Руда, Командор, Длинный Джек — довольно сложный случай. Кстати, лишь на тот момент рыжий более-менее пришёл в себя. До этого он нарочито игнорировал Руду, как мальчик из анекдота, молчавший четырнадцать лет, пока ему не подали чай без сахара. Только когда его Максим попадал в однозначную, по мнению Длинного, ситуацию и смешно цепенел, Джек спокойно брал управление на себя. Он говорил с открытой детской улыбкой. — Мальчик, ты хочешь подраться?

Или всё делал молча, но непременно улыбаясь. — Падаль в море и прибраться тут.

Сынок лорда спокойно вытирал лезвие, тормошил своего обморочного демона и снова замолкал. Можно понять бедного ребёнка — угораздило ж сначала родиться сыном лорда, потом оказаться серийным убийцей, а дальше в него вообще демон вселился! И сидел мальчик себе в ахтунге, пока не услышал слово «Командор». Во-первых, лорду не грешно быть Командором, во-вторых, не у всякого лорда это получается. Ну, стать-то у некоторых получалось, но как по-настоящему быть Командором?

Что значит быть властелином, Джеки ощутил, впервые пустив в дело ножик шестью годами отроду. И это был его первый лакей… э… который того…, вообще, лакеев у них было много — с папой лордом-то неудивительно. И не все они так, он был хороший мальчик, почтительный со старшими и совсем некапризный. Правда, слишком спокойный для ребёнка, не сразу выяснилось, что это болезнь — пацан почти ничего не боялся, даже смерти. Не было у деточки ни малейшего отвращения к ней, абсолютно. Порога, про который Руда говорил своим отморозкам, Джек просто не знал никогда, бедняжка.

Вроде бы всё идёт, как и должно идти у лорда и властелина, но не так всё как-то происходит, неправильно! Его рыцари странного ордена «Сталкеры», или того забавней «Варанга» и «Чёрные псы», принесли ему вассальную присягу, признали его лордом и Командором. Но нашлась пара этих недоразумений! Они, видите ли, не понимают, о чём речь, в институтах, сука, не обучались! Неждан и Плюшевый сказали всего два слова «ладно» и «посмотрим» — вот и все их клятвы! И Руда вынужден их просить! Хуже того — обманывать!! И полный «п-дец» — он, лорд, властелин, Командор, обитает в одной башке с подлецом!!!

Реального своего брата Джек за то же самое поколотил кочергой. Томас, бедняга, прости вспыльчивость младшего братишки! Лорду многое прощается за доблестных предков и блестящее образование, Джеку простили даже троих тупых учителей, двух гувернёров без чувства юмора и четырёх нагловатых лакеев, но непростительна низменность помыслов и нетвёрдость убеждений. А тут такое — брат ябеда! Он показал Томасу красивую французскую книгу по Анатомированию, свой набор инструментов, даже лягушку для примеру вскрыл. Братец заинтересовался, спросил, где Джек проводит такие любопытные опыты. Одобрил, как он всё устроил в заброшенной камере в подвале замка, там как раз на специальном столе лежал последний ленивый лакей с проломленным черепом уже без мозгов и большой части потрохов. Том выразил восхищение — парень сам такое сделал! Джек, конечно, смутился. Сказал, что ему, вообще-то, помогали, он только придумал, а книжку с инструментами их семейный доктор подарил, вот они вместе…

Уже через неделю, сразу после казни доктора за колдовство, Джек, терзаемый ужасными подозрениями, прибежал к Томасу, обозвал его ябедой и думал, что выдвинул серьёзное обвинение. Всё оказалось ещё ужасней — брат над ним смеялся! Ему плевать на подозрения — настоящему лорду при высоких помыслах и твёрдости убеждений непозволительно быть доверчивым дурачком, а он, Томас, не ябеда, а политик. Как папа. Зря он сказал про папу, его Джек очень почитал, и простить этого брату не смог. Не хотел он так, особенно отца огорчать, любил его сильно, и брата тоже. Тем более что Том про папу был прав, не счёл родитель политически целесообразным покрывать Джека. Старший, Генри, наследник жив и здоров, среднего, Томаса, конечно, жаль… а младшего, Джека, раз уж сам не удавил, сдержался, пожалел сдуру свидетелей, отдал в руки правосудия. Если не получается или попросту опасно что-то скрыть, нужно это использовать для репутации той же. В правосудии у лорда всё схвачено… силы правопорядка ищут маленького негодяя по всему королевству, лорд даже объявил награду за помощь в поимке сынка! И уже отдельно, то есть лично, устроил ему побег на корабль дураков.

