Взгляд его упал на вернувшегося из ванной мокрого, похожего на попавшего под дождь воробья Сергунчика.
— Вот его мы тебе в помощь и оставим.
Порывшись в кармане, бригадир нашёл билет и паспорт Сергунчика, сунул ему в руки.
Мирон поморщился, и Силин понял его. Уезжая с бригадой, Сергунчик имел шанс не только доехать до родного Запорожья, но и привезти большую часть денег домой. В одиночку же у него это не получалось, хотя в Москве он калымил третий раз.
— Да ладно, я один справлюсь, — попробовал отказаться от ненужного помощника Нумизмат, но бригадир остался непреклонен.
— Нет! Не дай Боже я его рожу в поезде замечу, сразу под откос выброшу!
В это время подошёл Паршин с мужиками, несущими линолеум. Они быстро расстелили его, кусок оказался как раз во всю комнату.
— Слава Богу! — вырвался у всех вздох облегчения.
— Отрываем плинтуса, стелим линолеум, — начал командовать Шалим. — Черт, ему бы отлежаться часа два, чтобы буграми не получился!
— Ну и отлежится. Мне спешить некуда, за ночь я с ним управлюсь.
Все десять строителей посмотрели на Михаила как на живого бога.
— Выручай, Михалыч, век тебя не забудем! — вырвалось у далеко не сентиментального Шалима.
Силин никогда не видел, чтобы строители работали в таком темпе. Сейчас действия бригады могли претендовать на запись в Книге рекордов Гиннесса, если бы в ней существовал раздел «Исправление ранее допущенного брака».
В восьмом часу вечера Силин подошёл к стоящему в дверях прорабу.
— Что стоишь, Васильич? Езжай на свой концерт. Ещё успеешь.
Паршин глянул на часы, затем спросил:
— Ну а вы как, без меня управитесь?
— Конечно, — заверил его Нумизмат. — Я останусь с Сергунчиком до утра и все доделаю, можешь не сомневаться.
Паршин знал, что его Елена не простит, если он не появится в театре. Отношения с женой в последнее время стали какие-то нервные, и ему не хотелось ещё больше разжигать этот конфликт.
«Он сделает, — подумал прораб, взглянув на спокойное лицо Нумизмата. — На него можно положиться».
— Михалыч, сто долларов за мной, только чтобы все было завтра в норме.
— Идёт, — легко согласился Силин.
Прораб так спешил, что не попрощался с рабочими. Но и тем было не до сантиментов. Ровно в восемь приехал «пазик», и Михаил, посмотрев в окно, объявил:
— Хорош, мужики! Такси подано, пора на вокзал.
Шалим, разогнувшись, глянул сначала на часы, потом на проделанную работу. Линолеум медленно, но верно расправлялся.
— Давайте, езжайте, — подбодрил его Силин. — И Сергунчика с собой захватите, а то ещё плакать будет, мешать мне. Один управлюсь.
— Нет, пусть помогает, — в очередной раз упрямо отверг эту идею рыжий.
— Может, все-таки возьмём его, а, бригадир? — спросил Ренат.
— Нет, — зло отрезал Шалим. — Чтоб глаза мои его не видели!
Коротко, но тепло распрощавшись с Силиным, бригада погрузилась в автобус и отбыла со своей годовалой каторги.
Снова поднявшись в дом, Нумизмат взглянул на своего злосчастного напарника. В ноздрях Сергунчика виднелась засохшая кровь, нижняя губа припухла, наклоняясь и разгибаясь, он постанывал — болели ушибленные ребра.
— Не робей, Сергунчик! — подбодрил его Силин. — Не сегодня, так завтра домой уедешь. Это ты в серой баклажке лак отмутил?
— Да, — нехотя сознался мужичонка. — Только я эти дыры не прожигал, клянусь! Я же курю два раза в день, утром и после обеда. У меня и привычки нет лёжа курить.
— Ладно-ладно, верю я тебе, — успокоил его Нумизмат и, уже склоняясь над линолеумом, заметил как бы невзначай: — А баклажку эту Ренат в телегу с мусором выкинул.
