Надо разбудить в нем обиду на отца и друга... И, кажется, это сработало. Как всегда.

— Ты абсолютно права, Нелл. Я всегда был слишком доверчивым. Всегда старался видеть в людях только хорошее.

Она коротко рассмеялась. Какой глупец, какой легковерный идиот. Сэр Рассел абсолютно справедливо презирал своего сына. Тот был ленивым, самовлюбленным простофилей, слишком глупым и слишком доверчивым, чтобы удержаться на работе. К тому же за ним водились и другие грехи: азартные игры и пьянство, наркотики и дешевые шлюхи. Неудивительно, что отец презирал его.

Нелл придвинулась ближе к Хьюго, обхватив его толстую талию. Ее голос стал низким, заговорщическим.

— Слушай меня. Скоро все наладится. Мне необходимы препараты, для изготовления которых требуется время, но я буду готова к завтрашнему дню. Вернее, мы будем готовы.

Хьюго нервно ухмыльнулся, Боже, он нуждался в этой женщине, и не только в ее теле, не только в тех вещах, которые она проделывает с ним! Она стала его судьбой. Без нее у него никогда не хватило бы ни храбрости, ни воли отстоять то, что ему принадлежало. Хьюго вдыхал ее аромат, этот потрясающий мускусный запах, столь сильно его возбуждавший. Он вглядывался в эти глубокие темные глаза и чувствовал, что утопает в них. План насчет Брейкена принадлежал ему, но она была движущей силой его исполнения. Хьюго вспомнил, как она разволновалась, когда он впервые упомянул о грандиозной идее, какой огонь вспыхнул в этих глазах. Ее страсть в ту ночь оставила его изможденным, но жаждущим большего.

— Ты увидишь вещи, которые никогда не считал возможными, — заговорила она, ее голос дрожал от предвкушения. — Это заставит сердце твоего отца остановиться. Но — никаких следов, нас ни в чем не смогут обвинить. Теперь у нас есть это, — женщина подняла вверх бумагу, — и нет необходимости поддерживать в нем жизнь. Забавно, не так ли, он мог умереть несколько месяцев назад, если бы не мои лекарства и уход. Доктора не смогли ничем помочь. Но он нам больше не нужен, Хьюго, его время пришло.

— Я не хочу, чтобы отец страдал слишком сильно, Нелл.

— Ха! А что, как ты думаешь, он испытывал весь этот последний год? Было бы милосерднее позволить ему умереть быстрее, но мы не могли этого допустить, пока все не узнали. И ты позволял ему страдать, Хьюго, ты позволял этому продолжаться, так что не начинай оплакивать его сейчас.

Она прижалась к нему бедрами — отвлекающий маневр, который всегда удавался. Сейчас Нелл думала о том, что следует удерживать Хьюго от слишком глубоких раздумий, не позволяя его воображению заходить слишком далеко. Например, мысль о том, что однажды, спустя годы, когда эта женщина станет его партнером и в браке, и в делах, он может испытать те же страдания, что и его отец, никогда не приходила ему в голову. Бедный тупой Хьюго...

Он ошибочно истолковал улыбку Нелл как проявление любви, ее руку у него на бедре — как желание.

— Мы должны избавиться от этого, — сказал Хьюго.

— Что?

— Нужно сжечь его. Завещание. Мы должны уничтожить его сейчас.

Ее улыбка превратилась в зловещую ухмылку.

— О нет, — Нелл мягко покачала головой. — О нет, я хочу, чтобы старый ублюдок увидел, как мы делаем это. Я думаю, ему следует знать, что гнилой план лишить тебя наследства, провалился. Я хочу, чтобы он узнал это, перед тем как его глаза закроются навсегда.

Хьюго молчал, вдыхая ее опьяняющий запах. Не меньше, чем эта женщина, его возбуждала также перспектива наконец завладеть Замком Брейкен и землями, с которыми он сможет делать все, что пожелает. Если бы только старикан умер не так, как планировала Нелл (что бы это ни было), если бы только он угас сам по себе...

— Хьюго!

Его внимание вновь обратилось на женщину.

— Сейчас уже не повернуть назад, — продолжала она. — Раз сэр Рассел уйдет с дороги, а завещание будет уничтожено, у Киндреда не останется ни одного шанса. И что бы ни случилось завтрашней ночью, это его вина Он не должен был так поступать с тобой, Хьюго, не так ли?

