Анна перестала плакать, лишь слабо всхлипнула:
– Что вы говорите, сэр?
Хьюго Деббич не мигая смотрел на нее.
– Вы лучшая из дома Невилей, миледи. Вам присущи доброта, великодушие и благородство. Вы смелы и прекрасны. Для меня великая честь, миледи, что в путь вы взяли имя Деббича. Может, это и к лучшему, что мне довелось пасть от вашей руки, так и не совершив того, что я замыслил.
– Вы бредите, сэр… – прошептала Анна и, словно ища поддержки, взглянула на Майсгрейва.
Лицо рыцаря было сурово. Он склонился над раненым.
– Ваши слова не совсем ясны, сэр.
Деббич, прикрыв глаза, заговорил:
– Я издавна верно служил графу Уорвику, почитая за честь состоять в его свите. Он называл меня своим верным псом, однако и пес может укусить, если причинить ему боль. Так вышло и со мной… Во Франции, куда я последовал за своим господином, я встретил женщину, которую полюбил. Я старый солдат и всю жизнь посвятил великому графу. После смерти супруги женщины стали мне безразличны. Но эта дама… Ее звали Аманда ла Тарм, вдова виноторговца из Анже,[69] красивая и добродетельная. Я полюбил ее и сообщил графу, что намерен вступить с нею в брак. Уорвик как будто был весьма изумлен, зная мою холодность к дамам, потом заинтересовался и пожелал взглянуть на предмет моего обожания. И я, глупец, согласился на это. Я счел это величайшей честью и поспешил представить графу невесту. Разве мог я подумать, что граф будет так очарован красотой госпожи Аманды! Я был глух и слеп, я ничего не подозревал, когда на нее вдруг посыпались потоком почести и подарки, когда она внезапно была представлена обеим королевам – Маргарите Анжуйской и Изабелле Лотарингской.[70]
Я слишком поздно очнулся. Аманда ла Тарм все еще считалась моей невестой, а в кабаках и тавернах уже распевали песенки о храбром английском графе, покорившем сердце прекрасной анжуйской торговки, и о женихе-рогоносце, который готов повести под венец красавицу даже из чужой постели.
Когда все открылось, я едва с ума не сошел. Я был в ярости и, желая отомстить, при всех оскорбил графа. А он лишь улыбнулся! О, как хорошо я запомнил эту уничтожающую улыбку! Он смеялся мне в лицо, а затем заявил, что я должен быть благодарен ему, что он открыл мне глаза на то, с какой легкомысленной распутницей я собирался связать свою жизнь. Но я-то любил ее! И тогда я обвинил в распутстве его самого, на что он сказал следующее: «Сделайте милость, Деббич, убирайтесь!» Я полагал унизить его, оскорбляя при всех, а оскорбленным и осмеянным оказался сам. Больше того, я стал посмешищем и мой господин выгнал меня.
Потом я вернулся в Англию, горя жаждой мщения, и решил поступить на службу к Йоркам, чтобы с мечом сражаться против моего бывшего господина. Вот тогда-то призвал меня к себе горбатый Ричард Глостер, предложив стать его шпионом в Уорвик-Кастл. Я хотел было отказаться, утверждая, что я всего лишь простой солдат, но он купил меня, назвав такую сумму, от которой я не сумел отказаться. К тому же я горел желанием мстить, мстить как угодно, и я согласился сделаться его соглядатаем в замке Уорвика. Я был вне подозрений, ибо все доверяли мне, зная мою прежнюю преданность графу… А потом появились вы, миледи… Вскоре я получил от Глостера приказ похитить вас, а также раздобыть письмо короля, которое везет сэр Майсгрейв. Я ломал голову, как это сделать, ибо поручение казалось мне невыполнимым, но вы сами пошли мне навстречу, обратившись за помощью. Остальное вам известно. Я помогал вам, но одновременно и предавал. А сегодня, по договоренности с герцогом, я должен был вывести вас к парому через Эйвон, где ждут в засаде его люди. Горбатый Дик готов все отдать, лишь бы вы оказались в его руках…
Голос сэра Хьюго постепенно слабел. Гримаса боли искажала его лицо. Кровавая пена выступила на губах.
– Почему же вы плачете, миледи? – едва слышно прошелестел он.
Тихие слезы текли по щекам девушки.
– Мне бесконечно жаль вас, сэр. Как бы там ни было, но вы помогли нам и вот теперь умираете от моей руки.
