– За что? – спросил я. – Что он сделал?

– А вы разве не знаете? – отвечал тот достаточно вежливо, но удивленно. – Он расстрелял толпу, волновавшуюся при совершении казни. Солдаты исполнили его приказ; многие погибли. Что ж, пусть попробует повоевать с веревкой!

Пока он это говорил, человек в белом кружевном воротнике отошел от жертвы, впихнув в связанные руки офицера какой-то предмет, очевидно Библию; как только он это сделал, веревка натянулась. Я моргнул от ужаса, но отвернуться не смог. Мужчина повис, оторвавшись всего на несколько дюймов от земли. Он умирал долго и трудно, а толпа в молчании следила за ним. Я сжал рукоятку меча; но с кем я должен был бороться на сей раз? Здесь собрался почти весь город, воспринимая происходящее как торжество справедливости.

– Так и должно быть? – задыхаясь, проговорил я.

– Да, что-то долговато не помирает, – задумчиво пробормотал мужчина, к которому я обращался.

Я ничего не сказал. Для меня происходящее было лишь очередным судом Линча, а человек, которого повесили, вполне вероятно, только исполнял свой долг так, как его понимал. Но кто я такой, чтобы судить их? Кровь еще не высохла на моем мече. И несомненно было одно: любая из историй, которым я оказался свидетелем, могла случиться где угодно – и, как показали события этой ночи, могла случиться и сейчас. И выходило, что те силы, которые некогда подпитывались мятежами и забастовками, продолжают подогревать толпу. Я отвернулся, потрясенный до глубины души, и позволил теням вновь сомкнуться за моей спиной.

Путеводной звездой полыхал пожар, и столб дыма с пламенем вздымался ввысь на безвременных просторах Спирали. Над разрушенными крышами он поднимался подобно темным бастионам среди облаков, огромной башней высился над страной. Под его черным пологом, порожденным ужасом и жестокостью, наливались соком бесчисленные цветы зла. Я попытался препятствовать их росту, но удалось ли мне это? Или только сам замарался в этой грязи?

Я бежал и бежал, уже не сворачивая с пути. Я не выпускал огромный столб из виду, сосредоточив на нем все свои помыслы и устремления и не глядя по сторонам, ибо возможность вновь увидеть тени прошедшего пугала меня. Вокруг меня не стихал гул голосов, но я, наученный опытом, и не думал идти на него. Не было определенного времени или места, откуда он раздавался, они все сошлись в этом гуле воедино, и он был неизменным и постоянным, эхом отдававшийся по дорогам Спирали и становившийся все громче, гремящий водопад ненависти, жестокости и отчаяния. Наконец я все же начал выделять другие, более пронзительные звуки, которые показались мне сначала криками или плачем. Это были сирены полицейских, пожарных машин и машин «скорой помощи», которые прорывались сквозь этот грохочущий хаос. Дым все больше сгущался вокруг, шаги мои громкими шлепками отдавались от полотна дороги, и я уже ощущал на своих щеках жаркое дыхание пламени. От резкого голубого света заболели и без того раздраженные глаза, и я устало огляделся по сторонам.

Гостиница все так же полыхала впереди; но это сияние было ближе. Это горела церковь, и два пожарных шланга отплясывали на ее крыше. Церковь окружили полицейские машины с включенными мигалками, а за ними стояла знакомая мне пестрая толпа, на которую падали пляшущие голубые отблески. Я заметил огромный силуэт Шона, рядом с которым полицейский, стоявший тут же и о чем-то говоривший с великаном, казался просто гномом. Здесь же были и ротвейлеры; снова пристегнутые на поводок, они лениво лизали сухой корм. По всей видимости, здесь все спокойно. Лучше мне не вмешиваться: наверняка придется объяснять, откуда у меня этот меч. Я повернулся и захромал по направлению к пылающей гостинице и улице, по которой смогу наконец-то вернуться домой.

Усталость овладевала мной с каждым шагом все больше, обволакивая подобно свинцовому плащу. Возвращаться к машине смысла не имело, она уже никуда и никогда больше поехать не сможет. От этой мысли мне стало тоскливо. Когда я наконец вышел на дорогу, ведущую по холму вниз, то увидел, как целая стайка насосов тушит огромное пламя, а пожарные сгрудились рядом, в своих черных защитных комбинезонах похожие на толпу гномов.

Я вряд ли буду скучать по торговому центру или гостинице; но на этом месте наверняка построят что-нибудь еще более ужасающее. То тут, то там начали появляться машины, можно было увидеть даже такси. Я все время помнил о мече и уже собрался снять куртку, чтобы завернуть в нее оружие, но тут понял, что у меня в руках больше ничего нет. Я оглянулся, но потом вспомнил, что такое уже случалось. Я подозревал, что, придя домой, найду меч целым и невредимым, висящим над камином, как будто он никуда и не исчезал. Но окно будет разбито.

Так оно и вышло. Когда я вылез из попутки, которую поймал по дороге, то увидел осколки стекла на тротуаре.

– Ваше окно? – поинтересовался молодой водитель. – Не повезло, дружище, смотри-ка, во всем доме больше ни одного не тронули. – Он оглянулся по сторонам. – Да и вообще тут все довольно тихо, никогда бы не сказал, что была забастовка! А я-то всегда думал, что тут, в районе доков, особенно тяжко.

– Да, здесь по большей части живут преуспевающие люди.

– Наверное, сюда парочку-другую копов прислали, вот здесь и спокойно. Ну ладно, мне пора, не хочу, чтоб жена волновалась. Пока!

Я задумчиво огляделся по сторонам. Он был прав. Большая часть города отделалась легким испугом, даже кварталы, находившиеся рядом с портом. Но здесь тишина стояла просто неправдоподобная. Я внезапно вспомнил о всеобъемлющих, невидимых глазу силах, которые следят за порядком в портах Спирали, в таких, как этот.

Но за кого же приняли меня сегодня вечером? Скорее всего за идиота, сующего нос не в свои дела. Сами они никогда не пытаются разрешить все проблемы. Им, конечно, виднее. И все же… все же. Девушка может умереть, фанатики могут найти другую жертву, а ведьм могут повесить. Но что было бы, не вмешайся я? Мне не дано этого знать. Однако, по крайней мере, хоть в одном я наконец-то уверен: мне суждено было попытаться. Без моего вмешательства все могло выйти еще хуже – и намного.

Я слишком устал, а лифт, ясное дело, не работал. И я пополз вверх по лестнице к моему пентхаусу [48], а когда я наконец до него добрался, то насилу смог попасть ключом в замочную скважину. Сигнализация у меня на автономном питании и отключается изнутри. А когда привычная слуху сторожевая песнь не заиграла, я решил, что вдобавок ко всему и батарейки сели. Я отпустил дверь, и она захлопнулась. Я благодарно прислонился к ней и окинул взглядом свою вытянутую непомерных размеров гостиную.

Камин был на месте, но меча над ним не оказалось. Он лежал на полу, возле окна, в куче битого стекла. Я нагнулся, чтобы его поднять, – и тут же вздрогнул. Как пистолет упирается в шею – это ощущение было мне знакомо.

– Ничего гнездышко! – произнес хриплый неуверенный голос. – Жаль, но я не могу себе такого позволить. Но здесь холодновато. Да и сигнализация не ахти какая. Вставай. Лицом к стене, руки за голову. Живее!