Сэр Саймон кивнул. Но Анна была возмущена. Сама мысль, что ей придется расстаться с Майсгрейвом, привела ее в такое отчаяние, что у нее захватило дух, и какое-то время она не могла вымолвить ни слова. Она заметила, что леди Джудит, оставив кружево, внимательно смотрит на нее. Анна облизнула в один миг пересохшие губы и, повернувшись к Майсгрейву, отчетливо проговорила:

– О нет, сэр Филип! Я ехала с вами от самого Йорка, поеду и дальше. В конце концов, мой отец во Франции, и я должна попасть к нему. Вспомните, ведь именно об этом просил вас епископ Йоркский. И вы дали ему слово рыцаря, сэр!

Голос девушки зазвенел на такой ноте, что некоторые из слуг невольно оглянулись и даже дремавшая у ног Саймона Селдена борзая подняла голову и уставилась на Анну.

Майсгрейв покачал головой.

– Когда мы беседовали с епископом Йоркским в его дворце, я и не подозревал, кто вы, а он не знал, что все откроется и вас станут искать словно иголку в стоге сена. Но если бы благоразумный Джордж Невиль хоть на миг оказался здесь, он ни за что не позволил бы вам ехать дальше. Ведь если я отправлюсь один, то для Йорков я вновь стану всего лишь гонцом. С вами же вместе я буду чересчур уязвим. К тому же, коль скоро мне удастся без шума покинуть Англию, могут решить, что мы отбыли вместе, и тогда сгустившиеся над вами тучи разойдутся сами собой, а сэр Саймон сможет переправить вас в Ирландию.

«Он просто задумал избавиться от меня! – в отчаянии размышляла Анна, не прислушиваясь к голосу рассудка. – Я стала обузой, и он стремится лишь к одному – исполнить долг перед своим королем, доставив письмо отцу! О, если бы только он ведал, что это за письмо!»

Еще в Уорвик-Кастл Анна извлекла послание из тайника и, срезав тонким лезвием печать, прочла написанное рукою венценосца. Поначалу она пришла в ужас, осознав, какое вероломство замышляют Йорки и что ей грозило, если бы она своевременно не скрылась. Ей стало также ясно, что, попади подобное послание в руки отца, он, придя в неистовую ярость, мог выместить ее на посланце Йорков. Чтобы хоть отчасти как-то смягчить ужасное послание, Анна смочила водой самые опасные строки – те, где говорилось о том, как поступят с нею в случае, если Уорвик не поторопится в Англию с повинной. Чернила расплылись – мало ли что могло случиться с письмом за долгую дорогу, – тогда как большая часть послания не пострадала. Затем девушка осторожно запечатала послание, и теперь лишь очень внимательному глазу был заметен тончайший надрез на зеленом воске печати. Тогда же Анна решила, что Майсгрейву не обойтись без ее заступничества перед отцом. И вот теперь Филип собирается оставить ее! Девушка едва сдерживалась, чтобы не закричать, что ей известно ужасное содержание письма. И все же она промолчала, понимая, что Филип никогда не простит ей, что она посягнула на святыню королевской печати, поставив под сомнение его слово рыцаря.

Анна пребывала в отчаянии, понимая, что волей-неволей ей придется уступить и покориться Майсгрейву. Она с мольбой взглянула на леди Джудит.

«Ты должна понять меня! – мысленно воскликнула она. – Ты тоже любишь и не можешь не догадываться, что расстаться с этим человеком для меня худшее из зол!»

И Джудит Селден услышала немой призыв. Отложив пяльцы, она какое-то время размышляла. Анна глядела на нее с надеждой, не слушая доводов Майсгрейва.

– Прошу простить меня, сэр рыцарь, – вдруг проговорила хозяйка Эрингтон-Хауз, – но мне пришла в голову некая мысль.

Она повернулась к супругу:

– Я слышала на днях, что настоятель монастыря Святого Августина собирается по своим делам послать людей в Лондон.

Селден рассеянно взглянул на жену, но тут же сообразил, к чему она клонит.

– Ты думаешь, мы можем довериться ему?

– Да, без сомнения.

И, повернувшись к Майсгрейву, леди Джудит пояснила:

– Наш сосед, аббат Ансельм, приходится родственником настоятелю аббатства Святой Клары в Лондоне. Его люди нередко выполняют поручения своего патрона в столице. Если нам удастся его уговорить, он пошлет в аббатство Святой Клары вас, снабдив при этом своей охранной грамотой, и вы сможете все вместе продолжить путь.

