— Так-то оно так, мисс Блеклок, но что будет, если вы умрете раньше миссис Гедлер? К кому тогда перейдет наследство?

— Никогда не задумывалась… Наверное, к Пипу и Эмме.

Увидев изумление, написанное на лице Креддока, мисс Блеклок улыбнулась.

— Решили, что я сошла с ума? Повторяю: если я умру раньше Белль, деньги, наверное, перейдут к законному потомству или, как там это у вас называется, к детям Сони, единственной сестры Рэнделла. Он с ней в свое время рассорился. Она вышла замуж за человека, которого Рэнделл считал отпетым негодяем.

— А он действительно был им?

— О да. Но, очевидно, женщины находили его привлекательным. Он был то ли грек, то ли румын.., как же его звали? А! Стэмфордис, Дмитрий Стэмфордис.

— Когда Соня вышла замуж, Рэнделл исключил ее из завещания?

— Нет. Соня сама была очень богата. Рэнделл уже успел поместить на ее имя крупную сумму денег так, чтобы муж не мог до них добраться. Но, наверно, юристы уговаривали его указать наследника на случай, если Белль меня переживет, и он после долгих колебаний назвал Сониных детей. Просто потому, что ничего больше ему в голову не пришло, а он был не из тех, кто завещает наследство благотворительным учреждениям.

— Значит, от Сониного брака были дети?

— Да. Пип и Эмма. — Мисс Блеклок рассмеялась. — Звучит, конечно, очень смешно. Все, что я о них знаю, так это то, что Соня однажды написала Белль после свадьбы, просила передать Рэнделлу, что очень счастлива, что у нее недавно родились близнецы и она назвала их Пипом и Эммой. Насколько мне известно, больше писем не было. Но, конечно, от Белль вы получите более исчерпывающие сведения.

Мисс Блеклок позабавил ее собственный рассказ. Однако инспектору было не до смеха.

— Значит, — сказал он, — если бы в тот вечер вас убили, по меньшей мере двум людям досталось бы огромное наследство. Мисс Блеклок, вы говорили, что ни у кого нет оснований желать вашей смерти. Так вот: вы ошиблись! По крайней мере, два человека в этом жизненно заинтересованы. Сколько сейчас лет братцу и сестрице?

Мисс Блеклок задумалась.

— Дайте сообразить. Тысяча девятьсот двадцать второй год… Нет, мне трудно припомнить… Думаю, лет двадцать пять — двадцать шесть. — Лицо ее посерьезнело. — Но не думаете же вы, что…

— Я думаю, что кто-то стрелял в вас, пытаясь убить. Думаю, этот человек или эти люди захотят повторить свою попытку. Мне бы хотелось, чтобы вы были очень-очень осторожны, мисс Блеклок, постарайтесь. Одна попытка сорвалась. Полагаю, весьма скоро за ней последует вторая.

Филлипа Хаймс выпрямилась и откинула прядь волос со вспотевшего лба. Она пропалывала цветочный бордюр.

— Да, инспектор?

Филлипа вопросительно посмотрела на него. Он, в свою очередь, взглянул на нее более придирчиво, чем в прошлый раз. Ничего не скажешь, симпатичная девушка, чисто английский тип: светло-пепельные волосы, удлиненное лицо. Упрямый подбородок и рот. Она была чем-то удручена, обеспокоена. Но пристальный взгляд голубых глаз не выдавал ничего, абсолютно ничего. Да, эта девушка умеет хранить тайны.

— Извините, что опять отрываю вас от работы, миссис Хаймс, — сказал он, — но мне не хотелось ждать, пока вы придете на ленч. Кроме того, я решил, что, может, нам удобнее будет поговорить здесь, а не в Литтл-Педдоксе.

— Слушаю вас, инспектор.

А в голосе ни тени волнения или интереса! Но зато промелькнула тревога.., или ему почудилось?

— Сегодня утром мне было сделано одно заявление. Оно касается вас.

Филлипа приподняла брови.

— Миссис Хаймс, вы утверждаете, что незнакомы с Руда Шерцем?

— Да.

— И вы впервые увидели его уже мертвым? Так ли это?

— Разумеется. Я никогда его раньше не видела.

— И никогда с ним не разговаривали в оранжерее Литтл-Педдокса?

— В оранжерее?

