От недоумения я нахмурилась:

— С чего мне так поступать с самой собой?

— Знаешь ли ты, что делает война с живым существом, пусть даже таким могущественным, как ты? Остаются мучительные воспоминания. Возможно, ты такая, какая есть, потому что у тебя нет этих воспоминаний. Возможно, ты хотела забыть о том, как поступала ради вкуса победы.

— В смысле? А как я поступала?

Подошел Рейес и взял меня за локоть.

— Это не моя забота. Меня заботят лишь твои поступки в этом мире. В том числе твое решение вернуть душу, что уже освободилась и покинула свой сосуд. Это запрещено.

— Эти люди не погибли бы, если бы их не убил Эйдолон. А значит, эту ситуацию нельзя регулировать обычными правилами.

— Не тебе это решать.

— Значит, — я присела совсем рядом с девочкой, — если я верну этих людей, меня изгонят?

— На веки вечные.

От ярости меня опять затрясло, да так, что застучали зубы.

— Датч, — позвал Рейес, пытаясь привести меня в чувство.

Я ощущала, как в нем тоже клубится гнев, натягивая кожу в жажде вырваться на свободу. Но еще я чувствовала беспокойство. За меня. За Пип.

В ожидании ответа Михаил склонил голову набок.

Вот только бурлящая во мне ярость вдруг вырвалась наружу. У меня в руке появился меч, и одним молниеносным движением я нанесла архангелу удар.

На его груди появилась длинная красная полоса, и я почувствовала, как мои губы растягиваются в улыбке.

— Так вот как это делается, — завороженно пробормотала я.

Порез оказался глубоким, но Михаил и бровью не повел, зато вся его армия обнажила мечи и приготовилась к битве. То же самое сделал и Рейес.

Еще секунда, и я бы вызвала собственную армию, но вдруг до меня дошло, что я творю. Рискую невинными существами, потому что… Почему? Потому что разозлилась? Потому что меня избаловали? А теперь я закатываю истерику, потому что не получила того, что хочу?

Может быть, все они правы. Может быть, я действительно бог войны. Жажду войны и живу только ради нее. Да уж, безответственнее не придумаешь.

Я встряхнулась и посмотрела на Михаила:

— Ты передал мое послание Иегове?

— Да.

— И что теперь?

— Он встретится с тобой на поле битвы. Назови лишь место и время.

Вконец офонарев, я застыла. На поле битвы? То есть меня ждет сражение? С Иеговой? С Богом, блин?! С тем самым Богом, которому я с детства поклонялась, и с которым разговаривала, когда никто больше не слушал? Меня учили, что где-то там Он всегда за мной присматривает.

И все же я кипела от злости. Зачем нужна такая сила, если постоянно ее подавлять и держать взаперти, когда с ее помощью можно сделать столько хорошего? Страшно захотелось сказать что-нибудь очень дерзкое, но на ум ничего не пришло.

Похоже, Михаил понял, что я не в состоянии сформулировать внятную фразу, и подошел ближе, хотя все ангелы мигом напряглись. Рейес тоже выступил вперед.

— Может быть, — начал архангел, — тебе нужно время все обдумать, Эль-Рин-Алитхиа.

— Да, — кивнула я и посмотрела на меч, который держала в руке.

Меч явно был древним и, по-моему, видел множество битв. Даже слишком много. Здесь я оказалась не случайно, и вряд ли моей целью было захватить этот мир.

Меч исчез. Я прошла вперед, толкнув по пути Михаила плечом. Сейчас я должна сделать то, что могу. То, что мне позволено.

Я присела рядом с женщиной с осколком в шее. Мы были нематериальны, поэтому увидеть меня она не могла. Женщина держалась за осколок, но знала, что вытащить его — значит, умереть. В носу и во рту у нее пузырилась кровь, а в глазах стоял чистейший ужас, который тонкими щупальцами крепко сжал мое сердце.

Прежде чем женщина поняла, что происходит, я растворила осколок и исцелила рану. Если мне разрешено только это, так тому и быть.

Надо мной навис Михаил, однако Рейес не дал ему подойти слишком близко.

