Кто и за что меня так ненавидит?
Из пены морской…
— Ты сотворила величайшую глупость. — В Венеции Хлодвиге героически молчал, слушая мой рассказ об утренних событиях. И только после того, как мы, закончив сегодняшние дела в столице, переместились в Чьямонту, принялся меня отчитывать.
— Ты о том, что организацией похорон Фредерике занимается Ромео Нуово?
— Это как раз хорошо. Я о том, как ты обошлась с Градениге. Лучше всего было бы поторговаться, попросить время на размышление, потребовать какую-то нереальную компенсацию. Так мы могли бы обойтись без беспорядков и без лишних жертв. И заодно точно узнали бы, кто из аристократов участвует в заговоре. Тем более, был бы шанс стравить между собой тех, кто хочет управлять Венецией через тебя, и открытых бунтовщиков. А теперь я даже не уверен, что ты переживёшь завтрашний день.
Канделиус, возлежащий на мягком кресле и представляющий в этом разговоре сторону нелюдей, согласно кивнул.
— Градениге в ущелье, выбраться из которого или подать сигнал они не в состоянии, и их соратники думают, что Мартина и Юлиани мертвы, и, заодно, желают отомстить тебе. — Хлодвиге откинулся на спинку стула, полуприкрыл глаза. — Быть может, тебе вообще не возвращаться в Венецию?
— Ага, пусть убивают Женевьеву и Антонио.
— Её сочтут трусом. Пока что народ, как я понимаю, не особо протестует против новой догарессы. — Канделиус выпрямился и чрезвычайно серьёзно укусил себя за основание крыла. — Извините, где-то поймал кровососку. Так вот, сейчас против Светы только те, кто имел шанс взять власть в свои руки после смерти Фредерике Моста. Но если она сбежит — её не станет уважать ни один двуногий. Насколько я знаю, так вы относитесь к тем, кто в минуту опасности принимает разумные решения.
— Ты прав, крылатый. — Хлодвиге медленно прошёлся по комнате, остановился за моим стулом. — И какое решение ты примешь, Света?
— Утром вернусь в Венецию, приму участие в похоронах Фредерике и постараюсь дожить до следующего утра. Хлодвиге, мне нужно поговорить с Канделиусом о некоторых особенностях организма крылатых котов. Не будешь ли ты так любезен подождать здесь полчаса, пока мы поговорим?
— Да, моя повелительница.
Мы с Канделиусом вышли в тот самый коридор, по которому я несколько дней назад гналась за Шивой, одетая в красное платье и корсет, предвкушающая продолжение забав с Балдассаро…
— Света. Ты уже минуты три стоишь, смотришь в одну точку и явно хочешь уйти от разговора. Тебе настолько трудно вспоминать об этом? Я хотел бы узнать правду о смерти Доменике, но готов подождать.
— Не надо. Я расскажу.
С Хлодвиге я разговаривала на кураже, подстёгиваемая лёгким возбуждением. Пересказывать всё то же самое Канделиусу, не срываясь на крик: «Почему это происходило со мной?!», было намного сложнее. Но кот заслуживал правды.
Когда я закончила, Канделиус взлетел и натуральнейшим образом обнял меня лапами, уткнувшись пушистой головой в подбородок. И замурчал.
— Ну всё, иди к Хлодвиге. А то он уже весь измаялся, шагает туда-обратно возле двери.
Канделиус спрыгнул с моей шеи и отправился в сторону лестницы на второй этаж. А я с силой провела руками по лицу, стирая последствия разговора, и пошла к своей комнате. Сейчас мне как никогда требовался кураж, сопровождавший каждую «ночь доминирования».
Позавтракать мы решили в Чьямонте. Наблюдая за прохаживающимися по городу ящерами, я вдруг вспомнила, из-за чего мне пришлось возглавлять штурм Виадотте.
— Доменике говорил, что ящеры неохотно слушаются тебя.
— Возможно. Меня не волнует их мнение. — Хлодвиге пожал плечами. — Приказы выполняют, и ладно. Вообще с ними чаще Канделиус или кто-то из крылатых общается. Ну и тебя они чуть ли не боготворят. Кстати, а что такого ты им пообещала?
