— Убедись, что ты готова к тесту, — говорит Нора, но мы обе знаем, что я готова.

Желтый свет проникает через окна в офисы нашего сортировочного центра. Проходя, я отбрасываю тень на столы других служащих, но никто на меня не смотрит. Я проскальзываю в мой крошечный офис, в котором едва хватает места для стола, кресла и экрана сортировочной машины. Меня окружают тонкие серые перегородки, так что я не вижу никого из своих соседей. Мы похожи на микрокарты поисковой библиотеки нашей средней школы: каждый запрятан в свою щель. У правительства, конечно, есть компьютеры, которые сортируют документы значительно быстрее, чем это делаем мы, но без нас пока не обойтись. Трудно предугадать, когда техника может дать сбой.

Так случилось в обществе, которое существовало до нашего. Каждый владел слишком многими технологиями, и это привело к катастрофическим последствиям. Сейчас у нас есть только та техника, которая нам необходима: порты, ридеры и скрайбы, и доступная нам информация стала специфичной. Специалистам по питанию не надо знать программного обеспечения железных дорог, а программисты, в свою очередь, не нуждаются в знаниях по приготовлению пищи. Такая специализация избавляет людей от перегрузки излишней информацией. Нам не надо понимать все. Кроме того, и Общество напоминает об этом все время: есть разница между знанием и технологией, и знание вас не подведет.

Я вставляю сканкарту в машину, и сортировка начинается. Хотя я привыкла сортировать по ассоциации, изображению или фразе, но могу работать и по числам. На экране появляются образцы, которые я должна найти, и множество чисел начинают скользить по экрану. Они похожи на маленьких белых солдатиков на черном поле, которые только и ждут, когда я начну выбивать их из строя. Я «ощупываю» каждого и начинаю отсортировывать, помещая ненужные числа в разные отсеки. Клавиши под моими пальцами издают мягкий, тихий звук, почти такой же неслышный, как звук падающего снега.

И я вызываю бурю. Числа летят на свои места, как снежинки, гонимые ветром.

Полпути пройдено. Образец, по которому я ищу нужный документ, меняется. Система фиксирует, как быстро я замечаю подмену и адаптируюсь. Вы никогда не знаете, в какой момент происходит замена. Через две минуты образец меняется снова, и я замечаю подмену на первой же строке чисел. Не знаю, как это происходит, но я всегда предчувствую подмену образца раньше, чем она случается.

Пока я сортирую, я не могу думать ни о чем, кроме того, что вижу на экране. Здесь, в моем маленьком сером закутке, я не думаю о Ксандере. Не стремлюсь вспомнить ощущение от прикосновения мягкого атласа к моей коже или вкус шоколадного торта на языке. Не думаю о дедушке, который завтра в последний раз поужинает на своем Прощальном банкете. Не думаю о снеге в июне и о прочих вещах, которых в природе не может быть, и все же они иногда случаются. Забываю об ослепительном блеске солнца, о холодном сиянии луны и о клене в нашем саду, зеленом, желтом, красном... Я подумаю обо всем этом позже, не сейчас. Не тогда, когда я сортирую.

Я сортирую, сортирую и сортирую до тех пор, пока не разбираю все данные. Экран становится чистым, и это я сделала его белым и пустым.

Когда я еду на аэропоезде домой, в Кленовый городок, тополиный пух уже исчез. Хочется рассказать о нем маме, но никого нет дома. Родители, взяв с собой Брэма, уехали на свои «часы досуга». На экране порта светится сообщение для меня: «Прости, что не застала нас, Кассия. Удачного тебе вечера».

Из кухни слышится сигнал: прибыл мой ужин. Контейнер, выложенный фольгой, проскальзывает в специальное отверстие. Я так быстро забираю его, что слышу звук вагончиков для еды, которые катятся по своим рельсам за домами нашего городка.

Когда открываю крышку, над контейнером возникает облако пара. Наверное, сменился инспектор, который следит за нашим питанием. Раньше еда прибывала чуть теплой. Сейчас она слишком горяча.

