Как бы я не закрывался, что бы не внушал себе, страх все равно просачивался, изводя тоской. За мной охотились убийцы, а обратиться не к кому! Двое на одного, и сверхскорость, гадство такое, отказала! Как назло всё…

— Врешь, — натужно цедил я, — не возьмешь!

Миновав разворотное кольцо и «Лебединое озеро», пикап понесся вдоль путей. Подальности представлялся настоящий сюр: трамвай с двадцатым номером неторопливо скользил среди изжелта-бурого камыша, напрямую через плавни.

У «Ижика» так не получится — дорога выродилась в ямистый шлях, позабытый-позаброшенный у подножия Шкодовой горы. Неожиданно лобные доли стало горячить — «Жигуль» ринулся на обгон.

Ревя натруженным мотором, «копейка» поравнялась с «Ижиком». Поползло вниз бликовавшее боковое стекло. За ним скалился чернявый молодчик с «Магнумом» на взводе.

Полное впечатление, что кишки смерзлись в ледяной ком…

«Попробовать, как в боевиках?» — шарахнулась мысль.

Не умея сдержать ужас в себе, я надрывно закричал, резко выворачивая руль, бросая машину влево.

«Иж» с гулом и дребезгом ударил «Жигули» в борт. Бледно-голубой «копейке» таран не повредил, лишь дверцу помял слегка, а вот пикап сотрясся и завилял, врезаясь в кусты. Мотор заглох.

— Да чтоб вас всех… — шипели вздрагивающие губы, пока трясущиеся руки отстегивали ремень.

Матеря нумерариев, я резво покинул машину и дунул по склону вверх, зигзагом между деревьями и глыбами вывороченного камня. Грохнул выстрел, но стрелять снизу вверх не слишком удобно — пуля с зудом выбила фонтанчик дерна.

Я оглянулся — машина преследователей замерла посреди дороги с распахнутыми дверцами, а сами нумерарии живо карабкались по склону.

— Сто-ой! — хлестнул резкий голос.

«Ага, щаз-з!»

Гулкий хлопок — и еще одна пуля сорок пятого калибра пронизала заросли. К нараставшей усталости примешалось отчаяние. Ну, где, где она, моя сверхскорость? Куда подевалась, сволочная опция?

Споткнувшись, я выбрался на широкий уступ — бывший дворик пещерного дома, вырубленного в известковой скале. Сырое жилище местных босяков завалили в тридцатые, и руины успели порасти терновником. Я сунулся к зиявшему входу. Засыпан! Отшагнул — и еле удержался. Прямо у моих ног обрывалась пустота — пролом в «крыше» подземного жилища, выдолбленного «этажом» ниже. Камешки сыпались в пугающую полутьму, цокая по обломкам и плюхая в лужи.

— Стой!

Цепляясь за пучки травы, чернявый вылез на край и поднялся с четверенек. Следом, задыхаясь, перевалился смуглый целитель с розовым шрамом на щеке.

— Нон спарате, — простонал он, — нон спарате![3]

Стрелок неприятно улыбнулся в ответ. Заметно прихрамывая, он приблизился ко мне, и я напрягся, готовясь прянуть в сторону и броситься на нумерария слева.

Мои мышцы окостенели, сердце тяжко бухало, я до боли сжимал зубы, следя, как толчками задирается дуло револьвера. Темнолицый взял с места, вытягивая руки. С гортанным криком он бросился на стрелка. Тот мягко развернулся, нажимая на спуск. Зловредный окатыш металла выбил на куртке целителя белую известковую пыль, цвиркнула темная струйка крови, но чернявого это не спасло — падая, темнолицый напарник пихнул его в тощую грудь. «Магнум» закувыркался в воздухе, весело поблескивая никелем…

Целитель рухнул ничком на краю провала, а стрелок замедленно, как во сне, ломано взмахивая руками и тараща глаза в диком ужасе, упал спиной. Короткий вскрик — и тишина…

Я чуть сам не грохнулся от изнеможения. Шатаясь, шаркая по каменному крошеву, подобрался к своему нежданному спасителю и опустился на колени.

«А что толку? — потекли горькие мысли. — Разрядились вконец мои батарейки! Всё, никаких тебе чудес Христовых…»

Со второй попытки перевернув целителя на спину, я раздернул «молнию» на его куртке. Пуля пробила грудь насквозь. Затампонировав рану, я наложил руки. Бесполезно! Энергия едва теплилась.

