнервничавшимся голосом крикнула Лаура. — Ты пришел сюда с ними! С этими убийцами! Ты — один из них!

— Больше нет! Я пытался предупредить тебя! Пытался связаться с тобой! Я…!

— Достаточно! Я не хочу всего этого слышать! Не хочу больше слышать тебя, Димитрис! Здесь со мной люди, которых я не собираюсь подвергать опасности, слышишь?! Если ты, или кто-либо другой из твоих дружков-убийц, хоть мельком покажется в дверном проеме — наши люди будут стрелять без предупреждения! Я не шучу! Ты слышишь меня?!