— Ты говорила, что не напугана, а видишь, как много страхов, оказывается, живут в тебе, — улыбнулась Джейн. Я благодарно посмотрела на нее.

— Поэтому я прихожу к тебе, ты всегда помогаешь мне.

— А теперь опиши свой самый главный страх. Тот, что не дает тебе покоя, когда ты начинаешь думать о завтрашней сделке. Первая эмоция. Самая честная именно самая первая эмоция, Лекси.

Я потратила на размышление всего две секунды.

— Я боюсь, что ничего не кончилось. Что он остался прежним. Боюсь, что Джейсон начнет смеяться и издеваться над Миком, как обычно он делал это с людьми. А при таком раскладе я вряд ли смогу оставаться непредвзятой и рациональной.

— Но ты должна, так? — спросила Джейн, понимающе кивая.

— Да. Я буду стараться.

— И ты сможешь. Джейсон Доминник больше не имеет влияния на тебя, Александра. Ты сама понимаешь, что все закончилось, когда тебя вынесли из зеркальной комнаты. За эти три года ты выросла настолько, что я едва успеваю за тобой. Достигла невероятных высот. За два года изучила четырехлетнюю программу Гарварда, сейчас работаешь в крупнейшей компании на руководящей должности, заботишься о своей семье. Ты невероятно умна, и ты настоящий боец, твой ум способен анализировать уйму информации. Неужели какой-то Джейсон, в прошлом немало потрепавший тебе нервов, сможет поколебать твою уверенность в себе и своих силах?

— Конечно, нет, — я спокойно улыбнулась, снова нащупав равновесие внутри себя. Да, Джейн волшебница. Она знает нужные слова и кнопки.

Я ушла от Джейн в приподнятом настроении, уверенная и полная сил. Даже в такси улыбалась. Все уже спали, и только мама ждала меня в гостиной. И у нее был взволнованный вид.

— Я подогрею ужин. Кофе будешь? — спросила она.

— Мам, кофе выпью, но есть не буду. Устала очень.

— Ты моя труженица. Пойдем со мной. Я о тебе позабочусь.

Мама обняла меня, прижавшись щекой к моей щеке, потом, отстранившись, прошла на кухню. Я поплелась следом, по пути снимая туфли.

— Звонили из клиники утром. У отца операция через десять дней, — сообщила мама натянутым голосом, хлопоча над кофеваркой. У меня даже усталость прошла. Я вся подтянулась, радостно улыбаясь.

— Это же отличная новость. Мы ждали почти год, — воскликнула я. Мама кивнула, но как-то неуверенно. Она волнуется, и я ее понимаю. — Все будет хорошо, мам. Хуже точно не будет.

— Нейрохирург, который будет его оперировать, сказал, что риск полной потери зрения в случае неудачи — очень высок. — Мама взглянула на меня блестящими от слез голубыми глазами. — Я боюсь, что Клауд останется в полной темноте. Он и так каждый день твердит, что чувствует себя обузой.

— Все будет хорошо, мам. — Я встала и подошла к маме, обнимая ее сзади. — Ты должна настроиться на самое лучшее. Операция пройдет успешно, я уверена. Помнишь, как ты плакала ночами, думая, что Дреа навсегда будет привязана к своему баллончику с лекарствами, что астма — приговор на всю жизнь. И уже год ни одного приступа. Это наше время, мама. Я знаю, что мы заслужили свой кусок счастья.

— Ты, моя девочка. Ты заслужила. — Мама нежно накрыла мои пальцы своими и тихонько сжала, я слышала, что она тихонько плачет. — Стоит только вспомнить те дни, когда мы искали тебя, мое сердце перестает биться. А потом, когда я увидела тебя в больнице, то… Милая, я не могла поверить, что кто-то способен обидеть тебя. Такую добрую и милую. Ты всегда думала и заботилась о нас, а мы… мы не смогли тебя защитить. Как мать я должна была предупредить тебя, уговорить не встречаться с этим ужасным человеком, когда впервые его увидела. Ведь понимала же, знала, что он принесет тебе только боль. Но я, как обычно, предоставила тебе решать проблемы. Я так виновата перед тобой. Я слишком привыкла, что ты взрослая и самостоятельная. И была такой уже в двенадцать лет. У меня не было с тобой проблем, это ты решала наши проблемы. А я занималась отцом и Дреа. Отдавала им всю себя, а тебе недодала. Я же люблю тебя не меньше, почему так вышло? Как я смогла упустить тебя, не заметить, что твоя жизнь превращается в кошмар? Я не сберегла тебя, Мари. И боюсь теперь, что Бог покарает меня.

