— Только не с тобой! — ответила Энн.
— Тсс,- говори ласково,— сказала Сеси, и пальцы Энн сами потянулись к голове Тома.
Энн отдернула руку.
— Я с ума сошла!
— Верно.— Он кивнул, улыбаясь, слегка озадаченный.— Ты хотела потрогать меня?
— Не знаю- Уходи, уходи! — Ее щеки пылали, словно розовые угли.
— Почему ты не убегаешь? Я тебя не держу.— Том выпрямился.— Ты передумала? Пойдешь сегодня со мной на танцы? Это очень важно. Я потом скажу почему.
— Нет,—ответила Энн.
— Да! — воскликнула Сеси.— Я еще никогда не танцевала. Хочу танцевать. Я еще никогда не носила длинного шуршащего платья. Хочу платье. Хочу танцевать всю ночь. Я еще никогда не была в танцующей женщине, папа и мама ни разу мне не позволяли. Собаки, кошки, кузнечики, листая — я во всем свете побывала в разное время, но никогда не была женщиной в весенний вечер, в такой вечер, как этот... О, прошу тебя, пойдем на танцы!
Мысль ее напряглась, словно расправились пальцы в новой перчатке.
— Хорошо,— сказала Энн Лири,— Я пойду с тобой на танцы, Том.
— А теперь — в дом, живо! — воскликнула Сеси.— Тебе еще надо умыться, сказать родителям, достать платье, утюг в руки, за дело!
— Мама,— сказала Энн,— я передумала.
Повозка мчалась по дороге, комнаты фермы вдруг ожили, кипела вода для купания, плита раскалила утюг для платья, мать металась из угла в угол, и рот ее ощетинился шпильками.
— Что это на тебя вдруг нашло, Энн? Тебе ведь не нравится Том!
— Верно.— И Энн в разгар приготовлений вдруг застыла на месте.
«Но ведь весна!» — подумала Сеси.
— Сейчас весна,— сказала Энн.
«И такой чудесный вечер для танцев»,— подумала Сеси.
— ...для танцев,— пробормотала Энн Лири.
И вот она уже сидит в корыте, и пузырчатое мыло пенится на ее белых покатых плечах, лепит под мышками гнездышки, теплая грудь скользит в ладонях, и Сеси заставляет губы шевелиться. Она терла тут, мылила там, а теперь — встать! Вытереться полотенцем! Духи! Пудра!
— Эй, ты! — Энн окликнула свое отражение в зеркале: белое и розовое, словно лилии и гвоздики.— Кто ты сегодня вечером?
— Семнадцатилетняя девушка.— Сеси выглянула из ее фиалковых глаз.— Ты меня не видишь. А ты знаешь, что я здесь?
Энн Лири покачала головой.
— Не иначе в меня вселилась апрельская ведьма.
— Горячо, горячо! — рассмеялась Сеси.— А теперь одеваться.
Ах, как сладостно, когда красивая одежда облегаетпышущее жизнью тело! И снаружи уже зовут...
— Энн, Том здесь!
— Скажите ему, пусть подождет.— Энн вдруг села.— Скажите, что я не пойду на танцы.
— Что такое? — сказала мать, стоя на пороге.
Сеси мигом заняла свое место. На какое-то роковое мгновение она отвлеклась, покинула тело Энн. Услышала далекий топот копыт, скрип колес на лунной дороге и вдруг подумала: «Полечу найду Тома, проникну в его голову, посмотрю, что чувствует в такую ночь парень двадцати двух лет». И она пустилась в полет над вересковым лугом, но тотчас вернулась, будто птица в родную клетку, и заметалась, забилась в голове Энн Лири.
— Энн!
— Пусть уходит!
— Энн! — Сеси устроилась поудобнее и напрягла свои мысли.
Но Энн закусила удила.
— Нет, нет, я его ненавижу!
Нельзя было ни на миг оставлять ее. Сеси подчинила себе руки девушки... сердце... голову... исподволь, осторожно: «Встань!» — подумала она.
Энн встала.
«Надень пальто!»
Энн надела пальто.
«Теперь иди!»
«Нет!» — подумала Энн Лири.
«Ступай!»
— Энн,— заговорила мать,— не заставляй больше Тома ждать. Сейчас же иди, и никаких фокусов. Что это на тебя нашло?
— Ничего, мама. Спокойной ночи. Мы вернемся поздно.
Энн и Сеси вместе выбежали в весенний вечер.
Комната, полная плавно танцующих голубей, которые мягко распускают оборки величавых, пышных перьев, комната, полная павлинов, полная радужных пятен и бликов. И посреди всего этого кружится, кружится в танце Энн Лири...
