– Бренди? – спрашивает Стедимен, подходя с бутылкой.
– Нет, спасибо. – Петворт ослабевшей рукой прикрывает бокал.
– Вижу, у вас прекрасное собрание наших спиртных напитков, – с улыбкой произносит Плитплов. – Только маленькую чуточку. Полагаю, вам очень нравится ваша дипломатическая жизнь здесь?
– Кстати о секретах, – говорит Баджи Стедимен, снова кладя руку Петворту на колено. – Маленькая иллюстрация на тему нелепых сложностей здешней жизни. Насчет желтых районов. Знаете, всякий раз, выезжая из Слаки, мы должны сообщать, куда едем, и отмечаться во всех контрольных пунктах по дороге. Однажды в пятницу вечером мы выехали на уик-энд докататься на лыжах. Дороги были темные, ехать надо было через лес, и, видимо, мы пропустили поворот. Въезжаем в городок, проверяем по карте, и оказывается, что он в желтом районе. Феликс хотел повернуть назад, но на улице плясали, танцоры окружили машину, цыгане играли на скрипках в самые окна, ну, представляете. Мы не могли тронуться с места, и я уговорила Феликса выйти и присоединиться к танцующим.
– Я хотел ехать, ты помнишь, – говорит Феликс.
– Но я люблю танцевать. Ты же знаешь, у меня дикий, необузданный нрав. Да, мы танцевали, а потом пошли в дом согреться, и крестьяне принялись накачивать нас бренди. Когда мы вернулись к машине, оказалось, что над ней растянули огромную палатку.
– Кто? – спрашивает мисс Пил.
– Милиционеры. Понимаете, они не могли ее увезти, потому что на ней дипломатические номера, но и не хотели, чтобы мы уехали.
– И что вы сделали? – спрашивает мисс Пил.
– Проспали всю ночь в машине, – отвечает Баджи. – Утром Феликс понял, что единственный выход – пойти в милицию и объясниться. Нас задержали на два дня. В конце концов я сказала их полковнику не валять дурака, нас посадили в машину, и всю дорогу до Слаки мы ехали между двумя армейскими грузовиками. На следующий день посол надел пальто и пошел извиняться. Инцидент был закрыт.
– Вам не следовало этого делать, – говорит Плитплов. – Вы не должны знать про это место.
– Вы хотите сказать, танец был секретный? – спрашивает Баджи.
– Ваш секрет – сардельки, – отвечает Плитплов, – почему нашему не быть танцем?
– Ты знаешь, как такие вещи тебя заводят, Баджи, – говорит Стедимен с другого конца стола.
– Заводят?! – кричит Баджи. – Кто знает, что меня заводит? Кто за тридцать пять лет сумел хотя бы приоткрыть эту дверь?
– Мне кажется, уже поздно, – замечает мисс Пил. Рядом со столом мрачно вырастает Магда в массивном темном плаще и с полиэтиленовым пакетом в руках.
– Да, пора везти Магду домой, – говорит Стедимен, вставая и отправляясь за «дворниками».
– Мистер Плитплов, – обращается Баджи к гостю, хватая его за руку, – быть может, теперь вы понимаете хоть отчасти, почему в этой стране, в этом мире, я чувствую себя пленницей?
– Конечно, – отвечает Плитплов, – но не надо удручать.
– Удручать?! – восклицает Баджи. – Мне кажется, я безумно весела!
– По-моему, время прощаться, – произносит Бленхейм, потягиваясь. – Давайте я прослежу, чтобы мисс Пил благополучно спустилась по лестнице, и доставлю ее домой.
– Думаю, я тоже тихо откланяю, – говорит Плитплов. – У моей жены, наверное, болит голова. И, может быть, я сболтнул некоторые лишние вещи.
– Ничуть, – отвечает Баджи. – Мне кажется, вы говорите очень взвешенно.
– Что ж, мой друг… – Плитплов встает и пожимает Петворту руку. – Надеюсь, мы останемся добрыми коллегами. Знаете, я не хотел вас смущать. Однако человек должен крепить себя. Тешу надежду, что вы придете ко мне на обед. Хотя и не могу обещать вам таких сарделек. И помните, когда будете телефонировать своей жене, передать ей пламенный привет Плитплова.
– Уходите? – восклицает Баджи Стедимен. – Все уходят?
– Миссис Стедимен, – произносит Плитплов, склоняясь над ее рукой. – Очень занимательный вечер, и мои комплименты вашему меню. Вы знаете, я предпринял много рисков, чтобы прийти, и, наверное, не прогадался.
