Мы имеем ряд свидетельств, как некоторым мистикам и святым, некоторым великим мыслителям–созерцателям или некоторым великим творцам в области художественной красоты, в состоянии «восхищения» и вдохновенной интуиции, мир раскрывался как чудо Божие. Присутствие Бога в мире — и потому весь мир как некое дивное чудо, — ощутил вдруг Яков Беме в момент своего «обращения». Это, говорит он, было как переход из смерти к жизни, как бы через некие «врата», в новую, преизбыточествующую жизнь. И во всех тварях, в каждом стебельке травы, он увидел чудо, увидал присутствие Бога.

Замечательная итальянская мистическая созерцательница конца 13–го века, Анджела из Фолиньо (из духовной школы Франциска Ассизского), спускаясь с гор в долину Сполето, слышит в душе своей невыразимый, душу покоряющий голос (она называет его «голос Духа Божия»), который ей говорит: «Видишь, вот все это — творение Мое». И она видит неизъяснимую красоту и высокое достоинство твари и Бога, пребывающего среди твари и наполняющего мир. Вся тварь переносится тогда — в таком созерцании, в такой в глубину идущей интуиции, в иной план. Мир становится чудом, ибо исполнен Бога. Картины такого преображения известны нам из жизни святых, когда тварь становится покорной человеку, живущему в Боге, и мир действительно начинает становиться чудом. Но не через наши эмоции, а действием благодати, обновляющей жизнь. Ибо наряду с чудом творения и близости Божией к твари есть чудо начинающегося уже ныне преображения нашей действительности. Ибо бытие в Боге есть сокровенная сущность мира. Но мир есть вместе с тем — арена злых влияний, поле действия злых сил. Христианство называет его поэтому падшим миром. И тут особенно остро становится вопрос о чуде. Чудо в том, чтобы падшую действительность поднять на ступень благодатной. В этом — так веруют христиане — смысл величайшего из чудес: воплощения, смерти и воскресения Сына Божия.

В том чудо, что эта благодатная действительность, живущая по законам Вечной Жизни, благодатным и божественным, врывается и входит в эту падшую действительность, живущую по низшим, материальным законам падшего и грешного мира, подвластного смерти и тлению, и хотя–бы отчасти видоизменяет и преображает ее.

С вопросом чуда связан теснейшим образом вопрос о молитве и чудодейственной силе молитвы. Здесь встречаются два течения, — идущее снизу и идущее сверху, соединенные в одном акте молитвенного преображения жизни. Жизнь преображается через молитву, становится, так сказать, «прозрачной» средой, через которую просвечивает неизреченная, превозмогающая близость Божия. И это уже есть, как мы видим, великое чудо.

Но через молитву совершается иногда чудо в более тесном смысле слова: когда законы низшей дествительности вдруг прерываются, отходят, бледнеют перед прорывающейся победоносной закономерностью высшей, творящей новую жизнь. И тогда новая духовная действительность может нередко получить и физическое отражение, проявиться и в физической, земной действительности. Сила духа может излечить и физические болезни, может исполнить физическое естество новым превозмогающим содержанием, так что пять хлебов могут действительно насытить пять тысяч (и еще набралось 12 корзин оставшихся кусков), и вода может сделаться вином необычайного вкуса и аромата. И дикие звери доверчиво приходят к святым, служат им. И демонские силы трепещут и отступают.

Таким образом уже в этой жизни вспыхивают и загораются проблески того, что будет в жизни будущего века, когда «смерти не будет уже» и «не будет ничего проклятого», и «Господь отрет слезы от всех очей» (Откр. 21. 4 и 22.3). Вспыхивают зори, первые лучи грядущей Вечной Жизни, когда «Бог будет всё во всём» (1 Кор. 15. 28), и «вся тварь будет освобождена от рабства тлению в свободу славы детей Божиих» (Рим. 8. 21). Чудо есть залог этого, чудо есть откровение победной силы Божией, проявление высшей закономерности «жизни Духа», закономерности Вечной Жизни, проявление творческой свободы Божией, связанной с творческим порывом человека к Богу и являющейся ответом на него и вместе с тем его источником и корнем, — той творческой свободы Божией, что носит сама в себе свою закономерность.

