— Видите, я просто ласковый парень.
Он вытирает щеку ладонью.
— Значит, с шеф-поваром ничего не было?
Я киваю и указываю на его лицо.
— Так же, как и у нас с вами.
Жаль, что не могу съездить ему по физиономии, как он того заслуживает. Но если бы ушел и сказал «без комментариев», то это только подстегнуло бы его. Спокойный ответ дает шанс, что эта бомба не рванет.
Эйб переключается на Шарлотту.
— Волнует ли вас то, что еще пару недель назад Спенсера Холидея газеты называли Нью-Йоркским Плейбоем?
Она качает головой и мило улыбается.
— Нет. Я знаю, с кем он проводит ночи.
— Не каждую ночь, — бормочет репортер.
Меня переполняет гнев. После такого Мистер Милый Парень исчезает.
— Прости? Что ты сказал, Эйб? — спрашиваю я многозначительно, потому что одно дело быть назойливым, и совсем другое — быть мудаком.
Он поднимает подбородок.
— Я сказал, что теперь каждую ночь вы будете работать в «Лаки Спот» в качестве супругов.
Лжец.
Но лжец дело говорит, и его замечание напоминает мне, что нам с Шарлоттой придется продумать и разыграть фальшивую помолвку на работе в последующие пару дней. Или не придется, ведь совсем скоро все закончится.
И снова эта мысль отдается болью у меня внутри.
Прежде чем я успеваю ответить на вопрос Эйба о том, как мы будем вести наш бизнес, миссис Офферман присоединяется к нам, вклиниваясь в импровизированное интервью.
— Все в порядке?
Никогда не думал, что скажу это, но … черт, я рад ее видеть.
— Просто говорили о том, как быстро Шарлотта и Спенсер стали парой, — говорит репортер, обращаясь к миссис Офферман. — Слишком быстро.
Она выгибает бровь, и, кажется, ее любопытство разбужено.
— Разве? Я знала, что все произошло довольно быстро, но не знала, что совсем недавно.
Оказывается, на самом деле, я не особо-то и рад ее видеть. Совсем не рад. Тем более, что каждое ее слово пропитано ядом.
Шарлотта откашливается, заправляет прядь волос за ухо, и встречается взглядом с миссис Офферман, а затем с Эйбом.
— Да, это произошло недавно, и мы много раз об этом говорили. Все случилось очень быстро. Но так и бывает, когда вы влюбляетесь, разве нет? — говорит Шарлотта, поглаживая пальцами край рукава моей рубашки. Между нами слой хлопка, но, клянусь, ее прикосновение воспламеняет кожу, оставляя за собой дорожку из искр. Дыхание перехватывает, когда она встречается со мной взглядом, и на какой-то миг остальная часть ресторана перестает существовать.
Я киваю и с трудом сглатываю. Не знаю, кому предназначается мой ответ — ей, им или нам.
Но я чувствую, что это мое «да», по крайней мере, честное. И это важно.
Шарлотта встает на носочки и мягко целует меня в губы. Отстранившись, она берет меня под руку и смотрит на репортера.
— Мне плевать, что несколько недель назад его видели с кем-то другим. Это ничего не меняет. Не меняет того, что я чувствую к нему.
У Эйба больше нет вопросов. По крайней мере, сегодня она сумела сбить его со следа нашей лжи.
Я вспоминаю вчерашнюю сцену мести Брэдли в тренажерном зале. Конечно, Шарлотта получила удовольствие от шоу, устроенного для ее бывшего. Но тот поцелуй на беговой дорожке, когда она захотела заставить его ревновать, ничто по сравнению с тем, как умело она сыграла ради меня. Снова и снова она выручает меня.
Мое сердце спотыкается само об себя, устремляясь к ней.
Что-то происходит. Что-то странное и совершенно непонятное. Сердце, рвущееся к Шарлотте, говорит со мной на языке, которого я не понимаю.
Отлично. Теперь есть два органа, с которыми мне нужно сражаться каждый день.
Перед началом шоу отец пытается привлечь мое внимание, пока мы направляемся по Сорок Четвертой улице к входу в «Театр Шуберта».
— Все в порядке?
— Вполне, — отвечаю я, потому что последнее, чего бы мне хотелось, это дать ему повод для беспокойства. Мимо нас с визгом проносится такси, и, выпустив облако выхлопных газов, резко тормозит на красный сигнал светофора. — Репортер немного разозлил, но все это я уже слышал.
