Ребята распускали просмолённый канат примитивными деревянными приспособлениями. Один малец сделал неловкое движение, и деревяшка треснула.

— Тен, — немедленно последовала команда. Матросы сноровисто разложили мальчишку на палубе, руки и ноги привязали к снастям. Моряк взял линёк, — уан…ту…

Пацан тихонечко завыл.

— Сри…фо…

— Господи, нет, мама, мамочка!

Я не сразу понял, что парнишка заплакал по-русски! Но как его спасти? Лечь вместо него, вернее, положить Захара? Господи, на восьмом ударе он потерял сознание, и его, принялись отливать морской водой… по свежим ранам! Но было сказано «Тен», и будь они прокляты — сделано. После чего он направился не в лазарет, не в гамак отлёживаться — парнишка вернулся к работе — он слишком дорого заплатил за своё место под небом.

Впрочем, ребят Ерша хотя бы не гоняли по вантам, представляете — босиком по верёвочным лестницам с вёдрами протухшего китового сала! Один мальчишка уже в конце вахты не смог удержаться на трапе — подвели усталые ручонки — звезданулся об палубу, даже сознание ненадолго потерял.

Но всё-таки вдалеке от начальства. Ребят, что драили мостик, Кэп походя подчевал тростью, ни мало не заботясь, куда попадает, и вышиб мальчишку на долгое время. Обычное наказание за симуляцию и нежелание работать с обязательным водным компрессом. А статный офицер, кажется, Дасти, пристал к длинновязому рыженькому пареньку с нотациями. Так паренёк бы ему горло перегрыз, кабы не хорошо поставленный хук Дасти. И снова, — Тен…

— Господи, мама, мамочка…, — несколько вёдер забортной воды, — эйт, найн, тен, продолжить работы, да не отлынивать!

— Ай-ай, сэр, — выкрикнул парнишка ломким баритоном, изо всех сил стараясь держаться ровно.

Мы ещё неплохо устроились, работа нам досталась действительно блатная — идеальная чистота клюзов не подразумевалась даже теоретически, потому что практически постоянно нарушалась. И мы были хоть и вдалеке от начальства, но и под его покровительством. Когда Коняга недвусмысленно указал на нас, Заки озорно показал ему средний палец — он и помыслить не мог, войти в его гарем. Рожу Била исказила злость, её сменила задумчивость, и, наконец, восторжествовала злобная ехидца — он даже башней покачал. — Куда ты денешься? Либо акулы загрызут, либо сам приползёшь, ещё и в ногах наваляешься.

А вахта между тем тянулась и тянулась, пот заливал глаза, их просто резало от вони. Слабый ветерок помогал слабо, и небо перечёркивала ненавистная тряпка. Захару волей-неволей пришлось разговаривать со своим сном. Рассказал, как какая мачта называется, что это пацаны делали с канатами и нафига лазить на реи с салом. Заодно поведал о кораблике неподалёку, он шёл за нами, как привязянный. С его слов, он нас охранял от пиратов. Угу, банду малолетних убийц, этакое сокровище, от кого-то охранял! Ну, Заку нравилось так думать, а я начал учиться прятать мысли даже от себя. Но его трудно обмануть, пристал — расскажи, да расскажи, откуда я так научился драться. Пожал плечами — ничего особенного, жизнь научила.

— А меня вот не научила, и быть бы мне трюмным засранцем! — заявляет парень с вызовом.

— Драться почти не учился, основы и первые сотрясения получил в детской секции бокса…

— И тебя просто так пустили в зал???

— Ага, в моём, том мире это несложно… потом перешёл на дзю-до для общего развития, успел полгода походить…

— А что помешало-то ходить на это… Дзю-до? — мальцу интересно аж до дрожжи.

— Да развивал во дворе…

— Убил кого? — мальчишка строг.

— Не, изуродовал слегка, его потом вылечили. Далее совершенствовался в специнтернате для несовершеннолетних правонарушителей.

— На таком же корабле???

— Да мы там все уже тогда приплыли, — мысленно ухмыляюсь.

— И вас перевешали, конечно, — как о деле решённом заключает малец.

— Ой, да не вешали у нас никого…э… официально, вот и я вышел оттуда.

— А потом? — как волшебную сказку внимает пацан.

— Потом стройбат. Это когда постоянно бьют, и ты кого-нибудь бьёшь…

— Ну, как у нас, — заскучал Заки.

