Но внезапно «Си-Тран» превратился в реальность для семнадцати стран, оказался готов к внедрению еще в десяти, а гигантская программа по его расширению должна была раскинуть свои сети далеко за пределы Европы и опутать весь земной шар. Но это уже была не моя забота. Я больше не мог контролировать все дела, да и никто не смог бы. От меня требовалось лишь давать интервью, председательствовать на проводимых изредка собраниях консорциума и грести деньги лопатой. Но не всякий миллион доставил бы мне то наслаждение, которое я получил от сумки, набитой потертыми гинеями, луидорами, реалами и мягкими испанскими унциями. Сумка эта досталась мне ценой тяжких испытаний во время первого плавания по тем незнакомым, бескрайним морям, что простираются между мирами Спирали и так не похожи на наши.

Случилось это два года назад, когда все возрастающие трудности новой системы стали так давить на меня, что я в отчаянии бежал от них, собрал своих старинных друзей, нашел капитана с командой и товары для торговли в незнакомых портах. Год спустя я снова, уже в качестве капитана собственного корабля, пустился в плавание, на этот раз более продолжительное. Продолжительное, полное опасностей и не такое выгодное, как в прошлый раз, но начало было положено.

Дважды уже притягивала меня Спираль, однажды волею случая и любопытства, второй раз по необходимости. Теперь же она не просто притягивала, а неудержимо влекла, и потребность быть там буквально разрывала меня на части. Каков был смысл моей жизни, жизни червяка, застрявшего в Сердцевине? А ведь там, за пределами этого мира, существовала вселенная безграничных возможностей! Сердцевина безнадежно меркла перед буйством ее смелых красок. Но этот мир был известен мне и подвластен мне, насколько он может быть подвластен людям, и даже в большей степени, чем большинству из них. Спираль же обладала любопытной особенностью подчеркивать как сильные, так и слабые стороны. Нет, лучше уж я разберусь со своими проблемами здесь, чем они поднимутся и захлестнут меня там, снаружи.

В конце концов, мне была известна самая главная моя проблема. Здесь или там, в Сердцевине или на Спирали, я оставался одинок. Я избавился от бессмысленности, чувства вины и холодной пустоты моего прошлого. Я твердо решил начать жить заново, найти настоящих друзей, выстроить свои отношения с людьми и даже жениться. Но мне было уже за сорок, и лгали те, кто говорил, что мне не дашь моего возраста, – еще как дашь, если посмотреть изнутри. И я привык жить работой. Не самое хорошее начало. Как я мог изменить эту идиотскую двойную жизнь? Разве впутать в нее кого-нибудь из близких мне женщин? Но Клэр и Джеки знали все это. И обе решили держаться подальше как от Спирали, так и от меня. Теперь они, уж конечно, забыли обо всем – людям свойственно забывать. Там, на Спирали, тоже были женщины, и в немалом количестве, но отношения в тамошней переменчивой атмосфере редко затягивались, ибо чересчур длительная остановка означала там потерю памяти и возвращение в болото серого мира смертных.

Я с раздражением осушил стакан и ощутил горечь. Уставившись на огромную фантастичную гряду облаков, я всей душой пожелал укрыться за ней, пожелал так горячо, как никогда прежде…

Официант поставил передо мной еще один стакан, хоть я и не мог припомнить, чтобы заказывал его. К питью, однако, я не притронулся. Повернувшись к стойке бара, чтобы просмотреть меню, я краем глаза заметил белое пятно, похожее на запутавшийся в кронах низкорослых деревьев обрывок облака. Но стоило моим глазам сфокусироваться, как в голове у меня все смешалось. Это была лошадь, и немаленькая, судя по виду. Лошадь серой масти, а вернее сказать, чистейшего, ослепительно белого цвета. Она стояла неподалеку, но ни наездника, ни грума рядом не было. Оседланная и взнузданная, но не привязанная и не стреноженная, лошадь спокойно наклонила голову и принялась пастись на жалком пятачке под деревьями, где росла редкая трава.

Я огляделся по сторонам – и правда никого. Животное, должно быть, заблудилось и забрело сюда откуда-то… с ярмарочной презентации скорее всего. Да, конечно: агентство наняло известную танцевальную группу и подготовило весьма внушительные аудио – и видеоматериалы. За последние несколько недель я нагляделся на что угодно, начиная от стриптизерш и заканчивая гиппопотамами. И еще я понял, что следует сделать что-нибудь прежде, чем несчастное животное выйдет на Autobahn [13] или столкнется с каким-нибудь любителем быстрой езды, выезжающим с автостоянки. А нужно сказать, что лошадей я любил. Прихватив с собой несколько кусочков сахара из сахарницы на столе, я перемахнул через заграждение и осторожно двинулся по асфальту, стараясь не спугнуть животное.

Впрочем, беспокоиться не следовало. Конь поднял голову и посмотрел на меня, затем слегка тряхнул гривой да так и остался стоять, как будто поджидая меня.

