– Господи, спаси нас и помилуй! – бормотал капитан между громовыми раскатами. – Даю обет пожертвовать алмаз королевы на богоугодные дела, если…
Неожиданно он закричал, и глаза его расширились от ужаса. Прямо перед кораблем, упираясь в самое поднебесье, поднялся пенный гребень исполинской волны, несшейся с ужасающей скоростью.
– Всем лечь на палубу и держаться!.. – успел прокричать Пес.
И тут же бешеные потоки с невероятной силой обрушились на корабль. Казалось, что его окончательно поглотила пучина. Все погрузилось в холодный, непроницаемый мрак. Когда же наконец жалкая скорлупка каким-то чудом выпрыгнула на поверхность, она была почти пуста. Лишь три человека, вцепившись в обрывки снастей, смогли удержаться на палубе, и одним из них был Майсгрейв.
Он огляделся. Руль, к которому был привязан капитан, был вырван с корнем и унесен. Были смыты почти все палубные надстройки, а мачта, которая завалила трюмный люк, рухнула за борт. Майсгрейв стал пробираться к люку и на ходу с изумлением заметил, что корабль качает уже не столь сильно. И хотя его продолжало бросать с волны на волну, все это не шло ни в какое сравнение с тем, что было часом раньше.
Отодвинув засов, Филип спустился под палубу. В полумраке он не сразу обнаружил Анну. Она стояла на коленях, держась за обвитый вокруг основания мачты канат, и, видимо, пыталась молиться. Ее глаза, казалось, светились во мраке.
– Теперь мы все умрем?..
Филип вдруг улыбнулся. Он был несказанно рад, что остался жив и снова видит Анну. Ему хотелось обнять ее, как-то утешить. «Представляю, каково у нее на душе», – подумал он, вслух же сказал:
– Все в руках Божьих. Но, думаю, Господь смилостивился над нами и буря пошла на убыль.
Он прошел за переборку, откуда слышалось жалобное ржание Кумира. Анна взглянула ему вслед и стала взбираться на тюки с шерстью, пока наконец не достигла люка и не выползла на палубу.
Море продолжало шуметь, но ливень прекратился. Девушку повергла в ужас представшая ее взору картина разрушения. Когда же она поняла, что из всей команды остались двое матросов и Филип, она безудержно разрыдалась.
«Иисусе Христе, ведь он тоже мог погибнуть, а я бы сидела в трюме и ничего не ведала!»
Она вспомнила о том, что ей пришлось пережить, когда ее в подпалубной темноте швыряло из стороны в сторону и она ушибалась о какие-то перегородки и балки, когда она слушала, как ураган, словно подземное чудовище, воет и сносит все на своем пути. Порой ей казалось, что наверху никого не осталось и она единственная, кто выжил. Тогда она принималась кричать и стучать в люк, пока очередная волна не швыряла ее обратно на тюки с шерстью.
Теперь все позади. Филип сказал, что буря близится к концу, и они живы. Они оба уцелели… Какое счастье!.. Захлебываясь слезами, Анна опустилась на колени и возблагодарила Бога.
Однако радоваться было рано. Лишенный мачт, парусов и руля, корабль превратился в игрушку ветров и волн. Его несло неведомо куда, и неведомо сколько это могло продолжаться. Едва успевшие вздохнуть с облегчением после бури, люди на «Летучем» уже приходили в отчаяние от своей беспомощности перед бескрайним океаном и однообразным, вечно пустынным горизонтом.
На четвертый день дрейфа без руля и парусов у них иссякли запасы воды. Дожевывая остатки солонины, они сидели на палубе, до боли в глазах вглядываясь в горизонт в надежде заметить парус или полоску земли. Но вокруг была только водная равнина, корабль качало, и его разболтанный корпус жалобно скрипел.
Анна обхватила руками колени. Она видела Филипа, стоявшего на носу корабля, широко расставив ноги. Ветер развевал его длинные, слипшиеся от соленой воды кудри. За эти несколько дней блуждания по морю были позабыты многие условности. Какая теперь разница, кто ты – графиня, рыцарь или матрос? Они ели одну и ту же солонину, вместе заделывали течи, спали рядом на палубе, и Анна, озябнув во сне, прижималась к Филипу. Он осторожно обнимал девушку, стараясь не разбудить ее, и долго вглядывался в ее усталое, ставшее таким дорогим ему лицо. Порой он ловил себя на мысли, что, пожалуй, именно сейчас он счастлив.
