Нужно отдать Командору должное, он не был ни маньяком, ни шалопаем, вернее, был, конечно, но и нельзя ему отказать в гибком уме, в желании понять каждого. Руда ещё при жизни составил мнение о сталкерах обоих кланов и, когда они дружно переформатировались в матричном виде, когда всё заметно усложнилось, повысил внимание, стал намного серьёзней, сосредоточенней. Длинный Джек отнёсся к его озабоченности этакой ерундой снисходительно — он ведь не способен бояться людей. Знай Длинный Руду при жизни, он бы брезгливо скривился от разительной перемены, превращения резкого, авантюрного, уверенного в себе атамана в заложника. Сын лорда просто в силу собственной природы не мог представить себя жертвой или палачом. Для Руды же, с его честным воображением, этот факт прямо следовал из положения, в котором они оказались — посреди Атлантики в обществе малолетних психопатов на корабле дураков.

И он с облегчением выслушал те же соображения от советников, заметил признаки тех же выводов в поведении, вроде бы, отмороженных на всю голову Плюша и Неждана. Обезбашенные джокеры стали держаться вместе, обеспечив себе спины, собрали свою банду, подконтрольную лишь им лично, успешно ищут конкурентные преимущества — проныра Неждан сумел пролезть в ученики к казакам и, как у него принято, нагло монополизировал их внимание для себя и своего дружка. В ответ на резонную просьбу поделиться, нагло послал его, Командора, к «микробам, им делиться привычней»! И тут же, картинно «подумав», предложил представить его казакам в обмен на «умение отдыхать»! Гадство, конечно, не скажешь же ему, что замок их строгого ошейника заключён в их же головах, в их вере в него, Командора. Ещё большее гадство это то, что они, Плюш и Неждан, считают вполне для себя естественным торговаться с Командором… но это же и главная радость — для них так же очевидно, что они все друг другу и заложники, и палачи. И самое ценное — им это ни разу не метафора, ещё при жизни не привыкли чересчур отвлекаться на слова, а после смерти и вовсе перешли на язык прямого действия.

Командор с ужасом осознал, что не может без них обойтись. И дело совсем не в том, что их стараниями, вернее, ножами… да просто самим фактом присутствия, поддерживался джентльменский дух в первобытном пацанячьем сообществе — Джек, Гарри и Поль справились бы и сами, нашли бы время. Он не мог обойтись без этих бунтарей в главном своём деле — в медицине. Руда серьёзно приготовился — отвёл собственную, бывшую капитанскую, каюту под медотсек, там и стол уже был, и крюк в подволоке для фонаря. Сам фонарь ему сделали Лют и Близнецы из нескольких свечей, линз и зеркал. Удачно нашёлся инструмент хирурга с «Забияки», тревожить самого хирурга, на секундочку британского офицера, пока не решились. На «Подарке» озадачили провизора всеми микстурами, что только смогут быть полезными, прежде всего, наладили перегонку спирта из рома. Культурно попросил леди перетряхнуть наворованное тряпьё на предмет перевязочного материала и шёлковых ниток. Они же поделились иголками. Сочтя материальную базу пока достаточной, Руда впал в медитативный транс — принялся передавать основы Джеку, ведь резать предстояло именно ему, а он в научном смысле имел дело лишь с мертвецами. Кстати, его приказом убитых запретили выбрасывать сразу, лишь на другой день, когда в «операционной» дышать уже было невозможно. Южные широты, жара, всё быстро протухает. Это обстоятельство слегка испортило репутацию Джека, потерять которую, казалось, не было никакой возможности. Руда почувствовал смутное беспокойство где-то на третий день чисто учебной практики — где живые пациенты? Не уж-то все здоровы? Гм, отчасти да — совершенно на голову больных, готовых добровольно прийти в «операционную» не нашлось, не смотря на любые боли.

Взглянуть на ситуацию со стороны ему помогли Неждан с Плюшевым — они просто за ноги приволокли к нему Джеймса, у бедняжки вскочил свищ, но обращаться за врачебной помощью он стеснялся. Даже орал и брыкался, так его же дружки зафиксировали Яшу на столе и держали всё время медицинских процедур. Дело стронулось с мёртвой точки — пациентов Командору поначалу стали таскать сердобольные, душевные мальчики, прям медбратцы просто, только вместо красных крестиков они на рукавах вышили смайлики, улыбку Джека. Командор догадался поручить за самочувствием мальчишек следить лично атаманам, и упаси их Создатель, чтобы Грегори или Захару не пришлось задать им прямой вопрос, — у тебя точно все здоровы, приятель?

