– Ну же, Анна, – уговаривал он девушку. – Держитесь, прошу вас. Смотрите, волны уже меньше, а берег совсем близко.

Волны и в самом деле стали более пологими, подхватывая пловцов, они несли их к суше. Никого из моряков не было видно, но Филипу было не до них. Он видел, что Анна держится из последнего, да и Кумир выбился из сил. Конь глухо стонал, глаза его вылезали из орбит, и он норовил опрокинуться на бок.

– Еще немного, дружище, – молил Филип. – Земля, вот она, совсем рядом!

Но, измученный долгим плаванием, конь вконец обессилел. Проплыв несколько ярдов, он ложился на воду так, что его пятнистое брюхо показывалось из воды. Филип рвал недоуздок, поднимая голову коня.

Вновь их накрыло волной. Когда Майсгрейв вынырнул, то обнаружил рядом одного лишь Кумира. Он неистово закричал и в это мгновение заметил барахтавшуюся неподалеку девушку. Когда он приблизился, Анна уже скрылась под водой. Схватив девушку за волосы, он вытащил ее на поверхность и рванулся к берегу.

Впереди по-прежнему плыл Кумир. Казалось, утрата ноши вернула ему частицу сил.

Хлебнув ледяной соленой воды, Майсгрейв сжал зубами золотую цепь своего талисмана. Он взглянул на Анну – девушка не подавала признаков жизни, и все же он старался поддерживать ее голову над водой. Еще сотня ярдов – и руки начали деревенеть, свело ногу… Он и сам дивился, почему до сих пор не пошел ко дну…

Неожиданно на помощь пришло само море. Рыцарь почувствовал, как могучая волна подхватывает их и с огромной скоростью несет к берегу. Он лишь покрепче прижал к себе Анну…

Когда Филип коснулся ногами земли, он не испытал ничего, кроме невыразимого удивления. Волна мощно толкала его к берегу, но уже в следующее мгновение стала увлекать назад. На какой-то миг он оказался в ее зеленоватой толще и успел зацепиться за подводный выступ скалы. Волна схлынула, и он оказался по пояс в воде. Но тут же новый вал швырнул его к берегу, а когда отступил, рыцарь нашел в себе силы, чтобы сделать несколько шагов, и, задыхаясь, упал на смешанный с водорослями песок.

Анна открыла глаза и увидела над собою закоптелый потолок, сложенный из жердей, переплетенных хворостом. Откуда-то доносился гул прибоя. Она заметила, что качка прекратилась, а море шумит где-то в стороне.

Где она? Мысли путались, волнами накатывали дурнота и слабость. С трудом приподняв руку, она стала с изумлением разглядывать ее. Рука была такой исхудавшей, что пальцы казались прозрачными.

Какой-то звук привлек ее внимание, и, повернув голову, Анна едва не вскрикнула. Ей показалось, что она воочию видит ведьму, и, лишь приглядевшись, она поняла, что перед ней обычная старуха, худая, сутулая, с длинным крючковатым носом, помешивающая в стоящем на огне котелке, в котором булькала похлебка. Неожиданно Анна почувствовала, что голодна. В воздухе витал запах разваренной рыбы.

– Я хочу есть.

Она сказала это вслух. Старуха оглянулась. Ее тонкогубый рот расползся в улыбке. Лицо стало мягким.

– Ну, наконец-то. Долго же ты приходила в себя.

– Я болела?

– А как же! С самой Пасхи. Ты, что ли, меня не признаешь?

– Нет. Кто вы?

– Меня зовут Матюрина Ланье. Я ходила за тобой, пока ты лежала в забытьи. Иной раз ты даже глядела на меня.

Анна только теперь поняла, что старуха говорит по-французски, а сама она отвечает на том же языке. Как большинство английской знати, она им владела почти в совершенстве.

– Я голодна, – снова повторила она.

Старуха взбила ей подушки и, усадив поудобнее, стала кормить, ибо Анна была еще так слаба, что не могла справиться сама.

– Тебя принес воин, – рассказывала старуха. – Потом мы узнали, что он не простой солдат, а опоясанный рыцарь, но, когда он тебя принес, мы приняли его за простого наемника. Вы оба были мокрые и полуживые. По его словам выходило, что ваш корабль затонул у наших берегов. Было это аккурат после Пасхи. Я и моя невестка Жискетта раздели тебя и стали растирать, потому что воин сказал, что ты девушка, только в мужском платье. Говорил он по-нашему, но я сразу признала в нем англичанина. В былые годы они здесь хозяйничали, поэтому их выговор я узнаю и спросонок.

