Пылающий меч и ледяной копье встретились, но не смогли одолеть друг друга. Они шипели и скворчали, сыпали во все стороны голубыми льдинками и яркими искрами, но держались. Встретились две силы, пламя и лед, никто не мог превозмочь врага.

Фарах попытался метнуть в демона огненный шар, но ничего не вышло, он настолько ослаб, что едва мог дышать. Удалось только поднять вторую руку, схватиться за рукоять меча, так было удобнее.

Наконец демон взвизгнул, дернул копье на себя, отступил назад. При этом он протащил свое оружие по мечу, тот вспыхнул еще ярче, словно сопротивлялся из последних сил. А потом клинок рассыпался сотней искрящихся осколков, усеяв грудь хозяина кусочками дымящегося металла.

Колдун вскинул руки к небу, и копье синего света, потеряв форму, обвилось вокруг предплечий. Ладони засияли голубым светом. Демон готов был послать еще одну молнию, чтобы подарить смерть чужаку, осмелившемуся на него напасть.

Фарах понял, что пришел его срок. Ему вспомнился Ламеранос, его предсказание, и гороскоп, обещавший скорую гибель. Пусть так. Пусть – именно так. Его ждала смерть, Фарах уже ощущал ее ледяное дыхание, но ни о чем не жалел.

Приподнявшись на локте, подмастерье выругался – он не хотел умирать лежа. И в тот же момент демон вспыхнул ярким пламенем. Оно охватило его темную фигуру с головы до ног, рванулось из глазниц, из распахнутого рта… Колдун лопнул. Во все стороны брызнули ошметки тела; волосатая голова, еще дымящаяся, шлепнулась в снег рядом с Фарахом, и провалилась в мигом растаявший сугроб.

Подмастерье отвел от нее взгляд и увидел, что над останками колдуна стоит Килрас, сжимая в руке пылающий меч.

– Вот. – Сказал Килрас. – В спину.

Опираясь дрожащими руками о снег, подмастерье приподнялся, и встал. Он выпрямился во весь рост, почувствовал, как немеют бок и рука, но старался не обращать на это внимания. Он осматривался.

Бой почти кончился, лишь десяток солдат добивали оргов из охраны колдуна. Остатки войска великанов бежали к дальнему лесу, неслись во всю прыть, не оглядываясь. Никто и не думал их преследовать. Снег был усеян мертвыми телами людей и оргов. Прямо по ним ходили солдаты, добивая еще живых великанов.

– Мы их одолели, – тихо сказал Килрас. – Победа.

Фарах оглянулся, пытаясь сосчитать уцелевших солдат. Десяток, два. Нет. Неполных два десятка из шести. И все же, они одолели почти две сотни великанов.

– Это не победа. – Прошептал Фарах. – Это подвиг. Твоя мечта сбылась.

Килрас устало кивнул. Его левая щека и ухо были разворочены, с клочьев мяса стекала кровь, заливая воротник разодранной шубы. Левый глаз заплыл и не открывался, но, похоже, уцелел.

– Подвиг. – Сказал Килрас. – В задницу.

Их окликнули и Фарах увидел, что шагах в десяти от них стоит Тасам. Обрадовавшись, что сотник жив, Фарах двинулся к нему, ведя за собой Килраса, что-то бормотавшего под нос. Ноги почти не гнулись и дрожали, идти было тяжело, но Фарах упрямо шел вперед, спотыкаясь о мертвые тела.

– Все, – выдохнул Тасам, когда друзья подошли ближе. – Конец. Возвращаемся.

– Куда?

– Назад. К лесу. Нужно перевести дух перед следующей атакой. Перевязать раненых, собрать оружие. И погреться.

– Они снова будут атаковать? – удивился Фарах.

– Конечно, – устало отозвался Тасам. – Это был их передовой отряд. Разведчики, прощупавшие оборону флангов. Видно, им не удалось прорвать строй центра. Разведку они провели, к вечеру начнется настоящий бой.

Фарах оглянулся. Снег равнины, бывший некогда белоснежным, был залит кровью и закопчен черной сажей от сгоревших тел. Снежный покров разворочен, истоптан сотнями ног. Поле битвы. Битвы прошлой и будущей. Еще ничего не кончено. Все только начиналось.

Подмастерье смотрел на дальний лес. На оргов, что спешили укрыться среди деревьев. Он почувствовал странное жжение на щеках, но оно не имело отношение к огню. Просто из его глаз медленно катились горячие слезы.