Минут через пять после этих слов Сергунчик отпросился за новой кистью, его долго не было, пришёл он уже изрядно повеселевший, забывший про свои обиды и болячки. На него напала болтливость, и спасало Силина лишь то, что время от времени Сергунчик удалялся в туалет и возвращался ещё более счастливым. К окончанию работы он был уже «хорош», говорить не мог, сидел на полу, по-турецки сложив ноги, облизываясь, и время от времени изображал руками что-то вульгарно-непристойное, очевидно, так он ругался с отсутствующим бригадиром. Пристроив последний плинтус, Силин сам принёс ему злосчастную баклажку и налил ещё полстакана мутного пойла, пахнувшего больше ацетоном, чем спиртом. Пару минут Сергунчик соображал, что это у него в руке, потом понял, показал Силину знаками, чтобы тот налил себе.
— Я потом, — усмехнулся Нумизмат. — После тебя.
После выпитой бурдомаги Сергунчик оставался на плаву ещё секунд сорок, затем плавно повалился набок.
Не сильно церемонясь с бесчувственным телом, Силин отволок его на первый этаж и пристроил в маленькой комнатке для прислуги, поближе к тёплой батарее. Теперь ничто уже не мешало Нумизмату заняться работой на себя.
Первым делом он спустился на первый этаж и запер дверь. Опасаться ему было кого, вторые сутки дом охраняли по всем правилам действующих резиденций: два внушительных жлоба ошивались в сторожке, лениво поглядывая на экраны внешнего обзора. Двор они пока ещё не просматривали, незачем было, но Нумизмат хотел подстраховаться, чтобы его не застали в самый разгар не предусмотренного сметой труда.
После этого Силин спустился вниз, в гараж. Его давно уже привлекал импортный портативный аппарат для газосварки. Ещё три дня назад он опробовал его, убедился, что два небольших баллона на удобной тележке заряжены и вполне доступны ему в управлении. Нумизмат достаточно попотел, поднимая тележку по всем лестницам на второй этаж, при всей своей компактности весила она не меньше пятидесяти килограммов.
Открыв нишу и ещё раз осмотрев её, Силин принёс стремянку и асбестовое покрывало, предназначенное для тушения небольших пожаров. Постелив эту тряпку на пол, он поставил сверху стремянку, натянул на голову строительный подшлемник, прикрывающий ещё и шею, защитные очки и разжёг горелку.
Тонкая оцинкованная жесть резалась гудящим голубым пламенем, как бумага. Проделав в коробе квадратное отверстие, как раз повторяющее по своим размерам люк из плит подвесного потолка, Михаил ловко подхватил вырезанный кусок жести и осторожно, дабы не обжечься об ещё горячие края дыры, заглянул внутрь короба. Да, он все рассчитал верно. Пространства внутри вентиляционной трубы вполне хватило бы даже для двоих.
В несколько приёмов спустив вниз позаимствованное оборудование, Силин вернулся к своему убежищу уже с сумкой. Оббив молотком выступающие части оплавленного шва, Нумизмат закинул сумку в тёмное жерло своего нового жилища и, используя полки комнатки как лестницу — с таким расчётом он их и делал — поднялся наверх.
В сам короб он протиснулся с некоторой опаской. Все-таки весил он немало — как бы не разошлись замки сборки, да и побаивался за крепёж всего сооружения к потолку. Слава Богу, все было сработано крепко и на совесть. В коробе слегка пахло металлом, свежей окалиной и почему-то краской. Михаил прополз по прямоугольной трубе как можно дальше, так, чтобы ноги не торчали над дырой, затем зажёг фонарик и осмотрелся. Батарейка уже слегка подсела, и луч света не достигал конца воздуховода.
Немного полежав на месте, Силин попробовал развернуться, но понял, что это ему не удастся. Неудача его несколько озадачила — в такой позиции он не смог открывать и закрывать за собой люк.
— Ладно, что-нибудь придумаю, — пробормотал Михаил, выбираясь из своего тайника. Ему оставалась сущая малость: сделать своё убежище скрытым и в то же время легкодоступным. Силин уже прикручивал последний шуруп к небольшому шпингалету, когда из коридора послышалось пьяное бормотание Сергунчика. Нумизмат прикрыл дверцу ниши и по звукам, доносящимся снаружи, понял, что его пьяненький напарник, пошатываясь, переходит из комнаты в комнату в поисках его, Силина.
— Михалыч, Михал-лыч, ты где?
Звук голоса пьяного строителя чуточку стих, и Силин понял, что тот зашёл в одну из комнат. Нумизмат быстро выскользнул из «темнушки». Секунд через пять после этого из «розовой спальни» походкой краба выплыл Сергунчик. Увидел долгожданного «Михал-лыча», он смешно вытаращил глаза:
