— Собрала посуду и пошла на кухню. На первый раз я прощаю тебе оскорбление, но в следующий раз твоё сердце станет льдом!

Собрав всю волю в кулак, я перестала тянуть к себе энергию и воздух в комнате ощутимо потеплел. Служанка кинулась собирать с пола посуду и еду, в её глазах блестели слёзы, но, почему-то, меня это совершенно не волновало. Она получила ровно то, на что нарывалась.

— А ты интересная. Как тебя зовут?

Котёнок вытянул передние лапки и выгнул спину, потягиваясь. Его маленькие крылья тоже тянулись вверх, забавно подёргиваясь при этом.

— Светлана. Света. А тебя?

— Я ещё не придумал себе имя. А тебя буду называть Лана.

Котёнок закончил потягиваться и легко перепрыгнул на мою кровать.

— Тогда буду называть тебя Шива. — Я села рядом и хотела погладить его, но пока не стала — кто его знает, как относятся крылатые коты к такому фамильярному поведению.

— Шива… Это что-то значит?

— Так на Земле называют одного бога. У него, как и у тебя, шея контрастирует с телом.

— Мне нравится. Буду Шивой.

Шива склонил голову, наблюдая за моей рукой, затем подобрался поближе и принялся, урча, нежно грызть мои пальцы.

Балдассаро вернулся к вечеру, когда напряжение пространства потихоньку начало спадать. В руках у него было три толстых книги и ветка, покрытая мелкими бутонами, похожими на земные розы.

— Это тебе. — Балдассаро сложил книги на стол и протянул мне ветку. — Если сейчас поставить её в воду, то ночью на ней распустятся золотистые, светящиеся бутоны. Мы называем этот куст «солнце влюблённых».

— Спасибо. — Я приняла веточку и улыбнулась. — Только здесь нет ни одной вазы. Не в кубок же её ставить.

— Я создам вазу. Какую ты хотела бы?

— Красивую. Сделай на свой вкус.

Ну кто бы сомневался: серебро и цветы, цветы, цветы. Жаль, я совершенно не знаю символику Ренессанса, многое стало бы понятнее. Хотя очень интересно, почему они не используют для посуды стекло? Забыть они его точно не забыли, я помню первое строение, которое я увидела в Сегретте, помню дома не аристократической части Новой Венеции, помню дворец дожа. Как-то странно.

— Почему ты сделала серебряную вазу, а не стеклянную? — Я вызвала локальный дождик и, когда воды набралось достаточно, опустила ветку в вазу.

— Это не серебро. Это гранталл, такой же, как Стена Сегретты.

— И всё же, почему?

— Гранталл легко призвать, если знаешь, откуда, и с ним легко работать. И он взаимодействует с магией. А стекло нужно создавать с нуля. На такое уже почти никто не способен.

— Зачем создавать? Сода и песок… — Видя удивлённые глаза Балдассаро, я сообразила, что местный песок вполне может иметь другой состав, да и не факт, что тут есть сода. — Ну, на Земле хватило бы соды и песка.

— Никогда не слышал о со-де. — Особого сожаления в его голосе не было. — Слуги взбудоражены, говорят, ты едва не заморозила Катрину.

— Она сама виновата. — Я не собиралась ни оправдываться, ни повторять Балдассаро слова служанки.

— Они думали, что ты ничего не можешь. Ну, как бенанданти. Тем более, Катрина не ожидала, что ты так обозлишься из-за какого-то кота.

— Какого-то кота? Насколько я поняла, их предки строили и осваивали Новую Венецию вместе с людьми. И потом, они же разумны и владеют магией. — Я никогда не обижалась, услышав на Земле слова: «какой-то кот». Понятно, что звери, может, и не глупые, но в созданном людьми обществе имеют какие-то права только в том объёме, в котором люди готовы их предоставить. Но здесь коты разумны и творят магию не хуже людей! Что теперь не так? И как же хорошо, что Шива ушёл на прогулку, пообещав вернуться к завтраку.

— Но они всё равно не люди. — Балдассаро внезапно оказался очень близко — так близко, что я почувствовала запах ароматических масел, которыми он пользовался. Запах был неплох: цитрусовые и корица, но этому юноше совершенно не шёл. — Све-та, зачем мы разговариваем о котах?