– Благослови вас Господь, миледи, за ваше доброе сердце. И ради всего святого, избегайте герцога Глостера. Держитесь подальше от той дороги, по которой мы ранее условились ехать. Ибо, клянусь ранами Христовыми, герцог ненавидит вас лютой ненавистью, и я опасаюсь, что…
Он побледнел так, что это стало заметно даже при неровном свете факела.
– Священника!.. – прохрипел он. – Священника! Не дайте мне умереть без исповеди…
Анна растерянно взглянула на Майсгрейва, но тот лишь отрицательно покачал головой.
– Вы сами понимаете, сэр Хьюго, что это немыслимо. Нас ищут по всему Уорвикширу, и если кто-либо из нас объявится…
Он замолчал. Хьюго подумал о чем-то, глядя вверх, а затем чуть скосил глаза на Анну.
– Поезжайте через Арденский лес в сторону Вустершира. Фокенберг не сразу нападет на ваш след, да и укрыться в лесу будет легче. К тому же это направление противоположно тому, где вас ждет Глостер… Святый Боже!.. Ангелы небесные… Я, кажется, умираю… Умираю без исповеди, без отпущения грехов! Смилуйтесь, не дайте мне предстать перед Создателем без покаяния!.. Позовите священника!
Но Майсгрейв был непреклонен.
– Вы только что исповедовались перед нами. Душа ваша очистилась от скверны и лжи. А что касается всего остального…
Он снял с шеи ковчежец и вложил его в слабеющие руки умирающего.
– Здесь частица животворящего Креста Господня. Молитесь над ней. И если молитва ваша будет искренна, Господь не отвернется и услышит вас.
Словно желая оставить умирающего наедине с его совестью, все отступили в сумрак. Филип наскоро просмотрел вещи, что были приготовлены Анной и Деббичем в дорожных сумках. Несколько шкур, плащи, немного еды и бальзам для ран. Выбрав один из плащей, рыцарь направился к безучастно сидевшей на поваленном дереве девушке и прикрыл ее плечи.
– Благодарю, – тихо промолвила она.
Филип сел рядом.
– Объясните, что означают слова сквайра Деббича о том, что у границ графства люди Глостера? И что, собственно, заставило вас бежать из-под опеки короля Эдуарда?
И Анна рассказала ему о сватовстве Глостера, дав понять, что таким путем Йорки хотят привязать к себе Делателя Королей, о том, как она воспротивилась этому браку, дабы избегнуть насильственной свадьбы, и вынуждена была бежать. Майсгрейв понимал недомолвки. Он хорошо знал характер Ричарда-горбуна и догадывался, насколько этот учтивый придворный кавалер и рыцарь мог быть жесток и беспощаден с тем, кто шел наперекор его воле, независимо от того, равный ли ему этот противник или беззащитная женщина. Когда Анна сообщила ему, что почти весь Уорвикшир ныне окружен войсками брата короля, Майсгрейв вспомнил признаки тревоги в замке, какие заметил, еще будучи заточенным в башне.
«Что же так взволновало герцога? – размышлял рыцарь. – То, что письмо короля вместе со мной оказалось в Уорвикшире? Что же такого в этом письме, если оно заставило Горбатого Дика поднять целую армию? Или он так жаждет заполучить Анну Невиль?»
Филип спросил о письме. Анна молча извлекла из-за голенища сапога плоский кожаный футляр.
– В замке оно хранилось в специальном тайнике. За мной ведь все время следили, и лишь сегодня вечером, когда мне удалось усыпить своих служанок, я вновь добыла его. Можете мне верить: кроме меня, его никто не касался.
– Я верю. Иначе не выпустил бы его из рук.
– Вам известно, что в этом письме? – спросила Анна.
– Нет. Но я испытываю все более сильное желание узнать это.
Рыцарь задумался.
«Герцогу нужна дочь Уорвика. Я же для него всего лишь посланец брата. Поэтому мне следовало бы направиться на юг, туда, где находятся его войска. Это был бы самый краткий и надежный путь, но тогда придется передать Глостеру Анну. Что ж, у меня есть выбор: или исполнить свой долг перед королем, или остаться верным Анне и пуститься в объезд, оттянув доставку письма. Более того, если Глостер узнает, что я скрываю от него дочь Делателя Королей – а узнает он об этом наверняка, – то получится, что я перешел на сторону Алой Розы, то есть на сторону графа Уорвика. Но Майсгрейвы никогда не были изменниками!»