– Где это – здесь?

– В Аквитании, дитя. В благословенной провинции Гиень.

Анна вздохнула. Она находилась на земле, которой еще недавно управляли ее предки. Теперь этот край отошел к Франции, но именно это и успокоило ее. Здесь кончалась власть Йорков, а значит, и свора их гончих совершенно бессильна.

Старая Матюрина Ланье продолжала:

– Мой муж рыбак. Троих сыновей забрало море, с нами живут лишь вдова старшего сына и мой внук Жан. Ему тринадцать, и он уже ходит в море со старшими. Но в тот день, когда появились вы, и речи быть не могло, чтобы выйти в море. Буря ревела и стонала, словно раненый дракон. Мы сидели за ужином у очага, когда поблизости заржала лошадь, а затем раздался сильный стук в дверь. Господи помилуй, подумали мы тогда, мало ли на свете лихих людей, а до ближайшего селения далеко. Мой старик прочитал молитву и пошел открывать. Да я уж говорила, как мы увидели этого рыцаря, нагого до пояса, и вас, бесчувственную, у него на руках. Мы с Жискеттой взялись хлопотать над вами, и, Матерь Пресвятая Дева, сколько же вы наглотались воды! Жискетта перекинула вас через колено, давила живот и спину, а вода все шла и шла. Ваш рыцарь все время был рядом и успокоился, лишь когда вы застонали и стало ясно, что все худшее позади. Потом он отправился с моим стариком, чтобы пристроить под навес коня. Ведь с вами был еще и конь.

– Кумир, – улыбнулась Анна.

– Да, так он его звал и заботился о нем, что о малом дитяти. Когда же Жискетта хотела пристроить вас на тюфячке в углу, он заявил, что такой знатной даме, как вы, это не пристало, и мы со стариком уступили вам свое ложе.

Анна заметила, что старуха нет-нет да и поглядывает на ее коротко остриженные волосы. «Она, наверное, решила, что я беглая монахиня, а Филип мой любовник».

И тут ее обдало жаром. Она с ослепительной ясностью вспомнила, как в бредовом смешении страха, любви и отчаяния предложила себя Майсгрейву и как грубо он ее оттолкнул. Дева Мария, уж лучше бы она умерла, чем жить в таком позоре! Леди из лучшего дома Англии, которая, если бы Небу было угодно, могла стать королевой, как простая девка вешается на шею этому грубияну, отшвыривающему ее от себя, словно приставучую собачонку! Как же она, должно быть, ему противна, какой обузой была все это время!

Женщинам редко удается быть последовательными, когда их переполняют чувства. И Анна отказывалась понимать, что Филип в то мгновение думал лишь о том, чтобы спасти их жизни; наоборот, снова и снова она припоминала, как рыцарь избегал ее еще в Англии, сохраняя между ними дистанцию.

Старуха меж тем болтала без удержу:

– К утру у вас начался жар. Вы метались, бредили и стонали. Ваш спутник не отходил от вас и был бледен, как призрак. Когда рассвело, он расспросил, где можно найти лекаря. Но где его взять в нашей глуши, разве что в Бордо? Отец Симон, наш кюре, порой снимает хворь святой водой и молитвой, но этот безбожник послал к черту святого отца и потребовал, чтобы мы указали ему дорогу через ланды к Бордо. И что бы вы думали? К вечеру он явился и привез с собою достойного мэтра Роша. Видели бы вы эту картину!.. Лекарь едва дышал, да и конь был весь в мыле и еле передвигал ноги. Мэтр Роша тотчас велел потеплее укутать вас, а когда выступила испарина, мы с Жискеттой растерли вас водой с уксусом. И так несколько раз кряду. Затем лекарь отправился в ланды за целебными травами, приготовил отвар и велел поить им вас все время. Только после этого мессир рыцарь отвез его в город, а уж потом и отца Симона пригласил. Наш добрый священник согласился уступить вам свои простыни. Мы с Жискеттой настояли, чтобы рыцарь не околачивался возле вас денно и нощно, ежели, как он сам утверждает, вы ему ни жена, ни сестра. Не очень-то он нас и послушал, но, когда отец Симон стал требовать плату за простыни и кур, которых присылал, чтобы мы могли поить вас бульоном, тогда он все же оставил вас, сказав, что уедет на пару дней в Бордо. Э-э, да вы никак спите, сударыня?