Этот район я знал не слишком хорошо, и в моем болезненном сознании дым и пламя, как из горнила, свет от фонарей и окон невольно ассоциировались с кругами ада. Демоны населяли этот мир, и все вокруг кишело ими. Они творили все, что им вздумается, и никто не мог их остановить: телефоны молчали. Когда время от времени появлялась машина «скорой помощи», они слетались неизвестно откуда и закидывали ее камнями и зажигалками. Скользя от двери к двери, стараясь оставаться в тени, отбрасываемой мигающими огнями пожара, я начал понимать, что произошло. Эта часть города оказалась отрезанной и находилась под их контролем. Так, конечно, не могло продолжаться долго, но за то время, пока все это тянется, они смогут нанести городу непоправимый ущерб. Казалось, этого-то они и хотели. Они пели, кричали, били стекла в окнах и мародерствовали – или, по крайней мере, это так выглядело.

Но затем я увидел, как одна кучка бунтарей разбила окно в магазине мебели и кинулась выносить из витрины столы, стулья, бюро и разбивать их прямо на мостовой; они ничего не взяли. Что было еще удивительнее, не взяли ничего и парни, разбившие витрину магазина электроприборов, находившегося чуть ниже: телевизоры, игровые приставки, дорогущая хай-фай-электроника – все полетело в канаву. Никто даже игрового картриджа или плеера в карман не положил, уж не говоря о том, чтобы ускользнуть домой с телевизором или другой дорогой техникой. Они вели себя как пьяные, но на самом деле были трезвы; в руках у них были ломы, отвертки, садовые ножницы и тяжеленные ножи, и все они полетели в окно – решетки не помеха – с точно рассчитанной скоростью. Внезапно, посреди веселья, они все побросали и понеслись по улице вниз, как будто их кто-то позвал. Я двинулся за ними, но медленнее, стараясь не попадаться им на глаза. Я отскочил в сторону, как вспугнутый заяц, наткнувшись случайно на дверной проем, а под ногами у меня что-то шевельнулось. Я крепко ухватился за это что-то – и получил от кого-то, впрочем, не очень сильно. Мы выкатились на свет, и я прямо перед собой увидел молодого парня в помятых джинсах, с ног до головы покрытого значками с политической символикой и остатками нарисованного слогана. Он весь трясся как осиновый лист, но при этом не оставлял попыток врезать мне. Кто-то предпринимал слабые усилия схватить меня за ноги. Я без труда отстранил юнца и посмотрел вниз. Еще одна тень, распростертая в дверном проеме, – отбивная. У парня из носа тянулся густой кровавый след, лоб был расцарапан.

– Я тебе ничего не сделаю, если ты отвяжешься! – произнес я быстро, и он весь сразу поник.

– Кто это?

Это была молодая женщина, хотя я это понял только потому, что ее одежда была изодрана в клочья. Голова ее была разбита, лицо превратилось в маску из перепутанных волос и крови. Мне очень не понравилось, как она дышит.

– Ты был на этой демонстрации?

– Мы с этим ничего общего не имеем! – простонал он, а затем сам себя поправил: – Ладно, один-два бешеных вляпались в эту белиберду, но кашу-то заварили другие, у них были ножи, а потом появились копы, и мы побежали. Потом мы встретились с этими чуваками, которые вломились в кафе, и мы попытались им сказать, и вот что они сделали с ней. Они всё мучили и мучили ее, а я не мог им помешать…

– Никто не смог бы, – сказал я, понимая, что это не вина в нем говорит, а обычная беспомощность, которой он никогда прежде не испытывал. – Так устроен мир, иногда всякое случается. По крайней мере она еще жива. Может быть, мы сможем ей помочь.

Череп, казалось, был цел, как и позвоночник, но нога была странным образом изогнута – я предположил, что это вывих бедра. Я уже решил было попытаться его вправить, когда почувствовал острый край кости – скорее всего кости таза были раздроблены. Я огляделся по сторонам. Насилие, грабежи, поджоги – за этими окнами наверняка скрываются люди, и много, но ясно как божий день: они не откроют двери, если постучать.

– Мне пришлось убежать, – продолжал парень, – а потом, когда они ушли, я вернулся и… и…

Я поднял девушку – чертовски опасное занятие, но он ее уже двигал, да и вообще ничего другого не оставалось. Она слегка пошевелилась и застонала.

