– Может, да, – произнесла она мрачно. – А может, и нет. Да это и неважно, если ради того, чтобы их раздобыть, нужно рисковать жизнью. Если там что-то ценное, уж наверняка это охраняют.

– Бюро безопасности Лутца? Я, полагаю, пробрался бы мимо них.

– Мимо них-то ты проберешься, в этом я не сомневаюсь, – произнесла она кисло. – Но это не самое страшное, они тебя могут всего лишь убить. Но я о другом. Слишком большой риск ради фотографий, которые могут не получиться или показать какую-нибудь совершенно незначительную деталь. Лучше я сама на все это посмотрю.

– Нет, Катика! – воспротивился я в страхе. Джип так резко выпрямился в своем кресле, что чуть было не выплеснул свою кружку. – Ты себе не представляешь, что это такое. Я не стану тебя брать в такое гадкое место.

– Да я, может, знаю об этом побольше, чем ты себе представляешь.

– Слушай, хватит! – гаркнул Джип, и в голосе его звучал такой же страх, какой ощущал я в своем сердце. – Прекрати! Такое не для тебя, детка, и тебе это известно так же хорошо, как и мне! Чего ради, черт возьми, ты будешь рисковать? Вот и Стива уже с ума сводишь беспокойством о тебе! Ты останешься здесь, в таверне, и это обсуждению не подлежит! А мы прихватим с собой Молл и отправимся туда с ней.

Катика спокойно кивнула:

– Правильно, она в таких делах собаку съела. Но я все равно пойду с вами.

– Слушайте! – запротестовал я. – Что значит «мы»? Лишь я знаком с этим тамошней охраной, я знаю, какая сигнализация у них, у нас такая по всему «Си-Трану» установлена. И дорогу я знаю хорошо. Я могу спокойно проникнуть в дом и так же вернуться сюда. Я один. И никто никогда не узнает, что я там был.

– Кто-нибудь может и узнать. Или что-нибудь.

Джип стукнул кулаком по столу:

– Черт! Черт побери! Нет!

– Послушай, Катика! – вставил я в отчаянии. – Он говорит серьезно. И я говорю серьезно. Это мое дело, как никогда мое! Я не хочу рисковать своими друзьями.

Катика, спокойная, как немного потрепанная мадонна, взяла мое лицо обеими руками:

– А для чего существуют друзья? И откуда тебе известно, что это только твое дело? Но в одном ты можешь быть уверен, С-стефан, – без меня ты ничего не добьешься. Кому еще сможешь принести фотографии? Кому еще решишь довериться? Но если я увижу на них что-то такое, что потребует моего присутствия там, что тогда? Ты сможешь проникнуть в это место лишь однажды. У тебя только один шанс.

Я посмотрел на Джипа, надеясь на поддержку, но на этот раз он не сказал ничего.

– И еще, – произнесла она, и голос ее стал далеким и холодным. – У меня будет одно преимущество, которого у других не будет. Если все, что я подозреваю, – правда, то зло, которое будет вам угрожать, уже коснулось меня. И я буду иметь над ним власть, которая вам недоступна, – недоступна даже вашей подруге, этой здоровенной кобыле с ее внутренним огнем. – Она легко соскользнула со своего места. – Я пойду возьму пальто и еще кое-что.

– Доволен? – прорычал Джип, когда она растворилась в темноте.

Я ответил таким же рыком:

– Хватит, Джип. Ты не смог ее остановить точно так же, как я не могу остановить тебя. Она нас одолела, и ты это понимаешь.

– Ну допустим, что понимаю. Но… Ладно, черт с ним. Полетим на этой твоей птичке?

Подобная мысль его, кажется, слегка приободрила.

– О'кей, заскочим за Молл en route. [57]

– Замечательно. Но, слушай, эти самые стражи , может, им все рассказать?

– Ты уже рассказал. Катика из них. То, о чем узнала она, узнают и остальные.

– Что?