И вдруг меня продрало всего, от кончиков пальцев до темечка. Словно кипяток пролился по венам и жилам, раскаляя позвоночник и паря в горниле мозга. Виски пыхнули накалом.

«Обратный огонь»?! Не веря, накрыл руками кровоточащую вдавлину — привычный жар начал свое истечение…

«Живем!» — повеселел я.

Слабое клекочущее дыхание больше не надувало кровавых пузырей — рана затянулась тонкой розовой пленочкой, а «обратный огонь» угас.

Со стоном я выпрямил спину, и мой пациент, будто вторя мне, замычал, открывая глаза.

— Больно? — бросил я, отдыхая.

— Нет… — выдавил раненый. — Спасибо, Миха…

— Не за что, — кривая усмешечка набежала на мои губы. — Кстати, я лишил тебя Силы.

О том, что и сам ее лишился, говорить не стал — незачем постороннему знать о моих слабостях.

«Потеря потерь…»

— К-как? — остановился взгляд темнолицего.

— Да вот так, — мокрым платком я старательно оттирал с пальцев запекшуюся кровь. — «Обратный огонь»! Не из головы через руки, а по рукам в голову. Говорят, на Филиппинах был такой случай — один хилер… Танашири, кажется, у другого всю его энергию забрал.

— Да-а… — заговорил раненый упадающим голосом. — Я специально ездил к нему в Багио, умолял и меня лишить этой чертовой Силы. Увы, хилер мне не смог помочь…

— Не понял, — озадачился я.

— Миха! — проникновенно сказал нумерарий, выдавливая бледную улыбку. — Один Господь ведает, как же я благодарен тебе за избавление! Чего я только не делал, как только не пытался освободиться от проклятого дара! Бывало, даже мысли о суициде приходили, и я долгими месяцами замаливал помышление о грехе. О, Боже, Боже мой! — он возвел очи горе. — Пусть я сегодня не выживу, так хоть помру нормальным человеком!

— Не помрешь, — буркнул я, дивясь человеческой натуре.

Заглянув в провал, увидел изломанное тело, и носком ботинка сбросил револьвер. Прах к праху. — Как его звали?

— Аглауко Мути, — с готовностью ответил темнолицый. — А я — Томаш Платек. Да, за мною грех, но убийство, совершенное мною, во благо. Я верю, что Он справедлив, и простит меня.

— Завидую тем, кто верует, — хмыкнул я невесело, — всегда найдете опору вовне. А вот мне, атеисту, приходится топать на своих двоих. Оскальзываться, падать и подниматься… Скажи-ка мне, Томаш… Ничего, что я тыкаю?

— Я даже к Создателю не обращаюсь на «вы»… — губы Платека шевельнулись, улыбчиво изгибаясь.

— Это правда, что меня заказал Войтыла?

— Правда, — серьезно ответил нумерарий. — Совершенно случайно я подслушал разговор кардинала с Отцом…

Томаш посвятил меня во все подробности, и я задумался. Ликвидация Бжезинского вовсе не отменила операцию «Полония», лишь осложнила жизнь ЦРУ и БНД. Деньги вложены, ситуация раскачивается, а Герек читает по утрам «Монд»…

Ну, да ладно. Наши в курсе, и время еще есть. И надежда теплится — вдруг, да Восточный Общий рынок стабилизирует положение в Польше, смягчая раскатывающийся кризис.

Правда, откровенничать с Платеком глупо — пшек, он и в «Опус Деи» пшек. Но вера — страшная сила…

— А теперь послушай меня, — начал я с напором. — Не то плохо, что польского кардинала подсаживают на трон, а то, что Войтыла, выбившись в папы, станет Наместником Сатаны на земле. Я не преувеличиваю, ибо знаю. Павел VI стар и нездоров. Летом семьдесят восьмого года похитят и убьют его лучшего друга, Альдо Моро. Возможно, именно этой, отнюдь не случайной потери не выдержит сердце понтифика. Не уверен, но факт есть факт — в августе папа скончается от разрыва сердца — и начнутся игры ватиканских «сборных»! Выберут человека, который выше и вне группировок — венецианского кардинала Альбино Лучани. Его Святейшество примет имя Иоанна-Павла I, люди к нему потянутся, прозывая «улыбающимся папой»… А через месяц он умрет при странных обстоятельствах. Вроде бы, тоже обширный инфаркт, однако монсеньора Лучани отличало… отличает крепкое здоровье и неутомимость. К тому же вскрытия не будет, врач даже не осмотрит тело, а все улики исчезнут.

— Отравят? — выдохнул Томаш, болезненно морщась.