«Закон духа жизни во Христе Иисусе освободил меня от закона греха и смерти» (Рим. 8.2). Это есть высшее и центральное чудо, ибо это есть высшее проявление любви Божией, которая есть корень и основание и суть и внутренний творческий закон жизни мира и истории мира.

Для нас чудо есть поэтому подъем из низшей закономерности на плоскость «закона жизни Духа», уже реально вошедшей, реально прорвавшейся в этот наш мир, и вместе с тем залог грядущей полноты откровения славы и победного величия и милосердия Его.

В чуде (настоящем чуде: ибо есть и выдуманные и мнимые и даже ложные чудеса!) приподымается завеса над более настоящей, более подлинной, более реальной действительностью.

Учение о Логосе — о Слове Божием имеет огромное значение для нашей веры. Есть основной смысл и основной внутренний закон творения и жизни, как жизни мира, так и жизни человека. Все существующее связано с Ним, существует через Него. «Все через Него начало быть, и без Него ничего не начало быть, что начало быть». Все люди, живущие в мире, сознательно или — гораздо чаще — бессознательно тянутся к этому внутреннему закону жизни, направляются к нему, хотя вместе с тем они еще чаще поворачиваются к нему спиной, и все же они связаны с ним, живут из него. Без него прекращается всякий смысл их существования. Пусть этот смысл ими не осознан, пусть он ими нарушается на каждом шагу, но тем не менее им они живут. «В Нем была жизнь, и жизнь была Свет человеков. И Свет во тьме светит, и тьма Его не объяла … Был Свет истинный, просвещающий всякого человека, приходящего в мир».

«Всякого человека, приходящего в мир» — это значит, что нет человека, который как–то не прикоснулся бы к этому Свету — хотя бы в самой глубине души, хотя бы в смутном подсознании своем. И не может быть этот Свет окончательно затушен. «И Свет во тьме светит, и тьма не объяла Его».

Новые горизонты открываются нам через это в мировой истории. Действительно, лучи Логоса Божия, хотя и затемненные и непонятные, коснулись как–то здесь и там среди ужасающей тьмы и зажгли здесь и там ответные искры.

Логос Божий есть основа мироздания. Логос Божий есть внутренний закон жизни мира, есть сила, притягивающая человека и направляющая его и озаряющая его, хотя бы и смутно, хотя бы и издали, своими лучами.

Воплощенный Логос Божий, воплощенное Слово Божие есть центр истории мира. К Нему сходятся и от Него расходятся все лучи. В Нем все обетования Божии «да и аминь» (2 Кор. 1.20). В Нем осуществляется план Божий о мире. В Нем действительно конкретно и покоряющим, решающим образом раскрылась и вошла в мир воплощенная Любовь Божия — эта основа, этот основоположный закон и «задний фон» бытия всего мира.

Логос Божий, Слово Божие, как основа творения.

Мы стоим перед загадкой движущегося в нас и со всех сторон движущегося вокруг нас, мятущегося, уходящего в небытие, и вместе с тем продолжающего существовать мира, полного смерти, разрушения, борьбы. И, вместе с тем, ощущается и познается нами — хотя и в весьма несовершенной степени — стройная, сложная, раскрывающаяся нам во все новых и новых захватывающих горизонтах, структура мира. В этой структуре мира есть огромное величие — в этих круговых вращениях электронов, в этом огромном напряжении и устремлении сил, из взаимодействия которых раждается то, что мы называем материей; — здесь есть не только захватывающий зов глубин, уходящих в бесконечность, но и красота и планомерность, поражающие наш ум. Мы начинаем понимать слова о Премудрости, лежащей в основе мироздания, подобно тому, как эту Премудрость разумел автор книги Иова и авторы псалмов, когда они восхищались величием Божиим, открывающимся в сиянии солнца, в блистании звезд и в преграде, положенной дикому разгулу морской стихии, и в «ликовании» холмов и полей и пастбищ, и в мощи кедров ливанских. Слова о Премудрости Божией, о плане Божием в творении невольно навертываются у верующего в Бога человека. Не следы ли это Божественного Логоса, встречаемые, ощущаемые нами в творении? А если мы — падшие и во грехе находящиеся, и мир — падший, то не могут ли открыться нам по ту сторону, так сказать, падшего состояния мира — еще большие красоты и величие Божественного Логоса?