Отец покачал головой.
— Я имел в виду Шарлотту. С ней все в порядке?
— Она в порядке, — отвечаю я с улыбкой, радуясь, что отца больше волнует моя девушка, а не сама история.
Он указывает на Шарлотту, идущую вместе с остальными в нескольких метрах от нас.
— Вы идеально подходите друг другу. Не знаю, почему не замечал этого раньше, но теперь, когда вижу вас вместе…черт, это же очевидно.
Чувство вины возвращается, словно коршун, бросающийся с неба. На этот раз вонзая свои когти мне в грудь как никогда глубоко. Я провожу руками по волосам. Отец будет так разочарован, узнав, что мы с Шарлоттой расстались.
— Ты безнадежный романтик, — говорю я.
Он смеется, и мы замедляем шаг, приближаясь к толпе людей перед ярко освещенным зданием.
— Поэтому я и владею ювелирным магазином.
— Уже нет, — игриво замечаю я. — Скоро ты превратишься в свободного человека.
— Я знаю, — он задумчиво вздыхает, — и мне будет этого не хватать.
— Ты будешь счастлив.
Он несколько раз кивает, как будто убеждает сам себя.
— Я буду счастлив проводить больше времени с мамой. Она — центр моей вселенной. Как Шарлотта для тебя, — говорит он, похлопывая меня по спине.
Мда, глупость какая-то. Но сейчас дела обстоят именно так.
Глава 20
Капельдинер провожает нас к местам.
Шарлотта скрещивает руки на груди и вздыхает.
— С тобой все в порядке?
Она кивает. Ее губы сжаты в прямую линию.
— Уверена? Готов поспорить, что по виду ты злишься.
— Я в порядке.
Я скептически выгибаю бровь.
— Уверена, что ничего не случилось?
— Ничего серьезного, — она хватает меня за рукав рубашки и мгновенно переводит стрелки. — Когда мы сделаем куклу Вуду для того репортера?
Я притворяюсь, что задумчиво смотрю вдаль.
— Давай посмотрим. В моем ежедневнике есть свободное место завтра в три. Подойдет?
Она энергично кивает.
— Ты принесешь булавки, а я достану ткань.
— Отлично. Я найду обучающее видео на YouTube, чтобы сделать все правильно.
Она лучезарно улыбается и шепчет мне, когда начинается увертюра:
— Эти вопросы были мне ненавистны.
— Он пытался разыграть сложный мяч, но счет остался неоткрытым. Хотя ты была великолепна.
— Они были неловкими, — говорит она и прижимается ближе ко мне, когда первые звуки скрипки разносятся по залу. — Как думаешь, он догадался о нас?
— Было похоже, но думаю, он просто забрасывал нас вопросами, ожидая, когда мы споткнемся.
— Кстати, тебе понравился мой последний ответ?
Понравился? Я в восторге от ее фразы о быстрой влюбленности. В большем восторге, чем должен быть.
— Это было восхитительно.
— Я справилась, не так ли? — говорит она, дуя на пальцы, словно схватилась за горячую ручку сковороды.
Мое сердце вздрагивает, а затем проваливается вниз. Я чувствую, что тону в желании того, чтобы все сказанное ею оказалось правдой. Мне хочется, чтобы что-то из этого оказалось реальным.
— Это было вполне правдоподобно, — говорю я, фальшиво улыбаясь, и ее ответ опять напоминает мне о том, что по какой-то неизвестной мне причине я не хочу, чтобы это все закончилось. Чуть больше, чем через четыре дня, для нас с Шарлоттой наступит финал.
Она уйдет, но я хочу продлить момент.
Начинается первый акт, и я думаю — нет, я уверен — что это официально мой самый нелюбимый момент в мюзиклах. Наблюдать за этим больно.
Шарлотта молчит, пока мы бредем по Таймс-сквер, пожелав спокойной ночи моим родителям и Офферманам. Мы пробираемся сквозь сумасшедшую толпу, напоминающую сардин в жестяной банке искрящегося неонами Манхэттэна — человеческий зоопарк в центре многомилионного города. Парень в серебряном костюме робота подражает его судорожным движениям, собирая в цилиндр монеты. Продавец миниатюрных Статуй Свободы толкает Шарлотту локтем.