Он был почти уверен, что в голосе ее прозвучал страх.

— Да, миссис Хаймс.

— А кто это сказал?

— Мне сообщили, что у вас был разговор с Руди Шерцем. Он спросил, где ему спрятаться, а вы ответили, что покажете место, и вполне определенно обозначили время: четверть седьмого. Как раз в четверть седьмого Руди Шерц должен был добраться от автобусной остановки до усадьбы.

На мгновение воцарилось молчание. Потом Филлипа презрительно хохотнула. Слова инспектора явно ее позабавили.

— Я знаю, кто вам все это наговорил, — процедила она сквозь зубы. — По крайней мере, догадываюсь. Очень глупая и неуклюжая ложь. Злобная ложь. По неясным мне причинам Мици ненавидит меня больше, чем остальных.

— Значит, вы отрицаете?

— Конечно! Я ни разу в жизни не встречала Руди Шерца. Да меня и дома не было в то утро. Я была здесь, на работе.

— Простите, в какое утро? — вкрадчиво спросил инспектор.

Секундная заминка и легкий взмах ресниц.

— Каждое утро. Я прихожу сюда каждое утро. И не ухожу до часу дня, — отрезала Филлипа и презрительно добавила:

— Не стоит слушать Мици. Она все время лжет.

— Значит, мы имеем, — говорил Креддок, шагая рядом с сержантом Флетчером, — показания двух молодых женщин, противоречащие друг другу. Кому же мне верить?

— Все считают, что эта беженка постоянно рассказывает небылицы, — сказал Флетчер. — Я по опыту знаю, что у иностранцев врать получается лучше, чем говорить правду. Да и, потом, видно, что она миссис Хаймс терпеть не может.

— Значит, на моем месте вы поверили бы миссис Хаймс?

— Если бы не появилось каких-то веских доказательств против нее, сэр.

У Креддока таких доказательств не было… Ничего, кроме слишком пристального взгляда голубых глаз и сорвавшихся с языка слов “в то утро”. А ведь, насколько он помнил, он не говорил ей, когда состоялся предполагаемый разговор в оранжерее: утром или днем.

Однако мисс Блеклок (а если не она, то мисс Баннер) могла упомянуть о приходе молодого швейцарца, выпрашивавшего денег на обратную дорогу домой. И Филлипа Хаймс могла подумать, что разговор произошел именно в то утро.

Но все же Креддоку казалось, что в голосе ее послышался страх, когда она переспросила: “В оранжерее?”

Он решил пока что не делать окончательных выводов.

В саду викария было просто чудесно. Неожиданно выдались погожие осенние денечки. Бабье лето — так, кажется, их называют? Креддок сидел в шезлонге, который притащила ему энергичная Банч. Сама она умчалась на собрание матерей[17]. Мисс Марпл, тепло укутанная шалями и большим пледом, сидела рядом с Креддоком и вязала. Солнце, покой, мерное позвякивание спиц в руках мисс Марпл — от всего этого инспектора клонило ко сну. Но где-то в глубине души затаился страх, будто в ночном кошмаре. Как в навязчивом сне, когда смутная тревога растет, растет и наконец превращается в ужас… Он отрывисто произнес:

— Вам не следовало приезжать сюда.

Спицы мисс Марпл на мгновение замерли. Она задумчиво посмотрела на Креддока своими ясными фарфорово-голубыми глазами.

— Знаю, на что вы намекаете. Вы очень заботливый юноша. Но не волнуйтесь. Отец Банч (он был пастором нашего прихода, весьма образованный человек) и ее мать (поистине необыкновенная женщина, удивительно сильная духом) — мои старинные друзья. И совершенно естественно, что, раз я оказалась в Меденхэм-Уэллила — поехала погостить у Банч.

— Возможно, — сказал Креддок, — но.., но, пожалуйста, не надо ничего разузнавать. Поверьте, я чувствую, что это небезопасно.

Мисс Марпл еле заметно улыбнулась.

— Боюсь, — сказала она, — что старухам свойственно везде совать свой нос. И куда больше бросится в глаза, если я не стану этого делать. Мы всегда выискиваем общих знакомых, выясняем, помнят ли они того-то и того-то: за кого вышла замуж дочка такого-то, и так далее и тому подобное. А это очень помогает.

— Помогает? — с недоумением переспросил инспектор.