К Филипу приблизился один из матросов, вечно брюзжащий парень с подбитым глазом.
– Ветер гонит нас неведомо куда, и, как на грех, нету звезд, чтобы определиться, – плаксиво протянул он. – Так и до края света доплыть можно, чтобы свалиться прямо к чертям.
Филип, усмехнувшись, взглянул на него через плечо.
– Не торопись в ад, Том. Или ты уже забыл, чем это кончается?
Он указал на заплывший глаз парня. Тот со злостью плюнул при этом напоминании. Не далее как вчера он вдруг поднял страшный шум: указывая рукой на море, он стал вопить, что к ним плывет морское чудовище. Анна, поддавшись панике, вцепилась в руку Майсгрейва так, что у него остались следы на коже. Другой матрос, более пожилой и рассудительный, подошел к борту, какое-то время вглядывался в волны, а затем с размаху влепил Тому такую затрещину, что тот кубарем покатился по палубе.
– Прекрати голосить, щенок! Это всего лишь жалкие обломки каравеллы.
Это и в самом деле был киль носимого по воле волн перевернутого корабля. «Летучий» проплыл совсем рядом, всех охватила безмерная грусть, и лишь суетливый Том был удовлетворен. Ведь если в этих водах погибли еще какие-то бедолаги, значит, их вынесло не к краю земли и надежда еще остается.
…Вечерело. Убаюканная шумом волн и легкой качкой, Анна заснула на палубе, и пожилой матрос накрыл ее своей курткой. Филип лег неподалеку и долго вглядывался в темное, без единой звезды небо, пока и сам не задремал.
Проснулся он от неистового шума. Том бился и вопил как безумный в руках старшего матроса:
– Край света! Я же говорил… Море горит! Господи Иисусе, святые угодники, примите в руки свои грешную душу!
Казалось, он лишился рассудка и готов броситься в океан. Филип вскочил и кинулся к пожилому моряку, чтобы помочь ему удержать бесноватого. Однако при взгляде на воду его самого обуял панический страх. Море светилось, словно охваченное холодным пожаром. Это было голубовато-зеленое, мертвенное свечение, шедшее откуда-то из глубин. Гребни волн искрились так, что глазам было больно глядеть. Даже рыбы в глубине испускали таинственный свет и были видны через толстый слой воды.
– Господь всемогущий, что же это?
Пожилой матрос какое-то время глядел на воду, потом мрачно усмехнулся:
– Я видел такое однажды. Моряки говорят, что море требует жертв… Оно расстилает свой саван.
И, взглянув прямо в глаза рыцарю, он добавил:
– Молитесь, сэр. Снова будет буря.
Том лишь жалобно всхлипывал в его объятиях. Филип невольно сотворил крестное знамение.
– Раны Господни, но ведь «Летучий» больше не выдержит!
– Потому я и сказал – молитесь.
Филип перевел дух и оглянулся. Анна Невиль стояла в двух шагах от них, руки ее безжизненно висели вдоль тела. В фосфорическом свете моря ее фигура казалась объятой пламенем. Когда же рыцарь приблизился к ней, она обреченно спросила:
– И все-таки мы умрем?
Она подняла к нему осунувшееся лицо, глаза на нем при необычном свете были особенно огромными и печальными. Филип попытался улыбнуться.
– Однажды вы уже задавали этот вопрос, миледи. Как видите, провидение было милостиво к нам. Кто знает, может, и на этот раз нам повезет. Где же ваш кураж, мой храбрый мастер Алан, ведь нам приходилось бывать в переделках и похлеще, разве не так?
Улыбка Анны получилась жалобной. Филип взял ее руку.
– Я буду более спокоен, если вы вновь спуститесь под палубу к основанию мачты.
Анна замотала головой:
– Нет, нет. Я останусь с вами.
Филип положил руки ей на плечи.
– Пожалуйста, будьте покладистой. И ради всего святого, не связывайте мне руки своим присутствием, иначе я буду вынужден заботиться только о вас, а не о себе.
Какое-то мгновение Анна глядела на него, а затем покорно спустилась в трюм, захлопнув за собой крышку люка, Филип же отправился посовещаться с матросами о том, что они могут сделать, чтобы хоть как-то укрепить судно перед предстоящей бурей.