— Хе, таких спецов ещё поискать! — непонятно самому чем горжусь, — плюнет тебе парнишка в глаз, и ты окривел.

— Плевком выбьет глаз???

— Половинкой моечки, штучка такая для безопасного бритья, ты пока таких не видел.

— А гвоздём? — чувствуется его деловой настрой, — у следующего клюза один шатается, надо его выдрать.

— Можно и гвоздём.

Чтоб отвлечь от неприятной темы, вспомнил Захару, как мы демонстративно пыхтя сигаретами, прыгали в море, и, вынырнув, со смаком докуривали приклеенный к губе, сохранённый в сухости бычок. Пацан восхитился, только вместо сигареты предложил обрезок фитиля — ну, не курящий мне попался мальчик, правильный.

— А как, вообще, прыгать, лазать и нырять научился? — парня разбирает азарт.

Да ничему я не учился! Господи, как я мечтал о спокойной, устроенной жизни! Даже стремился к ней — женился… Правда, получился экстрим, как малолетка и стройбат вместе взятые. Моя нелюбимая жена — жадная стерва, лживая шлюха и мстительная тварь — уже после развода устал от встреч с её е-ми, подкарауливавшими меня с кровавой мстёй за бедняжку. А при жизни, в смысле до развода, самым частоупотребимым её словом было «дай», а на втором месте с небольшим отрывом, конечно, «денег» — и всё-всё будет хорошо. В тюрьму как-то не хотелось, работал, работал и доработался до промышленного альпинизма — тогда там весьма неплохо платили.

Ну, профессия только с виду героическая, хотя и требует эмоциональной устойчивости. Начинал на фасадах — штукатурим, белим, красим… Пыльная работёнка, не рекомендую. Но в принципе, почти как всякая другая. Первый раз мне повезло, когда я вылез на верёвку, не пристегнувшись. Покурил, взялся за трос, спускаюсь, а «рогатка» на карабине промежность щекочет. Я щекотки боюсь, вылетел обратно на крышу ракетой. Ну, ладно, думаю — промухал, с кем не бывает? Второй — это когда Жека висел на вздыбившейся и поползшей парапетной плите, что прям над моей бестолковкой, пока я на одних руках целых три томительных секунды преодолевал какие-то четыре метра. А предпоследний, уже не помню какой по счёту, мы портовый кран красили — ушёл я с фасадов, краны хоть железные, блин.

Ну, там как — ноги у крана, то да сё, дальше стрела, а к ней приделан противовес. На том кране ещё и рамка была — две железные прямоугольные трубы, а к ним бочка самого противовеса цеплялась. Ну, почистил я бочку, перед покраской старую краску счищают, ещё думал — вот ведь жуть! Для нашего удобства стрелу максимально задрали, так балки рамки были под наклоном градусов тридцать, я по ним на заднице сползал, чтоб до бочки добраться — а иначе никак. Вот, почистил я бочку и на стрелу полез, думал — отдохну, ага. Стрела на том кране составная — сама стрела и сзади потоньше, но с трапом. А краны все в солидоле — им тросы смазывают, так солидол разлетается. И комбез мой в солидоле, конечно. Не весь, но уже прилично. Привязал верёвки к колесу наверху, сбросил, вылез и занялся делом. Но ведь не я один! В нашей бригаде были новички — они пока не умели работать на верёвках, всё делали «с ног». Вот один такой новатор с трапа задней тонкой части стрелы солидол смывал. «Над моею голово-ой!» Новатор потому, что он поверхность растворителем из брызгалки поливал, а мне вздумалось передохнуть, покурить…

Спустился быстро, уже хорошо так горя с копотью. Верёвочка моя закончилась как раз на противовесе, на начале рамки. Вот по той самой балке, по которой только вчера на жопе ползал, я бежал… довольно уверенно. Добежал до бочки и в море с дурацкой мыслью, — «сигарет же пачку только купил!» Высота метров пятнадцать-двадцать, парни говорили — здорово смотрелся в полёте да с пламенем из… э… сзади! Зато в воду хорошо вошёл, только ботинки было жаль — почти новые, блин, слетели. Нормально искупался, лето было в разгаре и вода там всего лишь мутная от угольной пыли — мы у берега гребешка собирали и сырьём лопали. А предпредпоследний раз мне повезло загодя — здоровенный такой пароход от стенки оттащили всего за три часа до моего купания — закончили погрузку и убрали от греха. Нельзя ж даже окурок в трюм бросить — угольная пыль чуть ли не взрывоопасна.