– Ты правильно поступил. Единственно верное решение. Ты не мог с этими придурками биться в одиночку. Мне и самому приходилось убегать несколько раз, и обстоятельства меня извиняли куда меньше. Пошли.

Через дорогу и вниз по лестнице, шаря взглядами по дверям, пока я не обнаружил одну с кучей звонков – больше вероятности кого-нибудь там застать. Парнишка постучал раз и два, но, как и следовало ожидать, никто нам не ответил. Я с силой ударил по замку, он тоже, и после третьего удара что-то затрещало, и дверь распахнулась внутрь. Мы ввалились в вымощенный каменными плитами вестибюль и так и замерли на месте. На лестнице стояли люди, целая группа людей, и в луче электрического фонарика поблескивало дуло двустволки.

– Стой где стоишь, мистер! Или я снесу твою чертову башку…

– Слушай, заткнись! – прорычал я. – У нас тут девушка сильно пострадала. Ее необходимо в безопасное место…

Мои слова немного растопили лед. Люди заворчали, принялись спорить, жаловаться на жизнь, как это происходит обычно. Но очень скоро ее перенесли наверх, а одна женщина, которая оказалась медсестрой, изо всех сил старалась помочь ей. Снайпер с ружьем вместе со мной приступил к починке двери.

– Тут, наверное, во всей округе тихони вроде вас, – произнес я. – Прячутся за дверями, а вокруг – грабежи, насилие и убийства.

– Ну а что еще остается делать? – недовольно спросил он – грузный мужчина примерно моего возраста, похожий на водителя грузовика. – Только сидеть и ждать, пока в дело ввяжутся копы.

– Это займет не один час. Они, должно быть, и не знают что все это еще не закончилось. Они ведь не экстрасенсы, так? И никак с ними не свяжешься: телефонов нет, электричества тоже.

Он задумался:

– Там дальше по улице живет Шон. В его микроавтобусе есть радио с любительским диапазоном. Только не думаю, чтобы он открыл нам дверь.

– Как твоя ударная нога, а? – осведомился молодой забастовщик, с грохотом сбегая вниз по лестнице с парочкой соратников. Они держали в руках палки, а один был вооружен страшного вида пожарным топором. – Как она?

– Я думаю, ничего. Теперь.

– Ну ладно, я понял, что надо делать, – проворчал водитель. – Укрепим дверь как следует, а потом пойдем к Шону. Будем надеяться, что он не очень скор на расправу.

Но на этот раз крики сквозь прорезь для почты помогли: нас пустили в дом. Шон оказался жуткого вида существом, похожим на бородатого строителя, – настоящий человек-гора. Радио его представляло собой страшную штуку, всю состоявшую из звенящих проводков, покрытых цементной крошкой и краской, – но эта штука, как ни странно, работала. Его первыми словами, сопровождавшимися толчком мне в бок, были:

– Слушай, а ты говоришь как богатей.

Мы связались с таксопарком на другом конце города, а у них была прямая связь с полицией. Копы были уже в курсе дела, но поблагодарили нас за более детальное сообщение. Они надеялись, что в ближайшие час-два улицы будут у них под контролем. Вот и все, что они смогли нам сообщить.

– Час-другой! – повторил владелец двустволки.

– Куча всего может случиться за это время, – мрачно произнес Шон.

– Да и так уже слишком многое случилось, – прибавил я. – Если бы мы могли… у вас здесь поблизости больше нет друзей, с которыми можно связаться?

– Или прибить их собственной дверью? – В его бороде показался ряд зубов. – Ну да, почему бы и нет. А ты думаешь…

– Ничего я не думаю. Но мы могли бы хоть немного им помешать.

– Раз и навсегда! – сказал, захлебываясь слюной, один из юношей, угрожающе потрясая палкой, пока мы потихоньку выходили из гаража.

– Не так быстро, – посоветовал я, устало оглядывая улицу. – Лучше просто заманить их в ловушку, разбить их теплую компанию. Это ни нам, ни им ничего стоить не будет. Никаких тебе кровопролитных битв, если нам, конечно, удастся этого избежать. Они сами так разделались с полицейскими, да и от нас могут камня на камне не оставить. Во всей этой стае что-то есть, – судя по всему, у них железная дисциплина. Такое ощущение, что их специально натаскивали.