– Так вот, залог нашего мирного существования – равновесие между силами Огня и Тьмы. Если победит одна из них, человечество, скорее всего, исчезнет. Или измениться настолько, что потеряет право называться человечеством.

– Но, сохраняя равновесие, человечество не развивается?

– Увы, это так, мой мальчик. Мы застряли на одной ступеньке и балансируем не ней, не имея возможности подняться и не желая спускаться. И наверху и внизу нас подстерегают опасности. Люди —игрушки в руках богов.

– Но война…

– Да. К сожалению, нам с тобой довелось родиться в эпоху перемен. Мир снова на краю и всего лишь один неверный шаг может привести к падению в бездонную пропасть.

– Но что делать учитель, что делать?

– Молиться. О том, чтобы победил Энканас и сжалился над людьми. Если он выиграет битву с братом, то, скорее всего, так и будет. Ведь Энканас покровительствует нам. Тогда как Тайгрен разводит злобных тварей и меняет людей, придавая им звериный облик. Конечно, самый лучший выход для всех людей – сохранить равновесие. Чтобы север не пытался завоевать юг и наоборот. Если все будет так, и нам не придется заботиться о защите, копить войска, тратить силы и время на войну, то наша цивилизация рано или поздно выберется из тупика. Будем потихоньку ползти вперед: делать открытия, осваивать новые земли, развивать науки и культуру. Лишь бы нам не мешали. Увы! Сейчас это все лишь бесплотные мечтания. Иногда, некоторые из моих коллег думают, что лучшим подарком для всего для человечества стало бы отсутствие богов. Да, да мой мальчик! Не смотри на меня с укоризной. Ученые, знакомые с идеями Лартасуса, будут все как один молиться за победу сил Энканаса. Мы дети его и чтим нашего пастыря. Но, тем не менее… Мы бы справились сами. Одни. Если бы не эти ужасные войны и не эта магия, люди бы стали жить намного лучше.

– Но как же без Энканаса? – спросил Фарах. – Так нельзя. Мы все погибнем! Даже если не будет Тайгрена, без помощи Энканаса мы не сможем выжить.

– Поверь мне, Фарах, человечество очень живуче. Мы бы справились и сами.

– Но магия! Если восточные колдуны вздумают напасть на три государства…

– Опять это магия! Прах ее побери! Человечеству она не нужна! Мы не созданы для магии! Чтобы наша цивилизация развивалась, необходимо отсутствие всяческих неестественных сил! Они – хомут на шее человечества, каретный тормоз, сдерживающий развитие людей. Это костыль, но без него мы вполне можем обойтись.

– Но без него нельзя ходить!

– Чушь! – Ламеранос в запале взмахнул руками. – Можно! Без него мы пойдем вперед даже быстрее, чем раньше! Но увы, увы… Не в наших силах что либо изменить. Такая нам досталась доля. И мы должны желать хотя бы равновесия. Чтобы ни одна чаша весов не перевешивала другую.

Фарах откинулся на спинку стула. Он вспомнил весы, которые видел на рынке Масуна: две чаши колеблются то верх то вниз, а между ними – серебряный палец Бога, грозящий тому, кто видит весы со стороны.

– Но хватит, – громко сказал Ламеранос и поднялся на ноги. – Мы с тобой еще поговорим о равновесии, но потом. Хорошо?

– Да, учитель – грустно ответил Фарах. В сердце у него поселилась ледяная заноза, и он знал, что ее не растопить никакими разговорами. Это было сомнение, – сомнение в вере, в людях, в себе. Его мир в очередной раз перевернулся, обнажив изнанку, оказавшуюся уродливой и жестокой. Теперь он знал, что происходит, но не знал, что с этим делать. И разговорами с ученым тут делу не помочь. Ничего они не решали, эти разговоры. Наверно, можно обсудить это с кем-нибудь из жрецов. Но с кем? Кто из них настолько умен, чтобы ответить на вопрос – что сделает Энканас, когда победит? И нужна ли людям эта победа? Кто из них настолько добр, что станет говорить с воспитанником, высказавшим крамольные идеи, а не отправит его сразу на костер? Нет, лучше молчать. Надо держать язык за зубами. Ламеранос прав – не стоит больше говорить на эту тему. Это может привести на костер и того, кто говорит, и того, кто слушает. Скоро мир измениться. Но как – не знает никто.