— Мамочка. Ты не должна даже думать о себе так. Я всегда знала, что ты любишь меня. Просто отцу и сестре ты нужна была сильнее. А если Бог накажет тебя, то и меня тоже. Это просто стресс, и завтра ты, как и я, будешь радоваться, что отцу наконец-то сделают операцию, и он сможет вернуться к полноценной жизни.

— Господи, он же увидит все мои морщинки, — сквозь слезы улыбнулась мама, вытирая мокрые щеки.

— Брось, мам, ты у меня красавица, — мягко рассмеялась я. Мы снова крепко обнялись. Я, вдруг, подумала, что мне действительного очень этого не хватало — объятий матери. Она права, я рано стала самостоятельной, взрослой, не побыв ребенком всласть.

— А ты у меня. И почему до сих пор ты совсем одна?

— Давай не будем об этом сейчас, мам. У меня нет времени на романы. И нет желания.

— Ты еще совсем молоденькая. Все наладится, правда?

— Правда, — рассеяно кивнула я. — Пойдем спать, мам.

— А кофе?

— Я уже не хочу. С ног валюсь.

— Завтра выходной?

— Нет. Но если все пройдет удачно, то я выпрошу два дня отпуска, чтобы отлежаться.

Джейсон

Я узнал о смерти отца спустя день после его похорон. Марк организовал мои поиски, и не успел к сроку, точнее, не успел я — на похороны. Сказать, что я почувствовал сожаление или боль, сложно. Скорее, это ощущение можно назвать горечью. Я приехал проститься с ним в дань уважению. Проститься и простить. Я знаю, что все три года он не переставал меня искать. Пол был стар и боялся уйти без объяснений и исповеди. Но мне не были нужные его оправдания, его искаженная правда, которая больше не имела значения. Ничего не имело значения. Я сбежал на край света не от стыда, и не зализывать свои раны, как решили многие. Наверное, Пол умер несчастным человеком. В тех редких письмах, которые доходили до меня от Марка, я читал, что он сильно сдал и почти развалил бизнес. Материальное не имеет больше для меня смысл, но отец всегда ставил бизнес и свое положение выше, чем то, что действительно имеет значение. Мой отец был непросвещенным человеком, и его жизнь не несла никакого смысла. Мне искренне жаль, что такой ум пропал зря. Несомненно, я буду молиться о его душе. Как и душе Вивьен, моей бабушки, о смерти которой я узнал в тот же момент, когда получил известия об отце. Двойная потеря, но Виви умерла раньше на два месяца. Она не пережила сына. Наверное, в каком-то смысле ей повезло. Помню, что в детстве я любил ее, но она никогда не была среднестатистической бабушкой, которая берет внуков себе на выходные и угощает конфетами. Она всегда была леди, великосветской дамой, которая до последнего одевалась в Прадо и не выходила из дома без макияжа. Невероятная женщина, которая за пятьдесят лет после смерти мужа не взглянула ни на одного мужчину, при этом оставаясь ослепительно красивой до глубоких седин. Мой дед умер в сорок лет от сердечного приступа, прямо в своем кресле в офисе банка, разрабатывая очередной гениальный план обогащения. Виви было тридцать пять. На два года старше, чем я сейчас. И она никогда не выглядела слабой, грустной, одинокой. Ее спина была прямой, а взгляд гордым и надменным. Она запросто могла бы сыграть английскую королеву, и переиграть ее. Теперь, когда ее нет, я чувствую печаль и скорбь, и душевный трепет. Думаю, что ее жизнь не была легкой, и за маской ухоженной сильной женщины мы никогда не видели настоящую Вивьен. Ей больше не нужно играть роль… Иногда я даже завидую мертвым. Их жизнь становится легендой, и плохие моменты старательно забываются, стираются из памяти скорбящих. Со мной такого не произойдет.

Из всех людей, которые когда-то знали Джейсона Доминника, я оставил адрес только Марку, взяв слово не раскрывать мое местоположение никому. Когда отец умер, Марк сразу стал искать меня по указанному адресу, но я оставил его, как пункт связи, для доставки корреспонденции или важных сообщений. Жил я в другом месте, и письма из прошлой жизни мне передавали раз в неделю вместе с провизией. И, к сожалению, из-за отсутствия своевременной связи с внешним миром, я не успел вовремя.