— Ты хотела поговорить, — с иронией напоминает Джейсон, заметив мой любующийся взгляд. Я моргаю, скидывая наваждение. Время то замедляется, то скачет рывками. Не разрывая зрительного контакта, достаю небольшой кожаный рюкзак с пола, который бросила в ноги, когда садилась в машину. Открываю молнию…

— У меня кое-что есть для тебя, — хрипло говорю я, внезапно севшим голосом.

Джейсон отвлекается, с любопытством скользнув взглядом в мой рюкзак.

— Подарок? — он удивленно вскидывает брови, улыбается.

Я отрицательно качаю головой и протягиваю ему небольшую, но толстую книжицу в потертом переплете.

— Что это? — Джейсон хмурится, когда берет из моих рук «подарок».

Все, я смогла. Наблюдаю за ним с каким-то мазохистским предвкушением новой порции страданий.

— Это фотоальбом, Джейсон, — произношу я скрипучим голосом. В машине мало света, но достаточно, чтобы я увидела, как краска отлила от его лица, и втянулись щеки на напряженных скулах. Джейсон не решается открыть, его взгляд прикован ко мне. Пристальный, требовательный, вопрошающий. Жесткий. Я чувствую, как он вонзается в мою кожу, посылая ледяные стрелы к сердцу.

— Что там? — спрашивает Джейсон сухо.

Боже, зачем он мучает меня?

— Посмотри сам.

Его глаза сужаются, рассматривая мое потерянное, перепуганное лицо. Потом он опускает взгляд на потертый фотоальбом, и открывает первую страницу. Детская фотография. Младенец в голубых пеленках и внизу дата рождения Джейсона. На следующей странице красивая темноволосая смуглая женщина с яркими чертами лица и грациозной осанкой держит мальчика на руках. На лицах обоих счастье и безмятежность. Дальше семейное фото. Пол, Селена и годовалый Джейсон дует на торт с одной свечкой. Маленький пижон в костюме бабочкой. Джейсон листает дальше, быстро, но мне не нужно смотреть. Я помню каждую фотографию в подробностях. Здесь вся его жизнь в картинках до шести лет. Счастливое детство, любящие родители, дорогие игрушки. Первые ссоры с Брайаном, занятия на скрипке, выступления на сцене и на семейных праздниках. Серьезный, улыбчивый мальчик с одухотворенным выражением лица, недетским, слишком разумным, глубоким. И этот мальчик не был тем, кто сейчас сидит рядом со мной. Потому что с ним случилась страшная трагедия, которая уничтожила и талант, и свет, который был в нем. Этот мальчик не мог стать футболистом или любым другим спортсменом, просто потому, что все в его облике говорило о тонкой душевной организации, о хрупком и прекрасном внутреннем мире. Но он сгорел дотла, и тот мир, и тот мальчик, и безоблачное будущее, которое могло ждать его.

— Откуда? — голос Джейсона стегает больнее хлыста, я вжимаюсь в сиденье, когда встречаю его взгляд, в котором горит ледяной огонь, безжалостный.

— Пол дал мне его, — шепчу я, закашлявшись от волнения. Джейсон хватает меня за скулы, резко впиваясь пальцами в кожу.

— Когда? — яростно спрашивает, заставляя смотреть на него.

— Давно. Два с половиной года назад. Ты уехал из страны, и Пол не был уверен, что ты вернешься.

— Почему тебе?

— Я не знаю, — пожимаю плечами. Джейсон отпускает мое лицо, но, к моему ужасу, его рука спускается на мое горло, которое он властно обхватывает пальцами. Что за дурацкая привычка? — Может быть, он догадывался, что ты ко мне заявишься? Откуда мне знать? — хватаю его руку, пытаясь ослабить хватку. — Прекрати, это уже становится нелепым!

Но Джейсон не отпускает. Он сверлит меня своим взглядом, пропустив последние слова мимо ушей.

— Он рассказал тебе? — рокочет его голос. В вибрации которого физически ощущается неуправляемый гнев. — Ты поэтому согласилась на мировое соглашение? Говори! — кричит он, сжимая сильнее и встряхивая меня, как тряпичную куклу.

— Да. Он рассказал, — прохрипела я на последнем дыхании, Джейсон отпустил меня так же внезапно, как схватил. Я кашляла и пыталась отдышаться, а он смотрел на меня невидящим взглядом, полным неверия, отрицания, ярости и боли. Я не могла даже злиться.