— Какой сегодня чудесный вечер! — сказала Сеси.
— Какой чудесный вечер! — произнесла Энн.
— Ты какая-то странная,— сказал Том.
Вихревая музыка окутала их мглой, закружила в струях песни; они плыли, качались, тонули и вновь всплывали за глотком воздуха, цепляясь друг за друга, словно утопающие, и опять кружились, кружились в вихре, в шепоте, вздохах под звуки «Прекрасного Огайо».
Сеси напевала. Губы Энн разомкнулись, и зазвучала мелодия.
— Да, я странная,— ответила Энн.
— Ты на себя не похожа,— сказал Том.
— Сегодня — да.
— Ты не та Энн Лири, которую я знал.
— Совсем, совсем не та,— прошептала Сеси за много-мно-го миль оттуда.
— Совсем не та,— послушно повторили губы Энн.
— У меня какое-то нелепое чувство,— сказал Том.
— Насчет чего?
— Насчет тебя.— Он чуть отодвинулся и, кружа ее, пристально, пытливо посмотрел на разрумянившееся лицо.— Твои глаза,—произнес он,—не возьму в толк.
— Ты видишь меня? — спросила Сеси.
— Ты вроде бы здесь и вроде бы где-то далеко отсюда.— Том осторожно ее кружил, лицо у него было озабоченное..
— Да.
— Почему ты пошла со мной?
— Я не хотела,— ответила Энн.
— Так почему же?..
— Что-то меня заставило.
— Что?
— Не знаю.— В голосе Энн зазвенели слезы.
— Спокойно, тише... тише...— шепнула Сеси.— Вот так. Кружись, кружись.
Они шуршали и шелестели, взлетали и опускались в темной комнате, и музыка вела и кружила их.
— И все-таки ты пошла на танцы,— сказал Том.
— Пошла,— ответила Сеси.
— Хватит.— И он легко увлек ее в танце к двери, на волю, неприметно увел ее прочь от зала, от музыки и людей.
Они забрались в повозку и сели рядом.
— Энн,— сказал он и взял ее руки дрожащими руками.— Энн.
Но он произносил ее имя так, словно это было вовсе не ее имя. Он пристально смотрел на бледное лицо Энн, теперь ее глаза были открыты.
— Энн,, было время, я любил тебя, ты это знаешь,— сказал он.
— Знаю.
— Но ты всегда была так переменчива, а мне не хотелось страдать понапрасну.
— Ничего страшного, мы еще так молоды,— ответила Энн.
— Нет-нет, я хотела сказать; прости меня,— сказала Сеси.
— За что простить? — Том отпустил ее руки и насторожился.
Ночь была теплая, и отовсюду их обдавало трепетное дыхание земли, и зазеленевшие деревья тихо дышали шуршащими, шелестящими листьями.
— Не знаю,— ответила Эин.
— Нет, знаю,—сказала Сеси.— Ты высокий, ты самый красивый парень на свете. Сегодня чудесный вечер, я на всю жизнь запомню, как я провела его с тобой.
И она протянула холодную чужую руку за его сопротивляющейся рукой, взяла ее, стиснула, согрела.
— Что с тобой сегодня? — сказал, недоумевая, Том.— То одно говоришь, то другое. Сама на себя не похожа. Я тебя по старой памяти решил на танцы позвать. Поначалу спросил просто так. А когда мы стояли с тобой у колодца,, вдруг почувствовал: ты как-то переменилась, сильно переменилась. Стада другая. Появилось что-то новое... мягкость какая-то...— Он подыскивал слова.— Не знаю, не умею сказать. И смотрела не так. И голос не тот. И я знаю: я опять в тебя влюблен.
«Не в нее,— сказала Сеси,— в меня!»
— А я боюсь тебя любить,— продолжал он.— Ты опять станешь меня мучить.
— Может быть,— ответила Энн.
«Нет-нет, я всем сердцем буду тебя любить! — подумала Сеси.— Энн, скажи ему это, скажи за меня. Скажи, что ты его всем сердцем полюбишь».
Энн ничего не сказала.
Том тихо придвинулся к ней, ласково взял ее за подбородок.
— Я уезжаю. Нанялся на работу, сто миль отсюда. Ты будешь обо мне скучать?
— Да,— сказали Энн и Сеси.
— Так можно поцеловать тебя на прощание?
— Да,— сказала Сеси, прежде чем кто-либо другой успел ответить.
Он прижался губами к чужому рту. Дрожа, он поцеловал чужие губы.
Энн сидела будто белое изваяние.
— Энн! — воскликнула Сеси.— Подними руки, обними его!
Она сидела в лунном сиянии, будто деревянная кукла.