— Равные права с людьми, в основном. Ну и всё, что к этому прилагается: землю, на которую никто не будет посягать, уважение…
— Мда… — Хлодвиге уронил нож, который крутил в руке, и эмоционально выругался, глядя на тонкий порез на пальце. — Ты хоть представляешь, какое волнение это вызовет среди людей? Да тебе понадобится ещё одна такая армия, чтобы предотвратить бунты хотя бы в двенадцати крупнейших городах.
— Думаю, всё будет хорошо. Как только мы с Женевьевой начнём реформу образования, люди сразу поймут, что уважать надо даже тех существ, которые на них не похожи.
Хлодвиге, кривясь, промыл палец; затянул порез; протёр лезвие ножа и опустил его в поясные ножны, и только потом медленно повернулся ко мне.
— Я не знаю, какую реформу вы затеяли с девицей Нуово, но ладно, предположим, она сработает. Но как ты собираешься сдерживать волнения до того, как эта реформа даст результаты?
— Я… — осознав правоту Хлодвиге, я замялась.
— Какое-то время тебе точно придётся поддерживать порядок силами тех же ящеров и шмелей. Или держать население в страхе, устранив самых громких и принципиальных. А ещё лучше — всё вместе. А для начала — утопить под каким-нибудь благовидным предлогом действующий Совет и набрать новый. Ты уверена, что исполнение обещания, данного нелюдям, стоит таких трудностей для людей?
— Но это будет сделано ради их собственного блага! — Я даже повысила голос, недовольная тем, что Хлодвиге не понимает меня. — Мы не будем никого убивать, на крайний случай отправим самых рьяных перевоспитываться, в тюрьму. На них можно будет отрабатывать принципы ускоренного обучения. Послушай, мы с Женевьевой и Антонио проверили — чем больше человек знает и понимает, тем меньшими количествами магии он может обходиться. То есть, даже если мне не удастся сразу выяснить, что стало с магией, люди Террины продолжат жить так, как они привыкли. А, возможно, и лучше!
— Я в этом и не сомневался. Но я всё равно думаю, что давать ящерам права нужно осторожно. Лучше — после того, как мы вернёмся из Космоса.
— Но я даже не знаю, когда я отправлюсь туда! Корабль ещё надо найти и научиться им управлять. — Видя несогласие в глазах Хлодвиге, я подскочила со стула. — Ну как ты не понимаешь?! Они же видят, что мы уже победили, они будут ждать обещанного. Откуда мы знаем, когда им надоест ждать?
— Это может быть проблемой. Может быть, их всё-таки будет проще убить? — Хлодвиге нахмурился, затем покачал головой. — Спровоцируем новую войну… Ладно, два дня потерпят, надеюсь. Решать это вопрос до того, как ты обручишься с Терриной, всё равно нет смысла. Девять утра. Отправляемся, догаресса?
Похороны Фредерике Моста должны были начаться в полдень. Как объяснил мне Ромео Нуово, время было выбрано не случайно: считалось, что именно в это время Террина ближе всего к солнечным богам. И, соответственно, пепел сожжённого легко и быстро попадёт к Солнцу, в «рай».
Самым лучшим во всём этом рассказе было немного растерянное и смущённое лицо Ромео — лицо человека, который знает, что говорит глупости, и совершенно этому не рад. А самым худшим — то, что на правах названной дочери сжечь труп дотла должна была я, хотя обычно в таких ритуалах жгут хотя бы трое бенанданти — сил подобное занятие требует много. Но Ромео предложил мне сделать всё самой. По его задумке демонстрация такой силы должна заставить бунтовщиков сомневаться в успешности и разумности своих действий, а простых венецианцев — сильнее уважать меня.
Осталось придумать: как это сделать и не свалиться в обморок прямо возле гроба?
Завёрнутое в яркую жёлтую ткань тело Фредерике Моста, уложенное на несколько деревянных опор уже лежало у подножия лестницы, ведущей ко Дворцу дожа. Я пришла к нему одной из первых: только трое старушек в строгих испанских платьях, да пара суровых мужчин в тёмной одежде, с нашитыми на рукавах мечами, стояли у тела бывшего дожа.
Старушки меня не заинтересовали, а вот мужчины — очень даже. Антонио вчера час ускоренно рассказывал мне обо всех скуолах Сеньории, и я сразу вспомнила: меч на рукаве — символ скуолы Свободных Воинов. Что же они тут делают? Пришли попрощаться с бывшим дожем? Или заодно и с нынешней догарессой?