Сергей Валерьевич дал добро, но только после того, как с меня снимут гипс, повязки и снова сделают снимки. Я ждала этого момента, как манны небесной.

Мама, которая навестила меня как раз после завтрака, осталась дождаться результатов обследования. И буквально через два часа с меня сняли гипс. Снимки показали, что все косточки срослись, не оставив ни единого намека на повреждения двухнедельной давности. Только мышцы болели и нуждались в разработке. Меня решили оставить здесь еще на неделю на курс лечебной физкультуры. Что еще более удивительно, на моем животе так же не осталось шрамов, или каких-либо следов пореза. Мама на радостях расплакалась, тут же позвонила отцу с братом, чтобы поделится хорошими новостями.

Все почти налаживалось, если бы не предстоящее судебное разбирательство и не мои сны. Теперь эти кошмары снились мне каждую ночь. И каждую ночь меня ожидал новый зверь: пума, гепард, тигр, лев, ягуар. В последнюю проведенную в больнице ночь, мне приснился лис. И это был не тот обычный рыжий пушистый зверек, бегавший по лесам. Его размер не уступал леопарду, только более изящный что ли, и с тремя хвостами. Да и его хищный оскал не вводил в заблуждение. За эти семь ночей я привыкла, что каждый зверь меня кусает, смотрит и уходит. Поэтому, сидя в грязи, я больше даже не пыталась сопротивляться. Это было все равно бесполезно. Просто ждала, покорно опустив голову.

Когда агония после укуса начала спадать, я поняла, что лис сейчас уйдет и спросила:

– Долго вы еще будете меня мучить?

Лис наклонил голову, прищурил свои карие глаза и хитро посмотрел на меня, словно размышляя отвечать мне или нет.

– Двенадцать… – прошелестел он и исчез. А я снова проснулась на рассвете.

Я хотела спросить больше и узнать чего двенадцать? Дней, месяцев или лет?! Эта неопределенность убивала!

Я снова расплакалась, просто не представляя способа решения моих проблем. Именно в таком виде меня и нашла мама.

– Ч-ш-ш, не плачь, милая, – ласково начала успокаивать она. – Я знаю, глупо говорить, что все будет хорошо. Хорошо уже не будет. Ты должна понимать, что так иногда бывает в жизни. И даже если ты будешь плакать весь день, ничего не изменится.

– Мама, мне страшно, – прорыдала я, уткнувшись в ее плечо. – Мамочка, мне так страшно и одиноко…

– Доченька, мне тоже страшно. Больше всего на свете я боюсь потерять тебя, но ты должна быть сильной несмотря ни на что. И не позволяй другим видеть твои слезы и слабость, иначе тебя съедят. Но вот чего я не понимаю, так это почему ты, мой ангел, считаешь себя одинокой? У тебя есть я, есть отец, есть брат. Вчера приехала бабушка, чтобы навестить свою любимую внучку. Правда, это был сюрприз. Ну да ладно.

– Мама, я не об этом… У меня не осталось друзей.

Мама обхватила мое лицо ладонями и посмотрела в глаза:

– А разве это были друзья? К тому же, кто тебе мешает завести новых, только теперь уже настоящих.

– Где я их возьму, если меня отправят в тюрьму или на исправительные работы?! – я потерлась о ее нежные руки и с грустью посмотрела на мать.

Какая же она у меня красивая. Длинные шоколадные, как у меня, волосы заделаны в пучок, сбоку же был выпущен игривый локон. Большие зеленые глаза на идеально вылепленном, без единой морщинки, лице. Хорошую фигуру подчеркивало длинное темно-синее платье, соответствовавшее последним модным тенденциям, а накинутый поверх белый пиджак подчеркивал бронзовый загар ее кожи.

– Лакшми, ты должна понимать, что какого бы хорошего адвоката не нанял твой отец, он не поможет, да и сам бог тут не помог бы. Оборотни постараются добиться высшей меры наказания и положат на это все свои силы и средства. Но ты, мой ангел, должна быть храброй и сильной. Знай, мы всегда будем любить тебя, неважно, что произойдет и чем закончится суд. Даже если тебя отправят на исправительные работы, помни, что оттуда люди возвращаются. И ты выберешься!

