А разговоры о демократии – всего лишь камуфляж. Демократия и либерализм, особенно в организационной сфере и сфере собственности, это веление времени и уровня технологических сложностей современной жизни, не более того. Придавать им гипертрофированное значение, без оглядки на свою историю, культуру, природу, – на интересы своего народа, наконец, – просто глупо.

Мир стоит на пороге глубочайшего кризиса. Ресурсов уже недостает, и за них уже идёт борьба. Чем она кончится, пока неясно, то есть наше будущее, как и будущее других, туманно. Если Россия уцелеет как единое государство, проводящее свою, патриотическую политику, то мы получим свой шанс. Но уже сегодня те, к кому наши реформаторы так стремятся нас присоединить, дают понять, что России пора сворачивать свою внешнеполитическую деятельность. «Игры больших мальчиков» вне её компетенции, и даже проблемы собственного существования решать не ей, хоть она и считает их важными для себя. По их мнению, мы не в праве иметь «зону собственных интересов», экономических или политических, не только вне своей территории, но и внутри.

Как хотелось Ельцину после 1993 года, чтобы «большие мальчики» признали его равным себе! Он даже дал им сигнал, что согласен, вместе со всей своей Россией, войти в НАТО. Он их обнимал и говорил: «Мои друзья». А они, в общем-то, не обращали на него внимания. Он обиделся, и это было заметно.

Понять, что Россия им не нужна совсем, ни как друг, ни как враг, он был не в состоянии. Ну, что им стоило хотя бы сказать, что Россия – ровня им, что без неё никак? Вместо этого нас то не принимали в какие-то клубы, то наши морские суда задерживали, то кого-то арестовывали, устраивая выволочки по поводу и без. То к Чечне прицепятся, то к Калининграду. Ведут себя, как жена с постылым. Или нет, как Абдулла в фильме «Белое солнце пустыни» с этим бедным музейным смотрителем. Когда тот стал возмущаться грабежом, ведь мог же Абдулла сказать: мы не будем трогать твои ковры и кувшины. Скажи, старичок, а где здесь подземный ход? Всесильный бандит не воспринимал всерьёз ни музей с его рухлядью, ни этого деда, как живого человека, вот в чём дело-то. Стрельнул сквозь икону, и все разошлись искать подземный ход.

Известно, что между внешней и внутренней свободой – изрядная разница. В России между внешней свободой, то есть внешним правом и законом, и «внутренним законом» нередко лежит огромная пропасть, возникающая из традиционности русского сознания, которое помнит, что есть Высшая справедливость, Божий суд, – и никакие реформы, никакое просвещение его так просто не отменят, как бы ни напирали реформаторы на важность юридического права.

Терпение русского народа происходит не в последнюю очередь от чувства внутренней свободы. И это не покорность государству, а приятие государства как целого, как своего. Идеал целого ближе идеала раздробленности. Но при этом наличие «внутренней свободы» не подразумевает упразднения «внешней свободы».

В статье «Апология русского характера» (НГ, 27.06.00) Виктор Аксючиц пишет:

«Более всего о характере народа свидетельствует его история, по поводу которой следует повторить очевидные факты, вовсе не очевидные для предвзятого общественного мнения. Русский народ выжил в суровых природных и геополитических условиях, освоил при этом наибольшие в истории пространства, сформировал самое большое в мире государство, не уничтожил и не поработил ни одного народа, создал великую культуру. Очевидно, что такой народ обладает уникальными качествами.

Русскому человеку генетически передались противоречивые свойства славянского эпилептоидного типа (по определению Ксении Касьяновой). Эпилептоид в обычных ситуациях спокоен, терпелив и запаслив, но если его долго раздражать, – он взрывоопасен. Он стремится действовать в собственном ритме и по своему плану, последователен и упорен в достижении цели. Эпилептоидному характеру свойственны замедленные реакции, некоторая «вязкость» мышления и действий («Русский мужик задним умом крепок»). В спокойных состояниях он склонен к легкой депрессии: вялости, апатии, плохим настроениям и пониженному тонусу деятельности, что давало основания говорить о «русской лени». Переключение на другой вид деятельности происходит с трудом, а собирание сил для этого – замедленно, ибо требуется время для «раскачки», привыкания к новым обстоятельствам. Но в результате русский человек мобилизовывался и давал адекватный ответ вызовам судьбы, проявляя волю, ум и смекалку в труднейшей борьбе за выживание. Поэтому «русский долго запрягает, но быстро едет».

