— Ваши друзья сказали, что вы радиоинженер. Если не ошибаюсь — коллега?

Не помню, что я тогда пробормотал, но, кажется, весьма категорично отрекся от столь лестного для меня предположения. Ведь, по существу, я был лишь начинающим конструктором, а не умудренным опытом специалистом, изучающим распространение радиоволн.

— Это ничего не значит, — отмахнулся профессор и вытащил откуда-то из-за моей спины приемник. — Ваш?

Пришлось сознаться, но я все еще не понимал, к чему он клонит.

— Мне неудобно вас утруждать, — извинившись, начал профессор, — да и обстоятельства весьма неподходящие, но за последние дни происходят редкие явления в ионосфере. А сегодня случилось что-то совершенно невероятное. Я не знаю, чем это объяснить… Возможно, ионизацией угольных частиц в пламени или частичным преломлением в слое Е…

Должен оговориться: вероятно, я не совсем точно передаю его речь и вовсе не об этом слое он упоминал. Потом он рассказывал о целом ряде не совсем понятных мне предположений, говорил, что якобы мне выпала редкая удача проследить за прохождением волн в сплошном огне. Тут могли быть интереснейшие явления… Во всяком случае, я даже растерялся и не знал, как воспринимать его слова. Что это — научный фанатизм или старомодное чудачество ученого? Пропала дочь, сам в огненном кольце, кислорода осталось немного — при чем тут явления в ионосфере!

— Вы, вероятно, принимали отраженные волны? — спрашивал он и тут же продолжал: — Я давал передачи на разных частотах, но самое главное — что не смог проверить десятиметровый диапазон… Приемник не успели спасти… Всех людей я отправил в экспедицию. Но вы-то, надеюсь, принимали эту волну?

— Не помню, — честно признался я. — На одном диапазоне было слышно, на другом нет. Я разные пробовал.

— И ничего не записали?

— Простите, Николай Спиридонович, я даже не подумал об этом.

Профессор с досадой приподнялся и зацепил лампочку, подвешенную под потолком. Она качнулась, и огромная тень с поднятыми руками заметалась по стене.

Натыкаясь на ящики, Николай Спиридонович отошел в дальний угол, постукал пальцем по стеклу прибора на шкафу передатчика и опять возвратился ко мне.

— Неужели профессор, который много месяцев подряд рассказывал вам о законах поведения радиоволн, не смог вдохнуть в вашу холодную душу хоть искорку той творческой взволнованности, что отличает ученого от ремесленника? Кто же читал у вас этот курс?

— Профессор Чернихов, — ответил я.

У входа заколыхался брезент. Вместе с клубами густого дыма на пороге появились Андрей и Сандро.

— Вали на острове нет, — сказал Андрей, приподняв маску.

Его голос звучал хрипло. Он закашлялся, закрыл рукой рот, снова надвинул маску и отвернулся.

Лампочка под потолком все еще раскачивалась, тени метались по стене. Наконец лампочка успокоилась, замерла, застыли и тени. Лишь у одной огромной, Николая Спиридоновича, — я заметил легкое дрожание. Это вздрагивали его плечи.

Позже мне рассказали, что когда я упал, то зацепился за какой-то провод. Это был провод от антенны, который я хотел найти. Он спускался в подвал, где спасались от пожара профессор и его дочь. Все остальные сотрудники ионосферной станции, как сказал Николай Спиридонович, были в экспедиции или по случаю выходного дня в городе. Пожар в тайге не дал им возможности вернуться обратно.

Услышав крик, Андрей и Сандро поспешили ко мне. Быстро надели маску и, обнаружив провод антенны, спустились в подвал.

Там, зажимая рот платком, задыхаясь от едкого дыма, сидел у передатчика профессор Чернихов и посылал сигналы в эфир. Он работал на аварийном запасе ярцевских аккумуляторов. Вместе с небольшим передатчиком их притащили сюда за несколько дней до пожара.

Он даже начертил расписание работы радиостанции с указанием часов, минут и длины волны. Расписание было составлено с расчетом на трехдневную работу передатчика.

Оставив меня на попечение Николая Спиридоновича, Андрей и Сандро обыскали весь остров, но никаких следов Вали не было. Как же тут не волноваться?

