— Это временно, Джейсон.

— Я справлюсь, док.

— Если я помогу твоей подруге, ты не обязательно потеряешь ее. Мы можем работать вместе над вашими отношениями.

— Я сказал — нет. Это мое последнее слово, — по слогам проговариваю я. И, судя по выражению разочарования на лице доктора, он меня понял.

Лекси

Это случится завтра. Не могу поверить, и я просто в ужасе. На самом деле, я в шаге от того, что бы передумать. Меня трясет от противоречивых эмоций. Бросает то в жар, то в холод. Сама себя не контролирую. Мысли спутались, руки холодные, как лед, сердце тарабанит так, что вся грудная клетка болит. Должна ли я радоваться? Считать минуты? Я не знаю. Ничего не понимаю. Хочу остаться в этом дне. Навсегда.

Прошло восемь дней, а от Мика не было никаких вестей. Послезавтра Джейсон увез бы меня в Германию, и мое освобождение отложилось бы ещё на месяц, может, больше. Я уже смирилась с тем, что Мик или передумал, или не нашел деньги, но сегодня мне позвонила Марина. Она сказала, что мой друг принес для меня сумку с вещами, и спросила, когда я могу ее забрать.

Сегодня, прямо сейчас я могу поехать и взять ключ к своей свободе. Избавиться от Джейсона раз и навсегда. Я несколько раз вскакиваю, подхожу к двери, берусь за ручку, что бы открыть, но не могу… Не могу, черт бы его побрал. Сползаю на пол, обхватывая себя руками, кусая губы в кровь. И мое сердце разрывается. Это не фантомные боли, они реальные, настоящие. Я мечусь по квартире, как раненое животное, не находя выхода, не чувствуя освобождения от яростной агонии, в которой пребывает мое тело и душа.

— Что ты сделал со мной? — спрашиваю я пустоту, когда очередная попытка открыть дверь закачивается неудачей. Я катаюсь по полу и рычу, как животное. Я не могу собрать себя заново. Мне нужно время…

Завтра. Это случится завтра.

***

Джейсон

Возвращаюсь домой злой. Визит к Джонатану меня разозлил. Он снова настойчиво пытался заставить меня привести к нему Лекси. Если Джон такой хороший доктор и целитель душ, то должен понимать, что я никогда этого не сделаю. Пару дней назад я все-таки последовал другому его совету и позвонил отцу, что бы попробовать поговорить о том, что могло вызвать амнезию. Но Пол не сказал ничего нового. Слово в слово повторил старую версию. Тогда я поехал к бабушке. Виви не ожидала моего визита, и, тем более, расспросов о прошлом. Я пытался быть убедительным, показать ей, как мне важна правда. Виви сопротивлялась, повторяя версию отца, но я видел в выражении ее глаз страх и сожаление. Господи, они действительно врут мне. Было что — то еще. Что — то плохое. Виви не умела так искусно лгать, как отец.

— Я принял решение и согласился на гипноз, — предпринимаю последнюю попытку. Вижу, как ухоженное, до сих пор красивое лицо Виви бледнеет. Она картинно взмахивает своими тонкими кистями и опускается на диван, заваленный подушками разного цвета.

— Ты не должен этого делать, Джейсон, — произносит она строгим тоном, которого я за ней не замечал. — Будет только хуже. Пойми, мальчик, все к лучшему.

— Ты многого обо мне не знаешь, бабушка, — произношу, предварительно прочистив горло. — Ничего лучшего я не вижу. Я совершаю плохие поступки по отношению к тем, кого люблю. Я хочу, чтобы это прекратилось.

— Правда ничего не изменит, Джейсон. Если ты не помнишь, то так и нужно. — Виви дотрагивается до виска указательным пальцем. — Мозг понимает больше, чем ты.

— Неужели? — огрызаюсь я. — Что случилось, Виви? Отец бил меня? Может быть, и маму? Поэтому она покончила с собой?

— Пол — не самый лучший человек на свете, но он мой сын, и я люблю его. И тебя. Именно поэтому я не скажу правду. Вы оба будете страдать. Не ройся в прошлом, Джейсон. Послушай старуху, которая прожила жизнь, и не думай плохо об отце. Он никогда не поднимал руку ни на тебя, ни на Селену. Твоя мать была не совсем здорова психически. Она родила троих сыновей почти без передышки и отдыха, а ей было за сорок. Селена просто не справилась. Пол не виноват.

