На этом моменте мне пришлось прервать размышления, и отправиться на кухню за остатками вкусных маленьких лепёшек, которые повара пекли прямо на раскалённой жаровне. Ибо я так и не смогла представить себе цивилизацию, которая способна на подобное.

— Не спится, Велла?

Женевьева сидела у жаровни и явно собиралась заняться тем же, чем и я. То есть, нагло доесть лепёшки.

— Не спится. Там хватит на двоих?

— Поделимся. Я как раз думала зайти к тебе, как поужинаю. Хотела кое-что рассказать.

Я устроилась рядом с Женевьевой, схватила лепёшку и принялась слушать.

— Я стала лучше обращаться с магией. И мне кажется, что причина — в тебе. Точнее, в том, чему ты учишь меня и Антонио. Он, кстати, тоже заметил изменения.

Ничего себе. То есть, я была права, и энергия взаимодействует напрямую с мозгом? Выглядит, в принципе, логично: больше знаний и умений, больше нейронных связей, легче управлять энергией. Вот и объяснение, почему я не сошла с ума, пропустив сквозь свою голову огромный объём магии. И тому, что я смогла телепортироваться без транзиттоло. А, учитывая то, что образы отнимают больше энергии, чем мой метод, основанный на знании, это может быть выходом для терринцев. Потому что, если я права, и звезда переродилась, то убрать барьер равносильно всепланетному самоубийству.

Но проверить всё-таки нужно.

— И что ты об этом думаешь?

— Что это очень хорошо. И вполне возможно. Не понимаю только, почему раньше этого никто не заметил.

— Кажется, я могу это объяснить. — Женевьева запрокинула голову, глядя на стоящие в зените спутники. — Записей о том времени почти не осталось, но дедушка говорил, что большинство бенанданти, которых удалось быстро собрать, были крестьянами. Моряков, торговцев, ремесленников и аристократов было очень мало, учёных не было вообще. Получается, почти все поселенцы прекрасно умели сеять хлеб, выращивать овощи, ухаживать за скотиной…

— Но практически не владели математикой, астрономией, и прочими науками. И обладали скорее мистическим мышлением, чем научным.

— И не видели в нём необходимости. У них ведь была магия. И желание делать всё не так, как заведено в доме, в котором они были заочно приговорены. Тем более, первым поселенцам пришлось тяжело даже с магией.

— Ну ладно, а потом почему никто не заметил? Всё равно рождаются люди, мыслящие чуть по-другому. Вы же создали Университас дель Арс.

— Может быть, кто-то и заметил. — Женевьева пожала плечами. — Но не стал делиться с остальными или просто не успел. Знаешь, стена Сегретты и отравленное поле появились не так давно. А до тех пор каждые двадцать-тридцать лет к нам кого-то да заносило. И иногда пришельцы оказывались очень воинственными. Или тупыми чудищами, одержимыми желанием жрать. Почти все взрослые бенанданти вынуждены были воевать. Сама понимаешь, многие погибали. Одно время даже действовал указ каждому жителю в возрасте от двадцати до семидесяти иметь не меньше шести детей. Кажется, его приняли чуть меньше двухсот лет назад и отменили спустя сто сорок лет. И Университас появился уже после того, как воздвигли стену Сегретты.

А с этой точки зрения я историю Террины не рассматривала.

— А почему в городах так мало народа? Мне казалось, в Новой Венеции должны хотя бы триста тысяч жить.

— Сто пятьдесят. В остальных городах поменьше. Кроме того, о чём я уже говорила, была ещё эпидемия. Лет сто назад. Тогда нас спас предыдущий пришелец с Земли, я говорила. А, ещё, лет двести назад, было что-то типа бунта.

— Прости, что?!

Интересно, это дожи так военные потери завуалировано обозвали или действительно был бунт?

— Ну, я точно не знаю, учебники об этом очень скудно говорят. Но вроде как появился какой-то проповедник, который начал объявлять конец мира, огонь гнева Солнечных Богов, и тому подобную чушь. Многие ему поверили и ушли с ним куда-то в море. Вроде как искать землю, лишённую скверны. — Женевьева презрительно фыркнула. — Велла, честное слово, я никогда особо их программой не интересовалась. Ушли и ушли, меньше идиотов осталось в Новой Венеции.