– Да ты какой рослый мальчик, – сказал я тихо.

Чем ближе я подбирался, тем крупнее казался конь. Конечно, это был не шайр, и не першерон [14], но ростом и статностью он походил на очень крупного тракена. Я не мог определить его породу, – судя по вытянутой форме головы, в нем не было ничего от арабского скакуна. Сбруя тоже была необычная, тяжелая и расшитая орнаментом, седло с высокой передней лукой, но не в ковбойском стиле, а скорее уж в восточном. Я снял обертку с продолговатых сахарных кирпичиков. Конь понюхал их и принял, изящно приподняв губу, а затем позволил погладить себя по мускулистой шее.

Тряхнув гривой, конь фыркнул, как будто желая сказать: «Ну и чего ты ждешь?»

Нет, это был не какой-нибудь заплутавший бездельник из шоу. Вокруг скакуна витал дух Спирали, дух волшебства и загадочности. Да, Спираль была опасным местом. Но сейчас мне было плевать на это. Я попробовал подпругу – она была затянута как следует. Я ухватился за луку и, опершись одной ногой о поребрик, другую вставил в стремя, подтянулся и очутился в седле. Другая моя нога нашла стремя без труда – и тотчас огромный жеребец с радостным ржанием развернулся и устремился к зеленой завесе деревьев.

Я невольно пригнулся, увидев, как стремительно надвигается листва, и инстинктивно потянулся за поводьями, которые, как оказалось, были обмотаны вокруг луки. Но не успел я схватить их, как мы уже пролетели сквозь заросли, и мягкий звук топота копыт по траве сменился, но не на приглушенный стук по асфальту – нет, земля ответила барабанной дробью, – камень отозвался грохотом, когда огромное животное перешло на галоп. Я взглянул вниз и чуть было не лишился чувств. Земли под конскими копытами видно не было, она терялась в обволакивавшем нас летящем сероватом тумане, так что казалось, будто мы не движемся, а туман пролетает мимо нас. Возникало ощущение, что от удара копыт туман на мгновение застывает, но уже через секунду, едва копыта отрываются от его поверхности, тает снова. Кроме того, стоя в стременах и вертя головой по сторонам, я заметил еще кое-что: дорога уходила по склону вверх, мы поднимались, причем довольно быстро. Затем все вокруг нас внезапно заполнилось светом, и вольный воздух обдал меня свежестью. Ослепленный, я смотрел, прищурясь, на парящие в высоте тени – неужели это тоже облака? Мне пришлось отвести взгляд от сверкающих высот и снова взглянуть вниз – и на этот раз я потерял стремена и вынужден был судорожно вцепиться в луку седла.

Теперь почва стала достаточно твердой, это была неровная каменистая тропа. В дорожной пыли попадались кусочки кварца. Но ширины дороге явно не хватало. В каких-то миллиметрах от места, куда опускались копыта, она резко обрывалась, и мелкие камешки, разлетавшиеся из-под них отскакивая от отвесной скалы, летели вниз, в головокружительную пустоту, в пропасть, глубину которой я даже предположить не мог. Густой туман плескался о скалистые берега, подобно волнам молочного озера. Однако это был не туман, ибо он простирался от утеса той самой бесконечно далекой лазури, – это было облако, а мы скакали уже над ним, поднимаясь по склону горы. Бездна пугающе ощетинилась на меня, руки мои покрылись липким потом, но я только крепче сжимал ногами седло, надеясь на него да на веру альпиниста в то, что высота значения не имеет: можно уцелеть, сорвавшись с вершины в тысячу футов, и разбиться, упав с десяти. Задыхаясь от волнения, я заставил себя выпрямиться и смотреть вперед. Глаза мои привыкли к ослепительному свету, но я и без того уже знал, что предстоит увидеть: тот самый пейзаж, те же скалистые стены, а между ними дорогу, по которой я так мечтал проехать, дорогу, по которой я сейчас поднимался и которая вела к перевалу, расположенному не более чем в двухстах футах отсюда. Возбуждение пронзало меня ледяными звенящими стрелами. Сильный свежий ветер моментально очистил легкие от тлетворного дыхания города, наполнив меня нескончаемой жизненной энергией. Воздух здесь бодрил в сотни раз больше, чем самый холодный и крепкий джин. Я стряхнул с себя страх перед бездной, вдел ноги обратно в украшенные орнаментом стремена и поудобнее устроился в седле, приноравливаясь к ритму скачки, наслаждаясь силой животного и как бы вбирая ее в себя. Я натянул поводья с серебряным позументом и тут же по реакции жеребца понял, что он мне повинуется, признавая мою власть над ним. Ведь именно этого я хотел, верно? И не так важно, что ждет меня за перевалом, по крайней мере, я увижу, что находится там.

вернуться

13

Шоссе (нем. ).

вернуться

14

Шайр, першерон – породы лошадей-тяжеловозов.