– Она это не афиширует особенно. Это и привилегия, и наказание, ведь она накрепко привязана к таверне. Она использует эту силу, чтобы загладить зло, которое сотворила, когда ее раздобывала, – а судя по тому, что я слышал, натворила она немало. Такова судьба большей части стражей – Его старого Величества, например. Но он свободен в передвижении, никаких ограничений. Катика… ну ты ее отсюда однажды забрал, так ты помнишь, что с ней произошло. Время, чувство вины, горе, потери – все в двукратном размере, все разом обрушилось на нее. Да, она и это выдержит, конечно, – некоторое время. Но… – Он оглянулся по сторонам, затем быстро нагнулся ко мне, услышав ее шаги: она возвращалась по опустевшему бару. – Нам нужно с нее глаз не спускать, смотреть за ней каждую секунду, тебе, мне, Молл. Она рискует многим, очень многим, Стив. Если бы я мог…

– Но не можешь, – тихо произнесла она. Пальто-тренч [58] и берет делали ее еще больше чем обычно похожей на Лили Марлен, но, слава Богу, не в версии Марлен Дитрих. – А время споров кончилось. Пошли!

Джип резко вскочил. Он был отнюдь не из тех, кто любит тратить время на бесполезные споры. Сделав еще глоток, остатки пива он выплеснул в камин. Поленья зашипели и задымились.

– О'кей. Пошли за Молл.

Когда дверь таверны тихонько затворилась за нами, Катика взяла меня под руку, а когда мы спустились по лестнице, она оперлась на меня. Она без особого труда дошла до машины, но повалилась на заднее сиденье так, будто пробежала целую милю. По пути из города на вертолетную площадку Джип вернулся к своему обычному состоянию. Он скакал и прыгал по машине, как восьмилетний ребенок, то требуя, чтобы я ехал быстрее, то настаивая, чтобы я притормозил, чтобы поглядеть, как изменилось то или иное место с тех пор, как он в последний раз проезжал здесь. А Катику я видел в зеркале заднего вида – она сидела, опустив голову на грудь и прикрыв глаза, пока на нее не упали резкие лучи прожекторов аэропорта. Тогда она поднесла руку к глазам, но я успел разглядеть, что морщины на ее лице стали глубже, взгляд полностью утратил живость, а изборожденная мелкими морщинками кожа обтянула скулы. Даже не старое лицо, молодое, но совершенно опустошенное. Я испытал облегчение, когда свернул в темный проезд, ведущий к вертолетной площадке на территории военного аэродрома. Когда я распахнул дверцу машины, Катика выскользнула из кабины, такая же изящная, как прежде, а ее лицо, как всегда, не выглядело даже на день старше двадцати девяти, особенно если принять во внимание, какой опыт она получила смолоду. Катика подождала, пока мы прошли к маленькому терминалу, жадно вдыхая напоенный запахом мокрой травы воздух, а когда за нами захлопнулись двери, глубоко вздохнула.

Что подумал о нас охранник, проверявший документы, я даже представить себе не могу – особенно о Джипе, как всегда одетом в бушлат и тельняшку и едва ли не прыгавшем в возбуждении от предстоящего полета. Хорошо еще, что не надо было заморачиваться с паспортами – его и Катикин документы наверняка произвели бы на охранника весьма сильное впечатление. Но, хорошо зная меня, он без волокиты пропустил нас в отсеки, где заправлялась топливом суровая техника последних моделей. В такое позднее время со взлетными полосами и площадками проблем не было, и, как только разрешили полет, мы заняли места в кабине моего вертолета. Катика, заслышав шум двигателя, выругалась от удивления, затем сдавленно вскрикнула и откинулась на спинку сиденья, едва мы оторвались. Затем она покрепче прижала к ушам наушники и снова прикрыла глаза. Джип напрягся, но его длинные белые зубы сверкали в улыбке – довольно натянутой, но все же улыбке. Мне невольно передалось его восхищение, подобное моим возбуждению и восторгу, которые я испытывал, выходя с Джипом в море, когда бриз со стороны восхода наполнял наши паруса.

Он тронул меня за рукав и показал вперед и вверх; я посмотрел, ожидая, как всегда, увидеть архипелаг. Но порывистый ветер разгонял облака, чтобы обнажить огромную луну. Обрывки низких облаков, которые мы вспарывали, как потрепанные штормом паруса разлетались в стороны, а мы рыскали среди них, как рыщет акула в стайке серебристых рыбок, молниеносно скользя из лунного света в туман и обратно. Я направил крохотную раскачивающуюся машину на запад, изо всех сил стараясь следовать восторженным указаниям Джипа, и на горизонте увидел стальной блеск открытого моря.