– Ну, вы впечатлили? – спрашивает Любиёва, вступая в огромное бархатное фойе.

– Великолепно, – отвечает Петворт. Мимо проплывают дамы в черных декольтированных платьях, стоят солидные, как пингвины, господа в смокингах.

– Да, вы удивлены, – говорит Любиёва. – Мы очень любим музыку, а при социализме наша любовь стала еще сильнее. Билеты рассылают на заводы лучшим рабочим, и они приходят с большим удовольствием, как видите. Конечно, в западных газетах этого не пишут. Вы думаете, у нас только заводы и дефицит продуктов. Теперь вы видите, что всё не так. На самом деле мы живем очень хорошо.

– Это рабочие? – спрашивает Петворт.

– Да, наши граждане любят хорошо одеваться. Только вы, Петвурт, не в лучшем виде, посмотрите на себя.

– Я не знал, что это такой торжественный случай, – бормочет Петворт, глядя на отражение своего мешковатого костюма в огромных зеркалах.

– Ну, понятно, вы – иностранец, может быть, немного чудак. Так что мы сделаем вам маленькое извинение.

Мимо проходит высокопоставленный военный в орденских планках; у его спутницы декольте ниже пупка, почти до промежности.

– Вряд ли здесь все рабочие, – говорит Петворт.

– Некоторые – партработники, – отвечает Любиёва. – Им же надо отдохнуть после тяжелых трудов, надеюсь, вы не будете возражать?

– А правда вся эта муть будет на каком-то иностранном языке? – с техасским акцентом произносит рядом пожилая дама в расшитом бриллиантам брючном костюме.

– Да, ты просто слушай музыку, – отвечает ее спутник, тоже пожилой, в ярких клетчатых штанах.

– И еще люди со всего мира, – говорит Любиёва. – Они проделали много миль, чтобы услышать наше искусство.

Людское течение несет их по бархатному фойе, огибающему огромный зрительный зал. Декольте источают запах духов, лица возникают и пропадают, от скопления тел жарко и душно.

– Думаю, вам надо подождать меня здесь, – говорит Любиёва. – Я заберу билеты и найду программу на английском. Их всегда печатают для наших иностранных гостей. Вы не исчезнете? Будете ждать? Если появится красивая дама, вы с ней не уйдете?

– Я буду ждать здесь, – обещает Петворт.

– Ладно, поверю, – говорит Любиёва. – Может быть, я сумасшедшая.

Белая шаль исчезает в толпе; Петворт закуривает, глядя на свое отражение в зеркалах. Толчея не ослабевает; нарядно одетые пары проходят в занавешенные ложи, на мгновение становится виден ярко освещенный зрительный зал. Вслед за официальным экскурсоводом семенят вьетнамки из гостиницы, сменившие синие комбинезоны на шелковые национальные костюмы. Странное ощущение, не покидавшее Петворта почти весь день, перерастает в физическое беспокойство; некая внутренняя суть вытекает из него, как вода из раковины. Свет мерцает, зеркала поблескивают.

– Никак доктор Петворт? Мой добрый старый друг? – произносит голос; в смокинге поверх белой спортивной рубашки из толпы возникает Плитплов, сверкая пронзительным птичьим взглядом. – Вы здоровы? С вами ничего не случилось?

– А, вы тоже здесь? – спрашивает Петворт.

– Разумеется, все сегодня здесь, – отвечает Плитплов. – Я весь день себя о вас беспокоил.

– Напрасно, – говорит Петворт.

– Конечно. В моей стране, когда кто-то исчезает, его друзья расстраивают и гадаются, не случилось ли плохого. Конечно, часто бывает простое объяснение. Полагаю, оно есть и у вас.

– Ничего особенно, мне всего лишь показывали город.

– Маленький совет, мой друг, – говорит Плитплов, озираясь. – Пожалуйста, не курите. Не разрешается в общественных местах. И не стоит привлекать к себе лишнее внимание. Показывали город, как мило. Вашим гидом была обворожительная госпожа Принцип?

– Да.

– Прекрасная писательница. Я ревьюировал некоторые ее Книги, она об этом говорила?

– Вообще-то нет.

– Что ж, не важно. Так вам захотелось исчезнуться? Не возражаю. Да, конечно, я предпринял много специальных усилий, чтобы посетить вашу лекцию и пойти с вами обедать. Хотя я понимаю. Вы занимаетесь литературой, а это – писательница. И у меня нет таких прелестей. Еще в Кембридже было замечено, что вы любите дам. Мужчины вас так не интересуют. Однако здесь не Кембридж, я вам уже говорил. Понимаете ли вы, что сделали риск для всех? Для вас, для вашей писательницы, для ваших друзей, для меня. Вы знаете, что я приложил руку к вашему приглашению? Может быть, вы хотели устроить мне неприятности? Может быть, затем вы и приехали?

– Нет, отнюдь, – говорит Петворт.