– Поговорим о чем-нибудь ином, – сказал Ламеранос. – Теория Лартасуса слишком печальна и слишком обширна, чтобы обсуждать ее вдвоем, посреди ночи.

– Конечно, учитель.

– Вот кстати, – спохватился Ламеранос, – я все же составил твой гороскоп! Времени у меня было немного, но я помнил об обещании, да!

– Гороскоп? – Фарах недоуменно вскинул брови. В самом деле, ученый говорил в прошлый раз что-то такое, но подмастерье, увлеченный идеями Лартасуса, совсем забыл об этом обещании.

Ламеранос стал суетливо рыться в пергаментах на столе и вскоре вытащил из общей груды листок, сплошь исчерканный свинцовым карандашом.

– Вот, – сказал ученый, кладя лист перед воспитанником. – Это он и есть.

Фарах увидел странные круги с таинственными подписями, цифры, непонятные значки и пожал плечами.

– Что это значит? – спросил он и Ламеранос пустился в объяснения.

Оказалось, что все линии, черточки, значки что-то обозначали. Ученый быстро водил пальцем по пергаменту и объяснял воспитаннику значение каждого символа. Правда, при этом изъяснялся столь странными словами, что Фарах едва его понимал. Окончательно запутавшись в "домах", "светлых гранях" и "дневных полуночах", он замахал руками.

– Ничего не понимаю, – признался подмастерье, едва Ламеранос умолк, смущенный поведением гостя.

– Ну, это же просто. То, что за нижней чертой говорит о прошлом; то, что в середине – о настоящем, а что на самом верху – о будущем. По правде говоря, мой мальчик, твой гороскоп весьма и весьма запутан. Как жаль, что ты не помнишь точного времени своего рождения. Мне пришлось дать погрешность в час, и поэтому результат может быть не столь точен как обычно.

Фарах притянул к себе лист с гороскопом и стал внимательно вглядываться в таинственные значки.

– Так что с моим прошлым? – спросил он.

Ламеранос сел на стул рядом с ним и пригладил ладонью седые волосы, что по обыкновению торчали в разные стороны.

– Видишь ли, мой мальчик, все не так просто. – Мягко сказал он. – Ты ведь не помнишь родителей?

– Нет, – коротко ответил Фарах и поджал губы.

– Увы. Очень жаль. Я уверен, что это были достойные люди. В твоем прошлом я вижу большую власть и большую беду. Не исключено, что твои родители были богатыми и знатными людьми. Очень знатными. Линия власти идет так резко вверх, что может статься, у тебя есть капля королевской крови…

Фарах насмешливо фыркнул. Сирота – принц. О, за свою жизнь он слышал множество подобных сказок. Особенно в приюте, где чуть ли не каждый сирота считал себя отпрыском королевской крови, родившимся в рубашке. Только вот в колыбели их с кем-то перепутали, случайно. Или не случайно. Когда-то давно, в детстве, Фарах и сам верил в нечто подобное. Не зная, кто его родители, он мечтал о том, что они – король и королева. И что однажды они придут за ним. Он поделился своими размышлениями с дедом. Тот, вопреки обыкновению, высмеял внука. Тейрат довольно жестко объяснил ему, что в роду Фараха не было особ королевской крови. А про отца и мать, он расскажет ему только тогда, когда Фарах подрастет. Тот разговор, резкий и обидный, мальчишка запомнил на всю жизнь.

– Сомневаешься? – спросил Ламеранос. – В общем-то, правильно делаешь. Если в Таграме и могло произойти нечто подобное, учитывая наши весьма фривольные нравы, то уж в саддинате Каван-сар вряд ли.

– Я точно знаю, что у меня в роду не было королей.

– Откуда?

– Мне рассказал дед. Он воспитывал меня, ничего не говоря про родителей.

– О! Ты не говорил, что у тебя есть дед! Где же этот достойный человек, воспитавший такого способного внука! Я бы хотел встретиться с ним и…

– Он умер. Я действительно сирота.

Ламеранос замялся и проглотил окончание фразы. Поднялся, сходил в спальню и вернулся с бутылкой вина. Наполнил свой стакан и предложил Фараху. Тот отказался и ученый отсалютовал ему полным стаканом.

– Прости, – сказал он. – Действительно очень жаль. У тебя очень интересный гороскоп. Мне бы хотелось больше о тебе узнать. Кем был твой дед?