— Да, похоже, что дело оборачивается именно так. — Ей нравилась Сусанна Кабрио. Она бы хотела рассказать си часть из того, что знала сама, но это было бы ошибкой. Да и что, собственно, могла бы она сообщить? «Я таю, где сейчас находится ваш племянник, однако весьма возможно, что он впутался в какую-то уголовщину, которую я сейчас раскапываю»?

— Ну так вот, — сказала Сусанна. — Я никогда не слышала о человеке по имени Стивен Блекуэлл. Однако я нахожу вполне вероятным, что в свое время Бетти упоминала при мне имя отца ребенка, но я пропустила это мимо ушей. — Подумав, она продолжала. — Несколько лет назад я сама предпринимала поиски Бетти. Иногда мне становилось так тоскливо без нее, а временами я ужасно злилась. Она попросту вычеркнула меня из своей жизни.

— Вы не могли бы рассказать о своих поисках? Что нам удалось выяснить?

— Слишком немного, — тяжко вздохнув, отвечала Сусанна. — Я узнала, что после того, как ее выгнали из дому, она остановилась в доме одной женщины, которая жила в Нью-Йорке. Я поговорила с ней. Бетти готовила и убирала в доме за предоставленные ей кров и пищу. Однако, когда родился ребенок, эта женщина потребовала, чтобы Бетти нашла себе другое пристанище. Ее вовсе не устраивало присутствие в доме грудного младенца. Она не уверена, куда именно направилась Бетти, но она полагала, что это мог быть какой-нибудь приют для сбившихся с пути молодых особ. Что-то вроде этого. На этом мои поиски кончились, поскольку мне слишком претило связываться с подобными заведениями, да к тому же я попросту не имела ни малейшего понятия, с чего начать.

— Но вас не могла не заинтересовать судьба ребенка.

— Ох, конечно, вы правы. Сама я так и не вышла замуж и не рожала детей, и теперь я то и дело вспоминаю об этом малыше, и… Я лишь надеюсь, что у Бетти была возможность позаботиться о ней.

— У нее была дочка? — Кармен уронила на стол карандаш.

— О, — засмеялась Сусанна. — Это все мое воображение. Я не знаю, кто у нее родился, и та женщина, у которой она работала, не смогла вспомнить.

— Как вы полагаете, я могла бы побеседовать с этой женщиной?

— Боюсь, что нет. Она, должно быть, уже умерла несколько лет назад. Она была уже в весьма преклонном возрасте, еще когда Бетти жила у нее.

— Вы не могли бы рассказать мне что-нибудь еще? — спросила Кармен, опустив глаза на свои кривые каракули в блокноте.

— Больше ничего не приходит на ум, — рассмеялась Сусанна. — Ваш звонок был для меня таким неожиданным и даже таинственным.

— Я догадываюсь, — сказала Кармен. — Я ценю то, с какой искренностью вы со мной говорили.

— Мне было так приятно хоть с кем-то поговорить об Элизабет. — Сусанна снова умолкла в нерешительности. — Сейчас ей пятьдесят один год, и я надеюсь, что она все еще привлекательна. О, пожалуйста, пожалуйста, дайте мне знать, если вам посчастливится разыскать ее.

— Непременно, — пообещала Кармен совершенно искренне. — Вы узнаете об этом первой.

— Рада вас видеть, — с улыбкой приветствовала Криса Тина, одна из сиделок в доме ребенка, когда перед ее рабочим столом появился нынешний мэр Долины Розы. — Дастин изрядно успел повоевать со всеми на этой неделе.

— Да? — Крис радостно улыбнулся, словно услышал комплимент. Дастин всегда вызывал у них поток жалоб — он был весьма требовательным ребенком, несмотря на темноту и беззвучие мира, в котором обитал. Но Криса всегда радовали рассказы об упрямой непримиримости его сына. Ему импонировало то, что Дастин оказался борцом, что он не позволил сломить себя навалившемуся на него несчастью.

— И что же он натворил? — спросил Крис, присаживаясь на край стола.

Тина закрыла историю болезни, в которой до этого что-то писала, и поставила ее на крутящуюся полку.

— Вчера он выдернул свою питательную трубку.