– А ваша гид, ваша мадемуазель Любиёва, она знает, что вы делаете? – спрашивает Плитплов.

– Думаю, примерно догадывается, – отвечает Петворт.

– И что вы делали с госпожой Принцип? У вас был маленький амур?

– Мы просто немного прогулялись… – начинает Петворт.

– Структурализм, – говорит Плитплов, – полагаю, он наделал много интеллектуальных поисков в сердцах вашей страны?

– О, вы здесь, доктор Плитплов? – К ним подходит Любиёва. – За обедом вы мне не сказали, что собираетесь в опер.

– Я обожаю оперу, – говорит Плитплов. – Может быть, я напишу что-нибудь в газету.

– За обедом вы сказали, что идете вечером в гости, – замечает Любиёва.

– Ну, это был такой грустный обед, – говорит Плитплов, – я беспокоил себя из-за моего доброго друга.

– И напрасно. Он очень интересно провел время. Вместе с писательницей смотрел замок Влама.

– Как мило, – говорит Петворт. – Однако мне казалось, замок сейчас закрыт.

– Некоторые дамы знают особенные входы в замки, – объявляет Любиёва. – Знаете, как говорят: в комнаты можно попасть не только через дверь.

– Ясно, мой друг, – произносит Плитплов. – Вы сделали для нас маленькую загадку.

– Может быть, она легко разрешается, – говорит Любиёва.

Звенит звонок.

– Не пора ли садиться? – спрашивает Плитплов.

– Ну, – отвечает Любиёва, – боюсь, получилась маленькая неразбериха.

– А в чем дело? – интересуется Петворт.

– Не беспокойтесь. Они тут очень хорошо поработали и продали наши кресла два раза. На вашем месте сидит американский турист.

– Мы не сможем послушать оперу? – спрашивает Петворт.

– Разумеется, вы – значительный гость, – говорит Любиёва. – Они примут меры.

– Пожалуйста, сядьте на эту банкетку, – предлагает Плитплов. – У меня есть здесь некоторое влияние. Я поговорю с кем надо.

– Я уже поговорила, – возражает Любиёва.

– Может быть, я знаю их лучше, – упорствует Плитплов, – и вообще умею устраивать такие дела. Все затруднения мигом разрешатся.

– Разумеется, они уже все разрешились, – говорит Любиёва, садясь. – Американец не такой важный, как вы. Его выведут и дадут билет на другой раз. А пока мы ждем, я расскажу вам программку. В типографии тоже произошла маленькая неразбериха, и текста на английском нет. Однако всё просто, я переведу вам, хотите?

– Да, конечно, – отвечает Петворт.

– Ну, я ваш хороший гид. – Любиёва лезет в нарядную красную сумочку и вынимает большие очки в красной оправе. – Вот здесь, спереди, название, «Ведонтакал Вроп», вы его понимаете?

– Нет, – признается Петворт.

– Как бы объяснить? Секрет, который не секрет, который раскрыли? Как вы сегодня. Вы думаете, будто сделали что-то тайное, а все про это знают.

– Разоблаченный секрет? – предполагает Петворт.

– Вот-вот, – говорит Любиёва. – Разоблаченный секрет. Так вот, внутри опер-буфф древностью в двести лет. Вы знаете буфф? Это значит очень смешной. Здесь объясняется, что его играют в традиционном стиле, только с некоторыми модернизациями. На технику повлиял китайский опер провинции Сычуань и Большой театр. Пьеса была утрачена и нашлась, кроме третьего акта. Однако благодаря блестящей импровизации эта трудность блестяще разрешилась. История народная, но Леблат, который написал либретт, все изменил, чтобы стало еще необычнее, так что это уже новая история. Рассказать ее на случай, если нам не найдут мест?

– Да, – говорит Петворт. – Пожалуйста.

– Ну, это трудно. – Любиёва листает напечатанные страницы, в зрительном зале нарастает гул. – Ладно, я попробую. В первом акте студент-любовник влюбляется в красивую девушку. Жестокий отец не разрешает ей жениться. Он – колдун, который иногда превращает людей в медведей, и, разумеется, выходят смешные неразберихи. У юноши тоже злой отец, который его не понимает. Он говорит, чтобы тот не женился, а ехал в город сдавать экзамены, чтобы стать чиновником. Девушка горюет и переодевается юношей, чтобы ехать за ним. Однако юноша тоже горюет и решает остаться, поэтому переодевается девушкой. Еще его мать влюблена в дядю, который переодевается заморским королем, чтобы ходить к ней в гости. Еще есть вредная служанка и глупый слуга, который иногда влюблен в служанку, но чаще нет. Они оба тоже постоянно переодеваются – вы же знаете, в опере всё не так, как выглядит. На сцене происходят неразберихи, потом появляются еще персонажи: строгая тетка, человек из Туретчины, слабоумный брат, который гораздо умнее, чем кажется, и поп, который на самом деле жандарм. Надеюсь, теперь вы немножко понимаете? Для меня это непросто.