Да он, если б только знал, в какое попадёт положение, бросился бы на отца с кинжалом — лучше б его просто повесили! А сейчас он не знал, как к этому относиться. Эти двое — действительно проблема, им запросто не улыбнёшься. Советник, рыцарь Пушок, заметил, что Плюш и Неждан поверили в гипноз — они верили Руде. И посоветовал запретить им спать. Руда…, да Командор, будь всё проклято, просто сказал, что отныне заснуть они смогут лишь по его команде. Вот так их научили отдыхать! И они верили, что Командор освободил их от страхов и сомнений, наделил безоглядной решимостью. Как будто им, вообще, нужно было кому-то верить, слушать какие-то слова! Да, иначе они были бы вне контроля, полностью неуправляемыми. Но ведь им достаточно всего лишь усомниться в Командоре, и всё — они всё вспомнят, всё поймут, станут страшными врагами! И ради чего Максим пошёл на это? Господи! Из-за засранцев, вшивых дристунов! Этот потусторонний псих, оказывается, не переносит не только вида крови — он звереет от жестокости, от насилия над беззащитными! Да Джек ради этого не то что нож не вынет, даже не обернётся, а Руде слишком дорого обходятся приступы бешенства. И рыцарь Черныш нашёл выход — попросил Неждана и Плюша, когда они были «под гипнозом», «приглядывать там»! Теперь эти двое со своей бандой — «улыбка Джека», провались они в ад!

Джеку пришлось пересмотреть приоритеты, сказать Руде «ладно» и «посмотрим». Он уже готов ради него вынуть нож, вступиться за беззащитного — ну, приходится считаться с чувствами даже законченного психопата, если делишь с ним одно тело, собственную голову! Как Командор относился к детской жестокости? Он возненавидел её ещё в школе. В туалете лицом одноклассника «мыли пол» — макали в писсуары и елозили по кафелю. Потому что он не мог… не смог не ответить на б-кий вопрос училки «кто это сделал?», когда хулиганистый пацан забросил ему в портфель зажжённую «дымовуху». Этой твари было похрен на него, она насаждала дисциплину. Руда тогда… хотя тогда ещё не Руда, конечно, просто маленький Максим, вот он сделал всем больно — папа учил его это делать сызмальства, боялся, что сынку подсунули при рождении не тот пол. И отдал его в обычную советскую школу, считая, что ему необходима эта школа жизни.

Когда в туалет заглянул историк проверить, не курят ли, он застал там «школу жизни» на практике. Будущий Руда уже не дрался, наказывал. Поставил одноклассникам не решаемую задачу — принуждал подниматься с пола и резкими ударами возвращал на кафель. Историк истерично потребовал прекратить и всем следовать за ним. В учительской будущий Командор всё честно рассказал, но жертва садизма заявила — его никто не обижал, они просто играли, а вот этот всех избил, маньяк, наверное.

Маньяку велено было вечером явиться с родителями в опорный пункт милиции по месту жительства для дачи официальных показаний и постановке безобразника на учёт, но скорей всего, переводе его в специальную школу. Его «дело», мол, передают милиции. Вечером Максим повторил свой рассказ и ему неожиданно поверили! Не то глубокое знание жизни и чуткость сотрудников повлияли, не то папино служебное удостоверение — он его даже раскрывать не стал.

Педагогический коллектив корёжила долгая, нудная проверка, которая, конечно, ничего не выявила, но сделала главное — на доблестного пионера перестали жаловаться… впрочем, до того случая и поводов не было — папа очень просил не отсвечивать и внушал Максу — самое отвратительное в жизни — жестокость. Сынишка внёс поправку — детская жестокость, унижение, издевательства над заведомо беззащитным и… кому некуда бежать по закону о всеобщем образовании! По закону обречённому. Как ребята на корабле дураков.