Торопливо ем, слегка обжигая рот, потому что знаю, что я хочу успеть сделать в эти редкие свободные минуты в этом почти пустом доме. По-настоящему одна я не бываю никогда: слышно, как жужжит порт, записывая, наблюдая за нами. Но так и должно быть. А сейчас он-то мне и нужен для того, что я собираюсь сделать. Я хочу просмотреть микрокарту без того, чтобы родители или Брэм заглядывали через мое плечо. Хочу прочитать все о Ксандере перед нашей встречей сегодня вечером.

Когда я вставляю микрокарту, жужжание переходит в более целенаправленный звук. Экран светлеет, и мое сердце в ожидании бьется чаще, хотя я так хорошо знаю Ксандера. Что Общество хочет поведать мне о человеке, рядом с которым прошла вся моя жизнь?

Знаю ли я все о нем, как я привыкла думать, или что-то осталось мне неизвестным?

— Кассия Рейес, Общество радо представить вам вашу пару.

Сразу за этим стандартным обращением на экране возникает лицо Ксандера. Это хорошая фотография. Светлая искренняя улыбка, добрые голубые глаза. Я тщательно изучаю фотографию, как будто никогда не видела ее раньше, как будто я всего лишь разок взглянула на него вчера на банкете. Рассматриваю черты его лица, изгиб губ. Он красив. Конечно, я не смела и мечтать, что он может быть моей парой, но это случилось, и я заинтересована. Заинтригована. Немного испугана неведением того, во что выльется теперь наша дружба. Но, в основном, просто счастлива.

Хочу нажать кнопку «Руководящие указания», но, прежде чем я успеваю это сделать, лицо Ксандера на экране темнеет и исчезает. Обычное жужжание, затем тот же голос повторяет:

— Кассия Рейес, Общество радо представить вам вашу пару.

Сердце останавливается. Не верю своим глазам. Передо мной на экране снова возникает лицо. Это не Ксандер.

Что? Совершенно ошеломленная, я дотрагиваюсь до экрана, и под кончиками моих пальцев лицо расплывается, превращаясь в пятнышки, похожие на пыль. Появляются какие-то слова, но, прежде чем я успеваю их разобрать, слова исчезают, и экран становится совершенно пустым. Опять.

— Что происходит? — говорю я громко.

Экран остается белым и пустым. Я чувствую, что бледна так же, как он. Это в тысячу раз хуже, чем пустой экран на вчерашнем банкете. Тогда я знала, что это значит. Теперь не имею ни малейшего понятия. Никогда не слышала ни о чем подобном.

Ничего не понимаю. Общество не делает ошибок.

Но тогда что это значит? Никогда еще ни у кого не было двух пар одновременно.

— Кассия? — раздается голос Ксандера из-за двери.

— Иду! — кричу я в ответ, вырываю микрокарту из порта и сую ее в карман. Затем делаю глубокий вздох и открываю дверь.

— Итак, я узнал из твоей микрокарты, что ты увлекаешься велоспортом, — безразличным тоном сообщает Ксандер, пока я запираю входную дверь. Несмотря на то что я увидела на экране, невольно улыбаюсь: ненавижу велоспорт, и он знает это. Мы постоянно спорим. Мне кажется глупым ездить на том, что самостоятельно двигаться не может, и без конца крутить ногами колеса. Он возражает, что мне нравится бегать на тренажере, а это почти одно и то же.

— Это другое, — говорю я ему, но не могу объяснить почему.

— Ты, конечно, провела весь день, любуясь моим изображением на экране? — спрашивает он. Это шутка, но внезапно я начинаю задыхаться. Конечно же, он тоже просматривал свою микрокарту. Было ли мое лицо единственным, что он видел? Так странно скрывать что-то, особенно от Ксандера.

— Конечно нет, — отвечаю я, стараясь поддержать шутливый тон. — Ты ведь знаешь, что сегодня суббота. Я была на работе.

— Я тоже, но это мне не помешало. Я прочел все о тебе и все руководящие указания.

Этими словами он невольно бросает мне спасательный трос. Я больше не тону в этом омуте тревоги. Я погрузилась в него по самую шею, и холодные темные волны готовы были накрыть меня с головой, но теперь я могу дышать. Ксандер думает, что мы обручены. Он не увидел ничего странного в своей микрокарте. Это уже кое-что.