Первой заметила ее Лаура.

— Миа! — Она отпихнула Глена и уселась на ковре, сверкая на солнце своими красивыми грудями. Глен тоже повернулся к двери.

Миа развернулась на месте и бегом бросилась к машине. Однако Глен не отставал от нее в своем старом «лендровере». Он перехватил ее на первом же углу и выскочил из машины. На нем были надеты лишь джинсы, ширинку которых он застегнул, уже втиснувшись на пассажирское сиденье возле Миа.

— Выродок, — произнесла она. — Прочь отсюда!

— Нет, Солнышко. Поедем домой.

Она развернула машину на перекрестке и съехала на обочину, но не выключила зажигания. Глядя прямо перед собой, она размеренно промолвила.

— Убирайся из моей машины, Глен. Оставь меня. Он протянул руку и выключил зажигание. Машину затопила тишина.

— Солнышко. — Он попытался привлечь ее к себе, обнять, но она с силой оттолкнула его руки.

— Проваливай ко всем чертям! — Она прижалась к дверце машины, стараясь отодвинуться от него как можно дальше. Про себя она удивлялась, что ей совершенно не хочется плакать. В эту минуту гнев пересилил в ней горе. Она жаждала мщения, ей хотелось как можно сильнее уязвить его.

— Я виноват, — сказал он. — Я так виноват. Мы с Лаурой в каком-то смысле стали как одно целое, пока заботились о тебе.

Она обратила на него разгневанный взор.

— Постарайся сочинить что-нибудь более заслуживающее внимания. Твои увертки слишком незатейливы, это даже оскорбительно.

— Мы вовсе не собирались влюбляться друг в друга. Все случилось само по себе. Иногда эти вещи совершенно непредсказу…

— Заткнись!

— Мы просто хотели обождать, пока ты наберешься сил, а уж потом сказать тебе обо всем.

— Какие вы оба заботливые. На мгновение Глен умолк.

— Я все еще люблю тебя, Солнышко, — тихо сказал он. — Просто теперь я чувствую это совсем по-иному.

Миа вся напряглась для уничтожительного ответа. Вот он, момент, когда она должна бросить правду ему в лицо.

— Я больше не возбуждаю тебя.

— Нет.

— И ты не можешь заниматься любовью со мной, зато, по счастью, у тебя совершенно не возникает проблем для занятий любовью с моей сестрой.

Она сорвала с пальца свое обручальное кольцо. Он попытался было выхватить его, но Миа успела открыть окно в машине и зашвырнуть кольцо как можно дальше вдоль дороги.

— Солнышко! Ты же законченная дура! — Глен распахнул дверцу и помчался по улице, спасая свой драгоценный бриллиант. Благодаря этому Миа смогла спокойно уехать прочь. Она не сомневалась, что он больше не вернется домой, если не считать вынужденного визита за вещами и кое-какими принадлежностями для работы.

С того дня она больше ни разу не взглянула на себя в зеркало. То, что отражала его бездушная поверхность, не могло быть ее телом, это всего лишь панцирь, временная оболочка.

Когда в коттедже у Джеффа погас свет, она сняла со стены зеркало, поставила его на туалетный столик и развернула так, чтобы видеть себя от пояса до подбородка. В окно лился бледный лунный свет. Она начала расстегивать на себе рубашку, делая это не торопясь, так, как это должен был бы делать мужчина, как это должен был бы делать Джефф.

Сможет ли она открыться Джеффу? Он совершенно ни в чем не похож на Глена. Может быть, он воспримет ее признание более отзывчиво. Не с унизительной жалостью, а с уважительным сочувствием. Возможно, он окажется способен созерцать последствия убытков, причиненных ее телу, не так собственнически, как это делал Глен.

Она скинула рубашку с плеч, однако не сразу преодолела внутреннее сопротивление, прежде чем заставила себя взглянуть в зеркало. Даже в рассеянном свете луны, даже при едва светившемся ночнике, ее уродство бросалось в глаза. Ее правая грудь, удачно подсвеченная ночником, привлекала взгляд совершенством своей формы. При взгляде на левую половину груди возникала мысль о девочке-подростке, напялившей мамино платье. Она с трудом отвела взгляд от зеркала и заставила себя выключить ночник.