…Николай Спиридонович сидел на ящике, опустив голову и смотря сквозь стекла маски на кирпичный пол.

— Сколько времени прошло с тех пор, как… Валя… — подыскивал слова Андрей.

Наклонившись еще ниже, профессор машинально надел асбестовые рукавицы.

— Примерно час назад, — глухо проговорил он. — Где-то здесь раздобыла старый противогаз и убежала. Сумасшедшая!… Я старался ее отговорить.

Мы поднялись вверх по шаткой лестнице. Андрей сорвал брезент и распахнул дверь. В нее хлынул дым. Казалось, что подвал наполняется мутной, глинистой водой.

Мачты уже не было — по-видимому, рухнула. Вокруг всего озера бушевало пламя.

Перескакивая через горящие кустики, мы шли к танку. Под ногами хрустели тлеющие угли, подернутые прозрачной серой пленкой. Наконец в оранжевом свете пламени показался танк. Черные пятна копоти покрывали его бока, он напоминал странное пятнистое животное.

Николай Спиридонович напряженно смотрел по сторонам, как бы пытаясь что-то увидеть в густом сизом дыму.

Подойдя к танку и заметив закутанные в теплоизоляцию аккумуляторы, он спросил Андрея:

— Они? Те самые?

Андрей утвердительно кивнул.

Сандро взял профессора под руку и осторожно усадил в машину. Мы с Андреем также поторопились занять свои места.

Раздумывая над судьбой Вали, я пришел к выводу, что она успела перейти через мост, пока огненное кольцо вокруг озера еще не сомкнулось. Далеко ли она могла уйти? Неужели погибла в огне? Нет, этого я не хотел допускать даже в мыслях.

Взметая вверх снопы искр, танк помчался к мосту.

Боязливо взглянув на стрелки манометра, я убедился, что кислорода оставалось всего лишь на полтора часа. Мы должны скорее найти Валю и выбраться из тайги.

Но вот мы и у берега. Через озеро тянулась огненная полоса.

— Мост горит! — хрипло сквозь маску крикнул

Сандро и с досады ожесточенно стукнул по броне.

Действительно, горели перила и настил моста.

Рухнули подгоревшие сваи, и бревна с шипением нырнули в воду. Обратный путь был отрезан…

Мы вылезли из танка и стали у воды, с тревогой и надеждой глядя на противоположный берег. Нечего было и думать, чтобы переплыть туда, оставив танк на острове. Мы бы и шагу не сделали в огне, несмотря на наши защитные костюмы.

— Ваш танк не плавает? — озабоченно спросил профессор. — Не амфибия?

Андрей отрицательно мотнул головой.

Я поинтересовался, насколько здесь глубоко.

— Шесть-семь метров, — ответил Андрей. — Вброд не перейдешь.

Наступило молчание. На противоположном берегу рухнула сосна. До нас долетело несколько горящих веток. Николай Спиридонович стряхнул пылающие угли с рукава и выжидательно повернулся к Андрею.

— Пойдем по дну, — предложил Сандро.

— Совершенно верно, пойдем ко дну, — погруженный в свои мысли, невпопад подтвердил профессор.

Андрей приблизился к моей маске вплотную и, поглядывая на профессора, торопливо заговорил:

— Это единственный выход. Правда, риск большой, но что делать? До того берега метров пятьдесят. На всякий случай пойдем с открытыми люками… Если в мотор проникнет вода — выплывем.

Признаться, мне не очень понравился этот выход. Спускаться под воду в сухопутном танке!… Но решение было принято, и мне оставалось только подчиниться.

Сандро тщательно заклеил специальной лентой щели у коллектора мотора, проверил, нет ли где отверстий в приборах, и плотно завинтил пробки аккумуляторов. Я завернул приемник в непромокаемую ткань.

— По местам! — скомандовал Ярцев.

Наш водитель — уже на месте. Профессор протиснулся в башню. Мы с Андреем остались наверху, взявшись за поручни.

Танк вплотную приблизился к берегу. Вода, освещенная пламенем, казалась расплавленным чугуном, только что выпущенным из домны. Осторожно, как бы пробуя, холодна ли вода, танк постепенно вошел в озеро. Вдруг он остановился.