Так что атаманы уже сами серьёзно озаботились диагностированием, доставкой и помощью Джеку при операциях. Эти мероприятия здорово укрепляли нервы и командный дух в ватагах. Но самые смышлёные атаманы были просто мальчишками, что с них возьмёшь? Ну, болит у пацана животик, режет в боку — может само пройдёт? Пациента доставили очень серьёзные Неждан и Плюшевый. Первая полостная операция — удаление аппендицита. Антибиотиков нет, антисептика — спирт, анестезия — деревяшка в зубы и иммобилизация. И ни в коем случае нельзя терять сознание, пока Джек режет и шьёт по живому. Руда выдержал, Длинный сотворил чудо, мальчишка пролежал в горячке неделю и нехотя пошёл на поправку. К тому моменту Руда уже сам удалял зубы, гланды, очищал гайморовы полости, вправлял вывихи, складывал сломанные косточки и штопал порезанные шкурки. У мальчишек постоянно что-нибудь болело, и рядом всегда оказывались мальчики со смайликами на рукавах.

Неждан был прав, конечно, полагая, что ни до чего хорошего такие повадки не могли бы довести. И ни капельки по этому поводу не переживал — они все не напрасно верили в своего Командора. Руда хладнокровно шёл на отчаянные меры, будучи уверенным в своей команде, он знал, что на Неждана и Плюша найдутся тормоза и противовесы. Приказ доводить ребят до бунта он дал только лучшим в этих вопросах специалистам обоих кланов. Что-то приказывать Чернышу у него и мысли не возникло — он сам, по своему внутреннему убеждению, предельно конкретно разъяснял мальчишкам, каково бунтовать против Командора и против него лично. В этом деле он нашёл неожиданного помощника в лице Стужи. Вернее, в лице Грязного Дика с матрицей Стужи в голове.

Дик не был грязней остальных, это просто невозможно. Ему дали прозвище за постоянные просьбы к Всевышнему очистить его. Бедняга искренне раскаивался в содеянном и мучился обычными подростковыми бедами. Вдобавок к ним мальчишку с детства перекормили «опиумом для народа». Как подрос, отдали по бедности в подмастерья, фактически в рабы, хотя для него в принципе ничего не изменилось — всё те же привычные тяжёлые работы, побои и вечное недоедание. Дика даже не смущали насмешки, главное — не мешали молиться, он мог оставаться наедине с Ним даже в конуре барака батраков. Но хозяйскую дочку забавляла его реакция на простые слова, улыбки, её смех. Избежать муки не было никакой возможности, молитва не помогала — она лишила его возможности молиться, лишила покоя, мысли путались. Всё валилось из рук, ноги подгибались, мир вокруг застил алый туман, отдаваясь гулом в голове с каждым ударом сердца… Дик был просто вынужден защищаться — убил её отца топором, прилюдно, прям в мастерской. Рубанул по руке с корявыми пальцами, по ноге выше голенища тяжёлого сапога и пробил затылок, рухнувшей к его ногам, пьяной сволочи — он больше никого не схватит за волосы или за ухо, не пнёт куда попало, никогда не изрыгнёт грязные богохульства.

Дик стоял с окровавленным топором над трупом хозяина и, пользуясь всеобщим оцепенением, пытался осмыслить случившееся. Но мёртвую тишину и пустоту в мозгу высверливал истошный девчоночий визг — эта зараза так и не дала ему подумать! И как он её тогда не отправил вслед за папочкой? Эта мысль не давала ему покоя, когда пришедшие в себя рабочие, скрутили его, когда он, избитый до полусмерти, дожидался казни в каменном мешке. Он постоянно думал об этом в трюме корабля дураков — убивать нужно было дочку! Тогда её папочка убил бы его сразу, на месте, в любом случае, он уверен, мёртвая девчонка не смогла бы ему помешать обращаться к Нему. Дик беспрестанно взывал к Богу, просил очистить, молил услышать… ну и выпросил себе на голову участкового из будущего, из другой страны.