Миа до боли кусала кончики пальцев, чтобы не закричать. Действительность оказалась гораздо хуже, чем она себе представляла. Место, где раньше была ее левая грудь, выглядело белесой гладкой пустыней, над которой, правда, возвышался сосок, однако прежде всего в глаза бросался уродливый грубый шрам, проходивший под ним.

Миа опрокинула зеркало на постель и зажмурила глаза.

Она позволит себе воспринимать его только как друга, только как друга. Она никогда больше не станет целоваться с ним, не позволит ему ни прикасаться к ней, ни тем более обнимать ее. Она не позволит их отношениям зайти слишком далеко. Она не имеет права ожидать любви от кого-то другого, если не может выносить самое себя.

Роща авокадо занимала площадь чуть более пяти акров выжженной земли, покрывавшей террасы, уступами спускавшиеся в глубь Бурого Каньона. Кармен оставила машину на самой верхней точке склона и прошла к краю уступа, заслонив глаза от солнца и вглядываясь в лежавшую у нее под ногами местность. Невдалеке поднимался столб дыма с нового пожарища, которое ознаменовало последний этап победного шествия засухи по Долине Розы. Прошлой ночью пламя разрушило еще шесть домов и унесло жизнь девочки-подростка, которая слишком крепко спала у себя дома и не услышала об эвакуации. Глубокой ночью Кармен побывала на месте пожара в составе съемочной группы. Люди выглядели подавленно.

— Не знаю, долго ли еще мы сможем терпеть такое, — сказала в микрофон одна из потерявших кров женщин.

После этого ночного выезда Кармен спала беспокойно, преследуемая картиной жадных языков пламени, лизавших изуродованное тело девочки, обнаруженное в руинах одного из домов. Потому-то она и услышала шум машины Джеффа, промчавшейся по подъездной дорожке возле усадьбы. Было почти пять часов утра. Она накинула халат и выглянула из окна, но заметила лишь мигание его подфарников, исчезавшее вдали. Любопытство преодолело усталость. Она поспешно оделась и покатила по направлению к складу. Остановившись в квартале от уродливого здания, она увидела, как Джефф с Риком вытаскивают две приземистые тележки через боковые широкие двери. Держась на расстоянии, она проследила их до самой рощи, а потом по телефону, находившемуся у нее в машине, потребовала срочно прислать в этот укромный уголок Бурого Каньона оператора с камерой.

Рик остановил буксируемую им тележку на южном конце рощи, тогда как Джефф расположился на северном, в изрядном отдалении. Похоже, что точное место положения тележек имело большое значение, и оба экспериментатора долго смещали их то в одну, то в другую сторону, пока не достигли желаемого. Кармен не сразу поняла, что для сообщения они используют двухканальные радиопередатчики. Она увидела, как показавшийся из-за тележки Рик что-то говорит в маленькую черную коробочку у него в руке, а Джефф машет в ответ со своего конца рощи.

Она пожалела, что не захватила бинокля. С такого расстояния обе тележки выглядели одинаково. На каждой из них возвышалось нечто вроде поставленной вертикально огромной тарелки, окруженной тремя внушительных размеров белыми цилиндрами каждая. На основании тележек громоздилось множество больших черных коробок. Кармен решила, что на них должно находиться что-то вроде пульта управления, так как и Рик, и Джефф то и дело становились перед ними на колени, нажимая какие-то кнопки и вращая тумблеры, не переставая сверять свои действия с помощью радиопередатчиков.

Неожиданно Рик резко развернулся, и Кармен поняла, что ее заметили Джефф замер возле своей тележки, уперев одну руку в бок, сжимая в другой передатчик. Не могло быть сомнений в том, что они с Риком обсуждают ее присутствие. В следующую секунду Рик соскочил со своей тележки и полез к ней вверх по склону каньона, пробираясь через заросли сухих мертвых кустов чапарраля Кармен почувствовала некоторое облегчение от того, что иметь дело ей придется не с Джеффом, а с его молодым помощником.

Съемочная группа «Новостей после девяти» прибыла одновременно с появлением Рика. Джейк Карней и Тоби Уэллс, посмеиваясь, вылезли из автобуса.