Его руки скользнула по моей спине, лаская, затем Балдассаро взял моё лицо в ладони, приподнял. Губы скользнули по моей переносице, потом по правой щеке. Я понимала — эти невесомые касания должны были раздразнить меня, заставить ждать поцелуя, но ничегоподобного я не чувствовала. На всякий случай я подождала, пока Балдассаро начнёт поцелуй и несколько секунд честно отвечала ему, надеясь на лучшее. Увы, приятных ощущений так и не появилось. Тогда я решительно отстранилась от Балдассаро и смущённо улыбнулась.

— Прости, традиции моей Родины не позволяют мне так быстро…

— Но я хотел всего лишь целовать тебя.

— И этого тоже. — Надеюсь, у меня получилось достаточно расстроенное лицо.

— Хорошо. Я уважаю чужие традиции. Я подожду.

Явно раздосадованный бенанданти покинул мою комнату, даже не пытаясь скрыть недовольства, а я села в кресло, на котором, стараниями перепуганных слуг теперь лежало целых три подушечки, и серьёзно задумалась. Я никак не могла понять, почему стоящий передо мной на коленях красивый юноша вызывает во мне куда больший отклик, чем он же, целующий меня? Неужели с переносом в иной мир у меня так сильно изменились пристрастия?

Утро началось с мурчащего Шивы, упорно жующего мои пальцы. Стряхнув с себя остатки сна, в котором я печально смотрела на Балдассаро и спрашивала: «Ну почему ты такой, а?», я решительно встала.

День был плодотворный: я прочитала одну из принесённых Балдассаро книг; во время обеда смогла попасть бутербродом в рот, а не в нос, как во время завтрака; и даже не задохнулась, когда этот самый бутерброд залез в рот глубже, чем я рассчитывала. Вечером же, когда напряжение пространства спало, и тренироваться стало невозможно, я решила расспросить Шиву.

— Ты знаешь, кто ещё живёт на Террине, кроме людей и котов?

— Знаю. — Шива перестал сосредоточенно раздирать маленький тряпичный мячик, который я нечаянно сотворила, не до конца сконцентрировавшись на образе платья с карманами.

— Расскажешь?

— Ага. — Шива одним прыжком перелетел с пола ко мне на руки и разлёгся, подставив мне шею и животик. Понятно, обмен информации на почёсывания.

— Ящеры сами себя называют, — тут Шива издал какой-то свистящий звук. — На ваш человеческий язык это будет примерно «народ воды и земли». Живут они намного севернее людей, хотя раньше жили где-то здесь, неподалёку от Сегретты была их столица.

— Была война?

— Нет. Сперва испугались, а потом уже поздно было. Шмели — дети ветра — всегда жили рядом с ящерами. Они прекрасно понимают речь, с ними можно договориться, но никто не знает, какой у них язык, кто ими правит, есть ли у них семьи. Может ящеры и знают, но никому не говорят. — Шива перевернулся, подставляя мне спину и ушки. — В море живут чешуйчатые, это они себя так называют, и какие-то подозрительно умные осьминоги. Вот и всё, больше я никого не знаю.

Я лениво перебирала шерсть Шивы и размышляла. То, что коты понимают ящеров, это очень и очень хорошо. Завтра нужно будет пойти прогуляться возле казармы, пригласив с собой Шиву. Доменике веры нет; дож, очевидно, мой враг. Пришла пора создавать собственную сторону.

— А с чешуйчатыми ты умеешь разговаривать?

— Умею, но с трудом. Слишком уж вкусно они пахнут.

Шива облизнулся, а я рассмеялась, вспомнив, как котёнок нагло утащил у меня тарелку тушёной рыбы, сообщив, что мясо он себе и сам поймать в состоянии, а вот мочить лапки ради рыбы совсем неохота.

Я перебирала шелковистую шёрстку, размышляя о кореннных жителях Террины, и Шива, которого больше не отвлекали разговорами, замурчал и потихоньку уснул. Я аккуратно переложила кота на кресло и уже собралась было сама ложиться спать, как в дверь постучались.

Открыв дверь, я обнаружила Балдассаро, с самым небрежным видом прислонившегося к противоположной стене.

— Све-та, я приглашаю тебя на небольшую ночную прогулку. Ты умеешь ездить на поркавалло?

— Нет, но с удовольствием научусь.

Поркавалло оказались, как я и подумала, чем-то средним между лошадью и свиньёй. Мускулистые длинноногие звери с очень широкими спинами были лишены хвостов и грив, но покрыты мелкой щетиной. Сквозь щетину просвечивалась грязно-розовая кожа, местами покрытая чёрными пятнами. Когда Балдассаро рассказал, что дикие поркавалло часто валяются в грязи, я окончательно поняла, почему первые люди на Террине назвали этих зверей свинолошадьми.