Хьюго промямлил нечто невразумительное, что Нелл сочла согласием.

— Кроме того, — добавила она холодно, — он должен был умереть четыре месяца назад.

Хьюго внутренне содрогнулся и, не в первый раз, почувствовал сильный страх перед этой женщиной. Но и это тоже являлось частью ее очарования.

Нелл неслась вверх по лестнице. Насколько далеко он зашел? Что он увидел? Сперва спальня. Она остановилась на пороге, дико оглядываясь вокруг. Казалось, ничего не тронуто, ничего не передвинуто. Однако чужое присутствие ощущалось так же ясно, как застоявшийся запах, след на песке, отпечатки пальцев на стекле. Женщина почувствовала его в тот же момент, как вернулась домой.

Она никогда не оставляла открытой дверь в свою потайную комнату, поскольку так могла уйти часть ее силы. Кто бы ни сунул туда нос, он явно был достаточно обеспокоен, если покинул комнату второпях, забыв оставить дверь в том положении, в котором нашел ее.

В груди закипала ярость — к чему прикасался незваный гость? Она подошла к алтарю и наклонилась над голубым кубком. Глухой стон сорвался с ее губ: содержимое кубка исчезло, Том Киндред унес его с собой.

С яростным воплем она замолотила по воздуху сжатыми кулаками. Как он посмел?! Как он посмел проникнуть в ее дом, как решился на кражу?! Нелл знала, кто это был, всегда чувствуя подобные вещи, зная о любых отрицательных мыслях, направленных против нее.

Итак, он думает, что может сыграть с ней в игру? Взять верх над Нелл Квик? Что ж, бедняга, он не знает, как ее радуют подобные развлечения, особенно когда они могут закончиться ужасно для ее противника. И прежде чем пройдет эта ночь, Том Киндред узнает, насколько ужасно.

Что-то словно выхватило Тома из дремоты, и он поднял голову с раскрытой книги.

Осторожный стук в дверь.

Он поднял голову выше, плечи медленно распрямлялись.

Опять стук в дверь.

Том откинулся на спинку стула, глядя на дверь, словно мог проникнуть сквозь нее взглядом.

— Дженнет? — позвал он тихо, радостно. Почему она не воспользовалась звонком?

Сильный стук в дверь, так что дерево содрогнулось от удара.

Всерьез встревоженный, он подскочил на стуле, остатки сна слетели прочь.

— Дженнет? — крикнул он. — Ригвит? Это ты?

Молчание было единственным ответом.

Молодой человек оглянулся вокруг в поисках чего-нибудь пригодного для защиты, затем подошел к буфету и достал длинный разделочный нож. Теперь он ждал, устремив глаза на дверь, прислушиваясь к тишине ночи; спустя несколько долгих минут, запинаясь, но громко спросил:

— Есть там кто-нибудь?

Ответа не последовало. Почему, в конце концов, он должен кого-то бояться в своем собственном доме? «Потому что ужасные вещи случились с тобой здесь совсем недавно», — произнес внутренний голос. И это привело Тома в ярость. Малый Брейкен всегда был чудесным местом, домом, полным любви, окружавшей его в детстве, и убежищем для него сейчас. Никто не имеет права угрожать ему здесь.

Том решительно захромал к двери, бравада отвергала любые другие способы действия. Без колебаний он отодвинул оба засова, верхний и нижний (соображения безопасности заставили его ранее воспользоваться обоими), мягко повернул ключ, переложив нож так, что он оказался в правой руке, как кинжал, и широко распахнул дверь.

Звезды и почти полная луна светили достаточно ярко, освещая поляну вокруг коттеджа серебристо-серым светом. Снаружи никого не было, но что-то лежало на ступеньках.

Перед тем как поднять неизвестный предмет, молодой человек посмотрел в сторону деревьев, напоминавших сейчас просто темную массу. Лес, затаившись, молчал — довольно необычно, поскольку даже в эти поздние часы всегда слышатся шорохи, листья и кусты шевелит ветерок или какое-нибудь бодрствующее существо, ухает сова или кричит ее жертва.

Окончательно убедившись, что никто не скрывается поблизости, Том принялся рассматривать неизвестный предмет. Это оказалась грязная стеклянная банка с жестяной завинчивавшейся крышкой. Он опустился на корточки, желая рассмотреть ее поближе, затем подвинулся так, чтобы не заслонять свет. Из-за грязи было трудно рассмотреть содержимое сосуда.