Мама говорила так решительно и была так не похожа на саму себя, что мне стало даже стыдно за свои слезы.

Я обняла маму. Умеет она найти нужные слова.

– Ладно, будет тебе! Хватит киснуть, тебе пора собираться. Суд будет в одиннадцать часов. А тебе еще надо помыться, – тут мама раскрыла сумочку, вытащила шампунь и кучу всяких волшебных масочек и кремов.

– Решила побаловать меня на прощание? – я улыбнулась, рассматривая это богатство.

– Просто хочу, чтобы ты выглядела красивой, и пусть они там сдохнут от злости, – возразила мамуля и сжала свои кулачки.

В итоге, на суд меня снарядили как на свидание: намыли, накрасили, причесали и одели в красивое нежно-голубое платье длиной до колена. Вроде простой крой – платье футляр, но его изюминкой была сама ткань с нежным цветочным принтом. Мамуля создала мне самый невинный образ из возможных.

Я оценивающе посмотрела на себя в зеркало. За время болезни я не похудела и не растолстела, ровно какой была, такой и осталась, разве что в глазах появилась усталость. Тут вошла бабушка и кинулась меня обнимать.

– Верочка, ты что думаешь, они ее не узнают или восхитятся и отпустят? – переспросила она, рассматривая меня.

– Нет, мама хочет, чтобы они лопнули от злости, – возразила я.

– Ах, ну это вполне возможно. Лакшми выглядит как цветочек, – усмехнулась ба. – Ой, я вам перекусить принесла, – спохватилась она. В общем, бабушки, они у всех бабушки. Всегда и всех кормят.

Ровно через пять минут мы жевали домашние пироги, запивали их домашним компотом и хвалили бабулю. Вскоре пришли отец и брат, чтобы пожелать удачи на суде и обнять меня напоследок. Я еле удержалась от того, чтобы не расплакаться. Мои родные любимые и самые близкие, как я была рада, что они у меня есть – моя семья.

Состав преступления не имеет значения, имеет значение состав суда.

Братья Вайнеры. Петля и камень в зеленой траве

Сам процесс я не запомнила, видимо переволновалась. Зато хорошо запомнила лица на стороне потерпевших. Оборотни – красивые, с атлетическими фигурами, надменные и гордые. Они разглядывали меня, кто с интересом, кто с ненавистью, кто с презрением, кто с жалостью. Я делала вид, что мне плевать, что я выше этого. Да, мне искренне жаль того парня – Джорджа Ладлоу, но и калечить свою жизнь, я не желала.

Меня пару раз спрашивали о случившемся, и я добровольно все рассказывала, как мы условились с адвокатом. По его прогнозам мне грозил всего лишь штраф, так как якобы парень был сам виноват. Однако он не рассчитывал, что осерчавшие родители представят иные доказательства. Откуда-то взялись показания свидетеля и снимки, что я проехала на красный свет, а бедный мальчик был добропорядочным пешеходом. Мои заявления, что там и в помине не было светофора, снова отмели как наглое вранье. Ибо, оказывается, светофор там еще до моего рождения стоял, и стоять будет после. В общем, проиграли мы с треском. Суд меня приговорил к высшей мере наказания – пяти годам исправительных работ, по устранению последствий вторжения внеземной формы жизни.

Мама упала в обморок, судорожно прижав ладошки ко рту, отец чуть было не полез в драку, хорошо хоть Аркадий Валерьевич вовремя его удержал. Бабушка плакала и причитала: «Ой, сгубят мою кровиночку». Только Костик стойко все воспринял. Я подмигнула ему. Он лишь улыбнулся в ответ. Хороший парень растет. Я отвернулась, больше не в силах смотреть на семью.

Некоторые из присутствовавших сторонников потерпевших тоже нахмурились. Видимо им стало жаль бедную девочку. А мне уже было плевать. Я думала, как мне выжить в этом кошмаре, кажется, это будет пострашнее моих ночных игр воображения и куда смертельней.

Адвокат попробовал оспорить решение, но суд заявил: «Решение окончательное и обжалованию не подлежит».

Моим родным не дали даже со мной попрощаться, тут же взяли под стражу. Мама едва сумела передать сумку с необходимыми и дозволенными вещами.