— Я никому не скажу, Джейсон. Я понимаю, как это сложно пережить, и понимаю, что ты не хочешь, чтобы кто-то знал. Пол сделал это ради тебя. Я бы не отказалась от обвинений. Я была слишком напугана и зла. Я думала, что ты сошел с ума и точно завершишь то, что задумал. А потом я поняла, что случилось. Что ты все вспомнил, и я…

— Пожалела? — снова хлестнул меня его взгляд. Так больно, по самому сердцу. — Обрыдалась, наверное, да? Бедный маленький мальчик, отраханный насильником-извращенцем.

— Я этого не знала…

— А теперь знаешь! — закричал он. И я испугалась. Так же, как тогда в зеркальной комнате. Он не был похож на себя. Словно обезумел.

— Джейсон, все уже в прошлом, — лепетала я, пытаясь достучаться до него. — Ты стал жертвой ужасного существа, которого нельзя назвать человеком, но он уже умер, а ты жив. Прошло столько лет…

— Сколько лет? — оскалился Джейсон, хватая меня за плечи и снова начиная трясти. — Сколько, бл*дь, по — твоему, прошло лет? Я могу посчитать в днях, потому что для меня все случилось ровно тогда, когда я вспомнил, и случалось каждую гребаную ночь еще долгие месяцы. И до сих пор… Ты влезла в то, во что не имела право лезть. Никто не знает. Даже мои братья! С*ка, почему ты? — Джейсон замахивается, я жмурюсь, но он ударяет кулаком в стекло, с оглушительным треском разбивая его. Я кричу от ужаса, открываю глаза и вижу, что все кончилось. Джейсон сидит на свое месте, тяжело дыша, его руки на руле. На правой из сбитых костяшек сочится кровь.

— Джейсон, никто и не узнает, я клянусь, — бормочу я, стряхивая осколки с колен. Любая другая на моем месте от пережитого страха потеряла бы дар речи, но мы с ним знали времена и пострашнее.

— Лучше бы знали все, но не ты, — безжизненно произносит он. Очередной удар достигает сердца, я всхлипываю от боли, но ничего, ничего уже не могу сделать.

Я хотела этого. Полного разрыва. Но я думала только о себе. О своей свободе, гордости, уязвленном самолюбии.

Мне кажется, я только что разбила его сердце. Окончательно. Навсегда.

— Джейсон, у тебя кровь, — тихо говорю я, когда он заводит Форд и резко трогается с места. Струи дождя остервенело бьют в лобовое стекло. В разбитое окно хлещет вода, сливаясь с моими безмолвными слезами. Я беру из рюкзака влажные салфетки, достаю одну и тянусь, чтобы обтереть раны на сбитых в кровь пальцах Джейсона. Он останавливает меня свирепым взглядом.

— Не прикасайся ко мне, — рычит он, и снова отворачивается.

— Джейсон, я ни о чем не спрашивала. Пол сам захо…

— Заткнись. Еще слово, и я выкину тебя из машины. Пойдешь пешком по лужам. Усекла?

— Зачем ты так? В чем я виновата? — голос мой дрожит от обиды.

— Могла сказать раньше!

— Когда?

— Неважно. Ты знала. Смотрела на меня, слушала мои слова, и знала. Трахнулась со мной тоже из жалости?

— Идиот. Ты все неправильно понял, — отчаянно проговорила я.

— Правильно я все понял, детка. Я слишком хорошо тебя знаю. Ты сама сказала, черт бы тебя побрал, сама. Не хочу другого, никого другого, кроме моего Джейсона. А твоего Джейсона больше нет. Я сам не знаю, что, вообще, от меня осталось. Я думал, что у меня осталась ты. Я ошибся. Ты права, я идиот. Кретин. — Джейсон ударяет ладонями по рулю. Я тщетно уклоняюсь от струй дождя, которые льют в окно. — Давай не будем лгать друг другу хотя бы сейчас. Почему ты отдала мне подарочек моего папаши сейчас? Ты же понимала, что за этим последует. Ты тоже хорошо меня изучила. И это не жест доброй воли. Избавилась? Счастлива? — он бросает на меня быстрый колючий взгляд, резко поворачивая к стоянке возле моего дома.

— Нет, я не счастлива. И да, ты прав, — произношу я, глядя на него. Джейсон криво усмехается, глуша двигатель. Смотрит на свою руку, залитую кровью, которая стекает по запястью и падает на джинсы.

— Уходи, — тусклым, безжизненным тоном, произносит он.

— Джейсон, прости меня. Я сожалею…

— Иди к черту со своими сожалениями. — Доминник поднимает на меня взгляд, в котором совсем ничего не осталось. Выжженная пустыня. Меня переполняет боль и горечь. Я не должна была уходить так. Наверное, это было жестоко, слишком жестоко. Но что я, по сути, сделала?