Значит, где-то на этой планете, на другом континенте, есть колония оголтелых религиозных фанатиков. Потому как я вполне способна поверить, что для людей с определённым образом мышления сошествие Небесного Червя и разразившаяся после этого война с ящерами — достоверные признаки грядущего Апокалипсиса. Такое и на Земле происходило, хоть и в чуть меньших масштабах.

— Вела, мне ещё кажется, что я стала тратить меньше магии на некоторые действия. И Антонио тоже так думает.

— Возможно. Дай угадаю: летать стало проще?

— Летать, уменьшать и увеличивать предметы, греть отвары. Это может быть связано с нашим обучением?

— Да. Я с самого начала заметила, что изменять мир, если знаешь, что именно должно произойти, намного проще. — Одного не понимаю, почему ей стало проще уменьшать предметы? Я так и не смогла ни освоить эти образы, ни придумать логичную схему, как это можно сделать, не превращая остатки вещества в энергию.

— То есть, если Доменике проиграет, у нас всё равно есть шанс? — Женевьева повернулась ко мне. Хоть и было темно, я практически видела, что в её глазах сияет надежда.

— Если хоть немного энергии останется, то да. Но нам придётся захватывать власть и реформировать всю систему образования. И быстро. Ты представляешь, каким образом это вообще можно осуществить?

— Пока нет. Но мы же придумаем, правда?

— Конечно, придумаем. Но давай всё-таки верить в план Доменике.

Мы посидели ещё немного, перебрасываясь ничего не значащими фразами, и разошлись по своим палаткам.

Следующим утром холмы, кое-где поросшие лесом, между которыми мы петляли со дня ухода из Виадотте, сменились горами. Невысокие, обветренные, они явно были очень стары и буквально лучились энергией.

— Ущелье мира. — Не успел мой порквалло сделать и пары шагов по ущелью, как нас догнал Балдассаро. — Здесь очень много энергии, так что ты должна быть предельно осторожна при переходе через него. Доменике говорит, что ты всё ещё не способна контролировать эмоции, как положено.

— Можно подумать, у него самого это всегда получается. — Теперь понятно, почему все крылатые коты резко взмыли вверх, стараясь держать поближе к вершинам гор. — Здесь есть залежи гранталла?

— В Университас думают, что да. Но добыть его не представляется возможным: никто не в состоянии так умело управлять энергией, чтобы сделать шахту, не обрушив здесь всё.

— Взяли бы кирки. — Интересно, как тогда сделали эту дорогу? Мы идём по руслу древней реки? Или дорогу проложили другие существа, жившие давным-давно на этой планете?

— Кирки? — Выражение лица Балдассаро меня повеселило: даже не могу представить, какое предложение могло бы вызвать такую реакцию на Земле. Кстати о предложениях и реакциях.

— Раб, тебя всё устраивает? — Мои ящеры шли на приличном расстоянии от нас, но я всё равно слегка понизила голос.

— Да, моя госпожа. Я счастлив служить Вам. — Я протянула руку, и Балдассаро прикоснулся губами к внутренней стороне моего запястья. В последнюю нашу встречу я приказала ему благодарить меня таким образом, и с удовольствием поняла, что Балдассаро не забыл о приказе. Хоть я никогда раньше не интересовалась настолько нестандартными практиками, мне казалось, что из этого красавчика получается отличный раб.

— Тогда я жду тебя сегодня ночью. И ты должен быть чист изнутри. И возьми с собой кусок гранталла. Теперь возвращайся к Доменике.

— Да, моя госпожа. — Он явно был удивлён, но вида не подал. И послушно остановил поркавалло, поджидая основные наши силы. Действительно, отличный раб. Я подняла голову, нашла взглядом небольшой тёмный силуэт, летящий чуть позади стаи сородичей (я так и не поняла, с какой логикой распределялись места в кошачьем маршевом построении). Всё бы хорошо, но как правильнее поступить с Шивой?

Вечер начался с взятки. Едва мы остановились на ночь, я попросила одного из солдат (все мои попытки узнать у ящеров их имена натолкнулись на стену непонимания, Шива сказал, что у них даже нет такого понятия) поймать мне рыбу в быстрой безымянной речушке, явно бегущей откуда-то с гор. Именно попросила — не приказала. Неважно, как принято здесь, я буду пользоваться земными принципами армейской субординации.