— Ну, она же не сама себе детей делала, — раздраженно заметил я, ощущая некоторое облегчение от того, что отец не виноват в смерти матери и никогда не бил меня.

— Это было ее желанием. Она очень любила тебя Джейсон. Ты был первенцем, долгожданным подарком судьбы.

— Так почему такой любимый всеми ребенок теряет память? Должна быть причина, — яростно произношу я, меряя шагами комнату.

— Не думай об этом, Джейсон. Просто забудь.

Я смотрю на упрямо поджатые губы Виви, понимая, что ничего от нее не добьюсь. Если только не скажу правду о себе. О зеркальной комнате и девушках для битья. Но я не могу. Только не бабушке. Она уйдет в другой мир, не зная, что ее внук — садист и извращенец. Черт. Это просто тупик.

И вот сегодня я сказал Джонатану, что согласен на гипноз. Пора, наконец, найти причину моей амнезии. Приняв решение, я не почувствовал облегчения. Напротив. Меня не покидала тревога и предчувствие краха. Если это действительно что-то ужасное? Неизвестность пугала меня до чертиков. Меня, привыкшего контролировать свою жизнь. Что, если правда лишит меня контроля?

— Что — то случилось? — спрашивает Лекси.

Я сижу на диване, опустив голову на согнутые в локтях руки, отстранено глядя перед собой. Я не слышал, как она подошла. Вообще, не знал, что она дома. Днем Лекси часто где — то гуляет. Точнее, я всегда знаю, где, ведь при ней постоянно находится Джек. Мне кажется, что он влюбился в нее. Давно собираюсь его уволить. И руки никак не доходят.

Я поднимаю голову и смотрю на нее. Она бледная, какая — то замученная. На ней тонкий, просвечивающий трусики, сарафанчик на бретельках. Ее синяки почти зажили, остались только желтые пятна кое-где. Я вел себя идеально последнюю неделю. Но Лекси все равно выглядит несчастной.

— Все нормально. Просто устал, — произношу я, протягиваю руку, чтобы привлечь ее к себе. Усаживаю рядом и кладу голову на ее колени. — Скажи мне что-то хорошее, детка.

— Я приготовила поесть. Мы можем пойти на кухню, — голос ее звучит напряженно, но пальцы, прикасающиеся к моим волосам, нежны и прохладны.

— Это не приятное, Лекси. Ты ужасно готовишь, — ухмыляюсь, закрывая глаза и позволяя ее волшебным пальчикам массировать мои виски.

— Можем заказать пиццу.

— Послезавтра мы летим в Германию. Мне нельзя пиццу.

— Ты не будешь хуже играть, если съешь кусок пиццы.

— Все начинается с малого, детка. Чем ты занималась сегодня? — спрашиваю, переворачиваясь на спину и глядя на нее.

— Сидела дома, думала о тебе. — Ее пальцы скользят по моим щекам, губам. Она очень грустная, вся в себе. Не то, чтобы это было необычно… Просто я напрягся, когда она вдруг наклонилась и поцеловала меня с каким — то отчаянным остервенением. Лекси часто целовала меня, но не так. Я чувствую сигналы, если даже кто-то пытается скрыть их от меня. Обхватываю ее затылок, когда она пытается отстраниться, властно удерживая.

— Теперь моя очередь спрашивать, что случилось. — Пристально смотрю в ее глаза. Именно тем взглядом, который заставляет ее дрожать от страха. Но сейчас она не боится. Ее пальцы по — прежнему нежно гладят мое лицо.

— Я просто была одна и скучала. — прошептала она. Я не поверил, но у меня нет сил на очередной бой. Возможно, дело в лекарствах, которые я принимаю. Они тормозят меня, что бы ни говорил Джон. И даже в сексуальном плане моя активность заметно снизилась, я быстро устаю и вырубаюсь. Постоянно тянет в сон. Не помню, чтобы когда-либо чувствовал себя так дерьмово. Отстраняю руки Лекси и сажусь рядом, потирая ладонями лицо.