Первым делом они разыскали Састиона. Оказалось, что его тащил на себе Грендир, тащил в сторону лагеря, выбиваясь из последних сил, перемалывая ногами кровавый снег. Фарах и Килрас подхватили жреца, не держащегося от усталости на ногах, и дело пошло на лад. Цепляясь друг за друга, четверо окровавленных и вымотанных до предела людей, пробирались по завалам из тел оргов к опушке леса. Тасам остался на поле – он собирал уцелевших бойцов и вместе с ними разыскивал раненых.

Возле фургона их встретили Васка и Сасим. Напуганные и растерявшиеся, они всю битву просидели у костра, не зная, куда бежать: то ли на помощь друзьям, то подальше в лес. Но братья так и не решились отойти от костра. Он стал для них опорой, островком порядка среди воцарившегося хаоса.

Издалека заметив друзей, он бросились им навстречу, громко славя Энканаса. Помощь братьев пришлась как нельзя кстати. И Фарах и Килрас сами едва держались на ногах.

Састиона положили около костра, на тюки с одеялами. Грендир, Фарах и Килрас сели рядом, поближе к жаркому пламени. Измученные, уставшие до смерти, они не могли даже внятно отвечать на расспросы братьев, пытавшихся узнать, что произошло.

Килрас был ранен, но не опасно. Разорванное ухо, поцарапанная щека, и подбитый глаз – вот и все. Дубина великана лишь скользнула по его голове, ничего серьезного. Кровь уняли снегом. Сасим промыл рану травяным настоем, а Васка замотал голову Килраса льняным полотенцем, так, словно у воспитанника болел зуб.

Фарах чувствовал себя опустошенным, и дико уставшим, словно целый день ворочал камни, но довольным. Он уцелел и это главное. Пожалуй, от удара демона, у него треснуло пара ребер, но только и всего. Правда, из-за страшной усталости подмастерье не мог двигаться. Вернее – не хотел. Хотел просто лежать, смотреть в небо и дышать, наслаждаясь тем, что может это делать. Не больше и не меньше.

Грендир вышел из боя без единой царапины, но совершенно обессилел. Во время боя он поддерживал жреца, отдавая ему свою Силу Огня, и потому устал так, что едва дышал.

Хуже всего пришлось Састиону. В битве с демоном-колдуном, постоянно сдерживая темное колдовство, он израсходовал все силы. Наставник не был ранен, но впал в странное забытье, напоминавшее обморок. К радости воспитанников, иногда он приходил в себя и требовал, чтобы его хорошенько согрели.

Братья суетились вокруг костра, ухаживая за ранеными товарищами, и вскоре все устроилось. Рану Килраса перевязали, на ребра Фараха наложили тугую повязку, жреца замотали в теплые одеяла и уложили поближе к костру, а Грендира напоили горячим мясным отваром.

Тогда, немного придя в себя, Фарах рассказал братьям, что произошло на поле боя. Сасим и Васка охали, бледнели и с опаской поглядывали на дремавшего Килраса.

– А мы сожгли бумаги, – хрипло сказал Сасим, когда подмастерье закончил рассказ. – Уже собирались жечь книги…

– Книги! – хрипло каркнул Састион, ворочаясь под грудой одеял.

– Но не успели, – продолжил Сасим, покосившись на жреца. – Вы стали побеждать.

Жрец устало кивнул и закрыл глаза.

Васка принялся расспрашивать Фараха о молитве, позволившей зажечь ему меч, но тот не успел ответить. К костру подошел Тасам.

Первым делом сотник подошел к Састиону. Тот, приоткрыв глаза, вновь потребовал, чтобы его согрели. Тасам понимающе кивнул и извлек из недр своей шубы, разодранной в десятке мест, маленький бурдюк из толстой кожи, напоминавшей обычную бутылку. Он развязал горлышко и влил несколько капель содержимого в рот жреца. Тот закашлялся и Васка вскочил на ноги. Но Састион зашевелился, выпростал из-под одеял худую руку, выхватил у сотника бурдючок и с жадностью к нему присосался. В воздухе запахло крепким вином. Едкий запах перебивал даже гарь от костров и еще дымящихся тел оргов.

– Перегонка. – Довольно сказал сотник, забирая у жреца опустевший бурдюк. – Новейшее изобретение алхимиков, мать их родную за ногу. Добыл в соседней сотне. У них там с этим делом неплохо. А своим я запретил даже думать об этом.