— Вы имеете в виду, он сделал это руками? — Глаза Криса изумленно расширились.

— О нет. — Видно было, что Тине больно лишний раз напоминать ему об этом. — Вы же знаете, что он никогда не сможет владеть руками, ведь правда, Крис?

Он кивнул.

— Он так крутился на своем сиденье, что в конце концов трубка выскочила.

— Ага. А что еще?

— Плач. — Голос Тины приобрел назидательные интонации, стоило ей вернуться к перечислению грехов Дастина. Она собрала свои темные волосы в конский хвост на затылке, скрепив их резинкой, которую сняла с запястья. — Вы же знаете, какую форму иногда это принимает. Во вторник и среду мы уже и не надеялись, что он когда-нибудь кончит.

Этот плач Крис ненавидел больше всего на свете. Никто не мог докопаться до его причины, а сам Дастин не давал никаких намеков на источник своего раздражения. Несколько раз, когда Дастин плакал во время его визитов, Крис безуспешно предпринимал все возможное, чтобы только прекратить эти душераздирающие рыдания. Он менял своему сыну пеленки, пытался поудобнее устроить его питательную трубку, сажал его в инвалидное кресло-каталку и спускался с ним в обширные холлы, где часами катал его, пел ему песни — а Дастин все продолжал плакать. Крис часто начинал плакать и сам, не в силах совладать с отчаянием и болью при виде своего сына, снедаемого столь непереносимой мукой. А ведь Дастин был не единственным из здешних детей, способным плакать сутки напролет. И Крис питал тем более глубокое уважение к Тине и остальным неутомимым женщинам — и нескольким мужчинам, — избравшим для себя работу с этими малышами. Их не в чем было упрекнуть.

Он нашел Дастина в его комнате, скрючившегося на кроватке лицом к окну, из которого открывался прекрасный вид на Долину Миссии, — вид, который ему никогда не суждено было увидеть. Комната была полна солнечного света, игравшего на выкрашенных в желтый цвет стенах и складках занавесок с узором из воздушных шаров. Здесь чувствовался уют. Крис хотел, чтобы обитель его сына выглядела как можно более по-домашнему, не вызывая постоянного ощущения казенного места. Хотя самому Дастину не было дано узнать, в чем тут разница, Крис считал это важным для себя самого.

— Привет, Дасти, — сказал он, кладя руку Дастину на спину. Маленький мальчик подпрыгнул, тут же возбудившись, и Крис сел рядом с ним, — это папа. — Он прижался губами к теплой, удивительно нежной коже на виске и почувствовал ее чистоту и приятный запах детских волос. Да, уход за его сыном был превосходным.

Дастин заворчал и попытался вывернуться, и Крис осторожно приподнял его, не выпуская из рук. Тогда Дастин стал вертеть головой, да так резко, что Крису пришлось положить ему на лоб ладонь, чтобы тот не ушибся об его подбородок.

Крис уселся на каталку без подлокотников, которую когда-то покупал для Кармен во время ее первой беременности, и предоставил своему сыну возможность устроиться поудобнее у себя на руках. Все это время он не переставая беседовал с ребенком. Тот не мог услышать его в обычном понимании этого слова, однако Крис не сомневался, что каким-то непонятным путем Дастин все же улавливает их. Доктора объясняли ему, что он очень чутко реагирует на вибрации вашей грудной клетки, горла. Возможно, даже воздуха.

— Как дела у моего мальчика? — спросил Крис, тихонько качая его.

Он никогда не позволял себе загадывать на будущее, как ему удастся вот так же удержать на руках Дастина, когда он подрастет. Если только ему суждено будет подрасти. Его сердце внушало опасения, и Крис не разрешал провести доскональное обследование, которое выявило бы степень поражения. Эти тесты только лишний раз подтвердили бы уязвимость Дастина, но никак не продлили бы ему жизнь. Временами Крису даже хотелось, чтобы его сын не выглядел столь привлекательно. Тем труднее было ему смириться с мыслью о его неизбежном уходе — ведь если бы не слепые глаза, его можно было бы назвать красивым мальчиком. Он был довольно рослым для своего возраста, а неподвижные конечности поражали правильностью и изяществом сложения. Шевелюра была густая и очень темная, черты лица правильные.