– Да, но преподобный отец Ансельм ничего не делает задаром, – осторожно заметил Селден. – Эта грамота обойдется в кругленькую сумму.

– В какую же?

Рыцарь какое-то время размышлял.

– Аббат Ансельм наверняка кое-что заподозрит. Уж больно громко трубили о вас ищейки Йорков. Думаю, он согласится лишь в том случае, если мы заплатим ему больше, чем обещано за вашу поимку.

– А сколько за нас посулили Йорки?

– Тридцать пять фунтов золотом.

– Сколько?!

Анна и Майсгрейв невольно переглянулись.

– Видимо, герцогу Глостеру очень не терпится вернуть вас под опеку венценосного брата, – пробормотал Филип.

Анна прищурилась на пылавший в камине огонь: «Да и письмо стоит того, чтобы Йорки поволновались. Подумать только, если его содержание станет известно при дворах Европы…»

Сэр Саймон снова заговорил:

– Следует заплатить аббату столько, чтобы у него само собою возникло желание помочь. Но если у вас затруднения со звонкой монетой, я могу сдать в аренду его обители часть своих лугов, на которые отец Ансельм давненько зарится.

Филип Майсгрейв покачал головой:

– Нет, сэр. Я, конечно, молю Бога и его Пречистую Матерь вознаградить вас за безграничное великодушие и благородство, но вы и так уже много сделали для нас. Было бы просто не по-божески вынуждать вас на подобные расходы.

Он встал и, отстегнув от пояса увесистый кошель, протянул его Селдену.

– Здесь пятьдесят фунтов золотом. Это те деньги, что заплатил мне за доставку племянницы во Францию епископ Йоркский. Думаю, этого достаточно.

Саймон Селден встал.

– Я незамедлительно отправляюсь в аббатство Святого Августина. Будем уповать на Бога.

– Но не предаст ли он нас вслед за тем, как получит деньги? – спросил Филип.

– Если аббат Ансельм собственноручно подпишет охранную грамоту, он уже не рискнет донести.

Когда Селден вышел, леди Джудит задумчиво взглянула на Майсгрейва.

– А почему вы решили покинуть Англию, проследовав через Лондон, сэр рыцарь? Не лучше ли связаться с контрабандистами, чтобы они тайно переправили вас через канал?

– Увы, миледи! Я достаточно знаю герцога Глостера, чтобы догадаться, что береговая охрана будет усилена настолько, что даже самые отчаянные из контрабандистов не рискнут выйти в море и благоразумно предпочтут отсидеться в ожидании более спокойных времен. В Лондоне же…

Он поднял руку, разглядывая мерцающий на пальце алмаз.

– Если я покажу этот перстень капитану корабля «Летучий», думаю, мы с ним сможем столковаться.

– Корабль «Летучий»? Господи, да ведь это та великолепная каравелла, которую Эдуард Йорк подарил Элизабет Вудвиль, и…

Она неожиданно умолкла, осторожно покосившись на Анну.

– Именно, – согласился Майсгрейв и вдруг осекся. Сам не зная почему, вдруг смутился и тоже украдкой посмотрел на девушку.

Анна, побледнев как полотно, растерянно глядела на него. Потом коротко выдохнула и отвернулась. После ярких бликов огня в камине длинный зал казался ей утопающим во мраке. Так же темно вдруг стало и на душе девушки.

«Филип и королева… Значит, они продолжают поддерживать отношения, и королева по-прежнему любит его, если оказала ему втайне от супруга такую услугу. Ибо, если бы это не было тайной, вряд ли Майсгрейв так надеялся бы, что сможет скрыться, воспользовавшись каравеллой королевы. Да, нет никаких сомнений! Ведь Элизабет Грэй была невестой Филипа Майсгрейва до того, как стала королевой, так что теперь к его любви добавилось еще и честолюбие. И вот царственная возлюбленная осыпает его милостями!»

До Анны и прежде доходили слухи, что Майсгрейв разбогател, что теперь он в милости у короля. И это кольцо… За время их пути она не раз замечала, что порой он задумчиво смотрит на него, но полагала, что рыцарь всего лишь любуется его блеском. А это… Оказывается, это реликвия тайной любви. Говорят, Элизабет Грэй бела как снег, а глаза ее подобны темной ночи. Ну что ж, в конце концов, ей до этого не должно быть никакого дела!