Получив известие о назначении Андропова председателем, сотрудники разведки, естественно, попытались выяснить у знакомых в аппарате ЦК КПСС, что он собой представляет. Ответы были обнадеживающими, однозначными и весьма лаконичными: «Ребята, вам повезло».
Однако для самого Юрия Владимировича приход в КГБ не был простым. Он серьезно беспокоился, как его здесь воспримут, очевидно, еще не сознавая в полной мере, какие изменения произошли в госбезопасности к 1967 году, когда в системе осталось лишь незначительное количество сотрудников, начинавших работу в органах в 30-е годы.
В Комитете Ю.В. Андропова встретили с надеждой на то, что при нем будет больше порядка, организованности, определенности и меньше сумасбродства, злоупотреблений и нарушений законности. Андропов привел с собой из аппарата ЦК КПСС небольшую команду, не более десяти человек. Держались они на первых порах тесной стайкой и все старались выяснить, нет ли вокруг Юрия Владимировича недоброжелательности или, не дай Бог, не зреет ли какая крамола. Эта группа была предана ему лично и стремилась всеми доступными средствами работать на повышение его авторитета, что порой выглядело даже смешным и наивным из-за прямолинейности в восхвалении достоинств нового председателя, в чем вообще не было никакой нужды. Надо сказать, что и Андропов заботился о своей команде. Из нее выпали, может быть, два-три человека, а остальные стали генералами и заняли ключевые посты в системе госбезопасности.
Пока команда врастала в жизнь КГБ, Андропов сам вел постоянный поиск новых людей для выдвижения на ответственные посты. Был он на первых порах склонен к быстрым очарованиям и разочарованиям. Смелый в суждениях, эрудированный человек сразу привлекал внимание Андропова, он его быстро двигал вверх, а потом, случалось, проявлялись организаторские изъяны и еще какие-нибудь негативные качества выдвиженца. Такого работника он быстро смещал с ключевой должности, переводя на менее ответственную. При этом Юрий Владимирович не таил зла, неприязни и сохранял благожелательность по отношению к тем, кого он двигал сначала вверх, а потом вниз. Порой он сетовал на то, что человек бывает трудно предсказуем. На своей должности вроде бы хорош, а передвинь его на одну ступеньку повыше, он уже растерялся и запаниковал или — еще хуже — неожиданно превратился в грубияна и диктатора.
О том, что Андропов не был злопамятен и не стремился сводить личные счеты с людьми, причинившими ему когда-то неприятности, говорит такой факт. Однажды в разговоре со мной он поинтересовался, как чувствует себя и как работает один наш сотрудник старшего поколения, и рассказал с грустной усмешкой, что этот человек в момент, когда было сфабриковано так называемое ленинградское дело, выделил его, Андропова, вопрос в отдельное производство, что означало на практике неминуемый арест. Юрий Владимирович не только не пытался как-то наказать этого человека, но даже не увольнял его на пенсию, поскольку понимал, что не конкретный человек был повинен в подобных делах, а время тогда было жестокое.
Особое внимание Андропов уделял изучению руководящих сотрудников разведки и, надо сказать, преуспел в этом. Он достаточно хорошо знал руководителей крупных резидентур КГБ, регулярно общался с заместителями начальника Первого Главного управления, а также с начальниками ведущих подразделений разведки, в первую очередь с руководителями информационно-аналитической службы, управления внешней контрразведки, научно-технической разведки, службы активных мероприятий, начальниками географических отделов.
Сила Андропова состояла в том, что он с одинаковой активностью и вниманием руководил всеми звеньями КГБ, постоянно укрепляя их и уточняя задачи по ходу меняющейся обстановки в государстве и тщательно учитывая при этом международную обстановку.
Но что касается разведки, то с уверенностью можно сказать, что ее делами он интересовался особо. Это, впрочем, и понятно, так как последние годы до прихода в КГБ Андропов как раз и занимался внешнеполитическими вопросами (посол СССР в Венгрии, заведующий отделом социалистических стран ЦК КПСС).