– Мне тоже пора, – говорит Петворт. – Можно вызвать такси?
– Разумеется, я подвез бы вас, – замечает Плитплов, – но не хочу ехать в вашу сторону.
– Нет, Энгус, вы останетесь и поможете мне вымыть посуду, – объявляет Баджи.
– Вам совершенно не обязательно это делать, – вмешивается Плитплов. – Вы – жена дипломата.
– Как мило с вашей стороны предложить помощь, – отвечает Баджи.
– Я не предлагаю помощь, я гость, – говорит Плитплов, – но у вас есть для этого горничная.
– Я предпочитаю, чтобы она уходила пораньше. Хозяйке нужно немного приватности для маленьких шалостей. Энгус, гордость не возбраняет вам мыть посуду? А вас Феликс отвезет, когда доставит Магду домой.
– До свидания, мистер Петворт! – кричит мисс Пил от двери. – Я вам говорила, вечер будет потрясающий.
– Поосторожнее, старина! – кричит мистер Бленхейм.
Когда Петворт оглядывается, дипломатическая комната уже совершенно пуста, на столе поблескивают бокалы, со стен таращатся мексиканские маски.
– Вас не затруднит отнести часть посуды в кухню? – спрашивает Баджи. – Мне надо снять драгоценности и переодеться во что-нибудь более удобное.
В кухне кажется нарушением вежливости не надеть резиновые перчатки и не вымыть пару тарелок; за таким домашним делом и застает его Баджи несколько минут спустя, появившись в очень прозрачной ночной рубашке.
– Какую грустную историю рассказал этот смешной человечек. Надеюсь, вы не огорчились?
– Я не понял, куда он гнул, – отвечает Петворт, намыливая блюдце.
– Когда двое исстрадались, – говорит Баджи, оттаскивая его от мойки, – есть лишь один выход. Ты не мальчик, Энгус, ты человек искушенный, опытный. Это самый центр дома, думаю, телескопическим прицелам труднее сюда заглянуть. Ты хочешь на кухонном столе или на полу?
– Мне кажется, это не очень удачная мысль, – отвечает Петворт.
– Ты беспокоишься насчет Феликса? – спрашивает Баджи, – Не надо, у нас с ним договоренность. Он простит мне даже убийство.
– Я вообще-то о другом.
– Боишься, что я не предохраняюсь? Поверь, я не просто предохраняюсь, у меня дипломатический иммунитет.
– И не об этом.
– У тебя другие интересы? Меня они нисколько не касаются.
– Но это может быть опасно…
– Разумеется, опасно! Однако Англия ждет, дорогой. Положение гостя обязывает.
– Я вызову такси, – говорит Петворт.
– Ты не вызовешь такси, – отвечает Баджи. – Ты останешься здесь и покажешь себя в деле. Я только включу музыку, ты ведь говорил, что любишь Вагнера? Ты человек с тонким вкусом, уверена, тебе должно нравиться эротическое белье. Сейчас я тебе покажу.
Петворт стоит в кухне; из глубины квартиры доносятся низкие раскаты – Вагнер, этот метафизический дебошир, гремит на проигрывателе, а также, без сомнения, на магнитофонных лентах, кинопленке и на экранах, мерцающих в каком-то технологичном помещении неподалеку, где сидят сотрудники ХОГПо, низводя Петворта, добродетельного субъекта, до мимолетного образа. По счастью, есть время домыть блюдце, прежде чем в коридоре хлопает дверь спальни.
IV
– Вообще-то, – говорит Стедимен, ведя «форд-кортину» обратно через городскую тьму к гостинице «Слака», – о Баджи очень легко составить ложное впечатление. Здешняя жизнь не по ней, вот она и бу-бу-бунтует. Кроме того, она из аристократической семьи, дочь герцога, понимаете, привыкла, чтобы все ее желания исполнялись. Думаю, того же она ждала и от вас.
– Да, – отвечает Петворт, с трудом ворочая разбитой губой, – понимаю, о чем вы.
– Лю-лю-люди часто неверно представляют себе жизнь дипломатов, – продолжает Стедимен. – Она может быть жу-жу-жутко замкнутой. Против этого Баджи и восстает. Ей хочется чего-то сверх. Живи мы в Париже, Афинах или Вашингтоне, я бы не очень возражал. Однако беда в том, что здесь, в Слаке, всё иначе. Надеюсь, я не вывихнул вам запястье.
– Не думаю, – отвечает Петворт. – Просто синяк.