Мы понимаем, что, например, негры в Африке чёрные не из-за гнева Бога и не потому, что «плохие» – а так, по причине большого Солнца. И чукчи приобрели свои физические особенности из-за природных условий, в результате долгой эволюции; таким, какими они получились, легче выносить бесконечную зиму.

Виктор Аксючиц пишет: «Может быть, только народ с подобным эпилептоидным генотипом мог приспособиться к суровым и неустойчивым циклам Евразии». Мы отвечаем: наоборот, неустойчивая природа создала тут подобный тип человека, который, при всём при этом, остаётся представителем общего человечьего рода. И кстати, всё, что сказано здесь о русских, в равной мере относится к любым коренным народам России.

Особое значение для выживания имеет культура. Трудности жизни компенсировались жизненным укладом: русский образ жизни является продолжением русского характера, и наоборот. Но когда рушатся традиции и связи с глубинными национальными ориентирами, русские начинали деградировать: потеря смысла жизни страшнее любых испытаний.

Как и любой землянин, русский склонен к индивидуализму и замкнутости. Но православное воспитание привило народу соборное жизнеощущение и ценностную мотивацию долга, отличающуюся от рационального мотива «пользы», присущего западной цивилизации; а в отдельных регионах России сходное мироощущение достигнуто на основе мусульманского воспитания.

В России поведение людей оценивается не по результату, но в большей степени по соответствию принятым нормам, а действия людей – не пользой, но «правильностью». Поэтому соборные мотивы действий ради «земли», «мира» или «во имя общего дела» всегда оказывались преобладающими.

Материальное накопительство в нашей культуре не было популярным; оно допускалось лишь как вещное проявление более высоких целей или самореализации человека. Русские народы способны на долготерпение, могут выдержать огромные лишения, но только при наличии идеалов и смысла жизни.

Процитируем ещё немного из статьи Виктора Аксючица:

«Все характерные свойства русского народа говорят о том, что он не способен органично вписаться в современную потребительскую цивилизацию и массовую культуру. Ибо русский человек не может всецело вдохновиться идеалами обогащения и потребления, являющимися движителем современной цивилизации. Русские приговорены суровыми условиями северо-востока Евразии отставать в безумной потребительской гонке современности. У нас объективно заданы меньший по отношению к западным странам прибавочный продукт и в то же время большие затраты национальных сил на самосохранение. Именно поэтому сельское хозяйство в нашей сельскохозяйственной стране не может быть рентабельным, и всегда будет нуждаться в государственной поддержке. Поэтому же и наша промышленность заведомо менее рентабельна, чем западная.

В определении национальных приоритетов ведущую роль традиционно для России должно сыграть государство – борьба за выживание в труднейших условиях требовали мобилизации и концентрации всех ресурсов в руках мощной государственности. Поэтому русский народ-государственник всегда воспринимал власть сакрально: от власти ждали не столько благосостояния, сколько спасения и в суровейших условиях жизни, и от внешних угроз».

Так что Россия действительно имеет свою «особость», хоть её и пытаются искать не там, где надо. Русское государство из-за уникальности условий человеческой жизни получилось совсем другим, нежели западноевропейские, хоть и проделало путь, сходный с тем, который прошли они. И там чужестранцев княжить приглашали. И свои татары (берберы-мавры, арабы-сарацины) там были. И между собой западные европейцы дрались не меньше, если не больше, чем мы между собой, а также с поляками, ливонцами, шведами, немцами и французами. А средневековые зверства христианнейших королей и святой инквизиции были почище опричнины Ивана Грозного. Французы одной своей «Варфоломеевской ночью» перекрыли все кошмары нашего Ивана, за полвека его царствования.