И конечно, сами разведчики вызывали у него пристальный интерес. Он вел тщательный поиск среди них авторитетных людей, которые могли бы служить опорой в проводимых внешнеполитических акциях.
Юрий Владимирович полностью доверял начальнику разведки В.А. Крючкову, которого привел с собой в КГБ из аппарата ЦК КПСС и назначил его в 1971 году первым заместителем, а в 1974 году — начальником разведки.
Из числа ветеранов разведки он особо выделял Ивана Ивановича Агаянца и довольно часто повторял фразу: «Агаянц — это Дзержинский!». Смысла этого определения он не раскрывал, но с уверенностью можно полагать, что он имел в виду фанатичную преданность Ивана Ивановича делу разведки, его целеустремленность, высокий профессионализм и высочайшую работоспособность, несмотря на очень слабое здоровье (болезнь легких).
Иногда Андропов, правда, заводил разговоры несколько двусмысленного свойства, проверяя, как люди относятся к тому или иному руководителю. Он вдруг начинал слегка поругивать какого-нибудь начальника, втягивая в обсуждение своего собеседника. Я сам не раз подвергался подобным испытаниям, когда Юрий Владимирович позволял себе критические высказывания в адрес человека, к которому, как я доподлинно знал, он относился с большим доверием. Подобный метод, возможно, оправдан, если председатель КГБ нуждается в дополнительной информации об отношении к тем людям, которые стоят вокруг него, но мне лично такие игры не очень нравились.
Беседовать с Андроповым было совсем не просто. Он совершенно не терпел нудных докладов, построенных по стандартной схеме. Раздражался, перебивал докладчика, задавал множество неожиданных вопросов, и обычно такой неудачный доклад кончался вежливой выволочкой и занимал минимум времени. И наоборот, если докладчик попадался содержательный и рассказывал интересные вещи, сопровождая их оригинальными выводами и предложениями, беседа затягивалась и по увлекательности своей становилась сродни, выражаясь языком литературных критиков, интеллектуальному пиршеству.
Участвуя в переговорах Андропова с иностранными делегациями, присутствуя при докладах резидентов разведки, обсуждая бесконечные проблемы вроде афганской, я нередко покидал кабинет председателя с чувством неудовлетворенности самим собой, так как его уровень мышления, знания, умение нестандартно и увлекательно вести беседу заставляли осознавать, и иногда довольно остро, собственную некомпетентность в ряде вопросов, неспособность так же досконально разобраться в существе каких-то проблем. Иначе говоря, Андропов подавлял собеседника не своим положением, ибо держался просто и большей частью приветливо, а своей эрудированностью, знаниями и оригинальным видением вещей и событий.
Если, принимая в своем кабинете иностранные делегации, советских представителей, сотрудников КГБ, Андропов вел беседы свободно, не сковывая их рамками строго заданной программы, то в подготовке своих публичных докладов и выступлений отличался особой тщательностью и пунктуальностью. Получив от помощников составленный по его тезисам материал, он на два-три дня отключался от текущих дел и со всей скрупулезностью работал над текстом, тщательно выверяя все его положения.
Зная динамичную и даже резкую манеру бесед Андропова, я предупреждал резидентов, что к докладам и отчетам надо готовиться очень основательно, что необходимо знать все детали обсуждаемых вопросов и ориентироваться на ведение диалога, а не на спокойное повествование. «Учти, он не даст тебе спокойно говорить больше пяти минут, а будет задавать самые неожиданные вопросы», — примерно такую давал я «вводную» идущему «на ковер» к председателю.
Андропов был человеком скромным, но твердым. Он поставил себя так, что люди, как правило, не решались делать ему комплименты, пытавшийся нарушить это табу получал резкий отпор и мог потерять его расположение. Для человека такого уровня неприятие лести, несомненно, редкое качество, тем более что атмосфера вокруг Брежнева изобиловала обратными явлениями. С коррупцией и расточительством он боролся всегда, а одним из первых его актов после занятия поста генсека стало снятие с должности министра внутренних дел Щелокова. Вручаемые ему подарки Андропов, насколько мне известно, сдавал в государственную казну и требовал того же от своих заместителей.