— Теперь, — заговорил архангел, — когда ты знаешь, на что способна, тебе будет намного сложнее. Ты как наркоман, который спустя много лет воздержания ощутил вкус героина. Но если ты вернешься к старым привычкам, то навсегда потеряешь свою семью.

— Что он имел в виду под «старыми привычками»? Если я действительно бог войны и жажду крови своих врагов, как некоторые жаждут, ну, навскидку, кофе, то почему мне запрещено возвращать к жизни тех, кто погиб незаслуженной смертью? Разве это не стало бы шагом в верном направлении? Я могу понять, почему запрещают развязывать войны, разжигать революции и что там еще под силу богу, но зачем запрещать исправлять ошибки?

Доктор Мэйфилд сидела на Споке31 — кресле, приставленном к капитану Кирку, — и записывала что-то в блокнот. Я не видела ее с тех пор, как ушла от нее вместе с Логаном — озорным индейцем-вампиренышем. Док проведала сестру, чуть-чуть помоталась по миру, а теперь работала психиатром для призраков. Ну и, очевидно, для меня.

— Это же чистой воды бред! — продолжала я. — Даже вот в этой бутылке текилы больше логики.

Я приложилась к горлышку и отпила обжигающей жидкости. Честно говоря, никогда не понимала, почему люди пьют, когда им плохо. В итоге ведь становится еще хуже. Но сегодня почему-то казалось, что текила поможет.

Ясно же, что я могу намного больше. И какого черта я согласилась стереть свою базу данных?

— Вы точно справитесь? — спросила доктор Мэйфилд.

Прямо сейчас ее за рукав дергал мужчина с раскроенным черепом. Бедняге позарез был нужен доктор, чтобы понять, почему он постоянно видит один и тот же кошмар.

Я кивнула:

— Рада, что вы все еще работаете.

Док закрыла блокнот.

— Я тоже. Загляну к вам завтра.

Я отсалютовала ей почти пустой бутылкой, и док испарилась. А я достала из кармана кулон и принялась его разглядывать. Провела пальцем по вычурной резьбе и задумалась. Если я не могу спасти людей в этом мире, то как мне спасти тех, кто находится в другом? В том, который Иегова создал для своего мятежного брата? То бишь в аду, который Бог создал для Рейазикина, моего мужа.

Как только я об этом узнала, возникло два вопроса. Во-первых, какой бог будет создавать сущий ад только для того, чтобы заключить там собственного брата? А во-вторых, что, черт возьми, такого ужасного сделал Рейес, чтобы его родной брат построил для него целый ад? Типа спа-отель, только без бассейна и обслуживания номеров.

А если задуматься, что вообще мне известно? Может, там повсюду сплошная роскошь и все удобства, чтобы бесконечное заключение в огромной одиночной камере казалось не таким уж непереносимым.

Однако в ответ на слова «адское измерение» мое нутро подсказывало, что там все далеко не так радужно.

Я провела пальцами по теплой поверхности кулона. Мне всегда казалось, что он теплый, потому что я ношу его в кармане, и он нагревается от моего собственного тепла. Позднее я стала понимать, что тепло обусловлено тем, что находится внутри. Может быть, все адские миры горячие. Как по мне, было бы неплохо иметь про запас хотя бы один холодный, ну или с повышенной влажностью. Чисто ради разнообразия.

В мыслях в который раз вспыхнул образ девочки, которую убил Эйдолон. Она была так напугана, а не могла даже пошевелиться… На помощь тут же пришел Хосе Куэрво32. Хороший он, надо признать, парень.

Пока я выкладывала нутро доктору Мэйфилд и попутно напивалась в стельку, отказавшись от комфорта на капитане Кирке, за мной наблюдал Рейес. Он тоже пил, но в этой сфере его вкусы более люксовые. Скорее всего он выбрал скотч, бурбон или еще какой-нибудь напиток, чье название, скатываясь с языка, звучит сексуально.

Я была расстроена, а потому не хотела никаких удобств, которые могла предложить наша мебель. Мы с Хосе сидели в углу и испытывали на прочность мой мочевой пузырь. Пока все шло неплохо.