— Что ты имеешь в виду?

— Это была моя идея, — говорит она с раскаянием в голосе и чувством вины в глазах. — Я попросила Спенсера притвориться моим женихом, чтобы мой бывший парень прекратил доставать меня, — мрачно продолжает она и снимает кольцо, а я, стиснув зубы, с ненавистью наблюдаю, как оно покидает ее палец.

— Это не так, — говорю я. Она берет мою вину на себя, и я не могу ей этого позволить. Это мой косяк, и разбираться с ним должен я.

Задрав подбородок, она настойчиво произносит:

— Это правда, — ее глаза устремлены на меня, и только на меня. Они словно говорят: «не смей перебивать». Шарлотта смотрит на моего отца и мистера Оффермана. — Это все из-за меня. Мне было нужно, чтобы Спенсер притворился моим женихом и отвадил моего бывшего. Мы живем в одном доме, и после нашего расставания это стало кошмаром. Все знают, что он изменил мне, и я вынуждена была постоянно встречаться с этими жалостливыми взглядами… Но, когда он начал каждый день умолять меня вернуться, я поняла, что нужно какое-то радикальное решение, чтобы это прекратить.

Миссис Офферман едва заметно кивает головой. По ее взгляду похоже, что она понимает положение Шарлотты.

Шарлотта так чертовски убедительна — но она не должна быть убедительной. Ей просто нужно быть честной. Почти все, что она говорила до сих пор — правда. Даже если первоначально идея исходила от меня, остальная история совпадает.

Кроме моего обмана.

— Шарлотта, ты не должна этого делать, — говорю я тихо, чтобы слышала только она.

Она качает головой, и говорит, обращаясь ко всем:

— Нет, должна. Я попросила его притвориться, что мы помолвлены, чтобы, наконец, иметь возможность жить спокойно. Пожалуйста, не вините Спенсера. Фиктивная помолвка была моей идеей, и он пошел на это, потому что действительно прекрасный парень и просто хотел мне помочь. Мы спланировали каждую деталь, в том числе и то, как все это закончится, — она вздыхает, но продолжает с высоко поднятой головой: — Это должно было продлиться неделю, и сегодня срок истек. Так что, полагаю, все закончено, — она снимает кольцо. Ее глаза темнее, чем когда-либо. Непроницаемы. Она обводит всех взглядом. — Все это время мы только притворялись, но не по той причине, о которой вы думаете, — она кладет кольцо мне на ладонь и сжимает вокруг него мои пальцы.

— Спасибо, что сделал это для меня, — она обнимает меня и шепчет: — Мне так жаль.

Мои мышцы напрягаются в слабой надежде услышать дальше: «Я хотела бы поблагодарить жюри… Полагается ли мне награда за разыгранное представление?» Но она молчит, и это извинение так похоже на правду, как и сказанные перед этим слова.

Она разрывает объятия, бросает взгляд на остальных и повторяет одними губами:

— Прости.

И уходит. Уходит от меня. Это уже не притворство, потому что все слишком реально, и с каждым ее шагом во мне что-то обрывается. С идиотским видом я, как истукан, стою на поле, а внутри все сжимается от скопления эмоций, и это замешательство начинает превращаться во что-то более сильное. Боль. Чертовски сильная боль, словно прямой удар в сердце. Она не любит меня.

Все это время мы только притворялись.

Мистер Офферман поворачивается к моему отцу, раздувая ноздри и гневно сверкая глазами.

— Меня не волнует, чья это была идея. Я не имею дел с лжецами. Сделка аннулируется, — говорит он, размахивая руками.

Из колонки Эмили начинает звучать песня Рианны «Take a Bow».

Я стою с поникшей головой, а Офферман кричит своей дочери:

— Достаточно.

Хотя бы в этом наши мнения совпали.

В голове хаос, а в груди зияющая дыра.

Но Харпер это не останавливает. Она со мной не церемонится.

— Слушай, — она сжимает рукой мое плечо. Я бреду через парк между ней и Ником. — Учитывая произошедшее, у тебя сегодня дел по горло.

Хорошо, что она взяла на себя руководство, потому что сам понятия не имею, куда идти и что делать. Пятнадцать минут назад из-за меня сорвалась сделка, которая была самой важной частью карьеры отца. А Шарлотта стала лишь воспоминанием. Я пытался найти ее, но она словно испарилась. Можно было позвонить ей с телефона Харпер, но пока все произошедшее оседает мертвым грузом в моем сердце, я не уверен, что готов к такого рода самоистязанию. Эй, Шарлотта. Облом, конечно, что ты не влюблена в меня, но у меня есть несколько идей для нашей маркетинговой кампании. О, чудесно. Рад, что тебе нравятся мои планы продавать больше шотов. Тогда чипсы сегодня с тебя.

— Хорошо. Что по списку? — спрашиваю я безразлично. — Есть шанс проснуться от этого кошмара?

Она усмехается и притягивает меня ближе, чтобы увернуться от скейтбордиста.

— Нет. Добро пожаловать в твою жизнь, Спенсер Холидей. Твой болтливый рот подкинул изрядное количество проблем, но из этой ямы ты должен выбраться сам.

— Хотя яма размером с черную дыру, — говорит Ник. — У тебя есть лопата, которой можно выгребать дерьмо со дна?

Здесь бы рассмеяться. И я действительно пытаюсь. Но вместо этого хмурюсь.

— Пока будем искать лопату, может, подскажешь, как быть с Шарлоттой? Видишь ли, у меня совместный бизнес с женщиной, которая отшила меня в присутствии семьи.

Сестрица дарит мне такой взгляд, от которого асфальт закипит.

— Она не первый пункт в списке дел, Спенс.

— Как это?

Харпер качает головой, когда мы выходим из парка и поворачиваем к Пятой авеню. Она указывает куда-то вдоль улицы.

— Вперед. Через десять кварталов увидишь ювелирный магазин. На шестом этаже находится офис нашего отца. Ты должен пойти туда и валяться у него в ногах.

Опустив плечи, я вздыхаю.

— Я действительно все изгадил.

Ник сочувственно смеется.

— Да уж, чувак. Но теперь пришло время убирать за собой дерьмо.

Я развожу руками. Позади нас вдоль Пятой авеню тащится конный экипаж.

— Как это делается? Наворотить дел я могу, но исправлять… На что это похоже?

Ник качает головой.

— Похоже на процесс обратной фильтрации, только вместо воды фильтруются твои косяки. Теперь понял?

Харпер закатывает глаза.

— Парни. Сфокусируйтесь. Сейчас не время практиковаться в остроумии.

Я ерошу волосы рукой.

— Отлично. Давайте сделаем это. С чего начнем?

Харпер делает глубокий вздох и поворачивается к Нику.

— Подскажем ему, или пусть сам разбирается?

Ник приподнимает уголки губ и поправляет очки.

— Не уверен, что сегодня его мозг работает в полную силу.

— Подсказать мне что? Вы двое уже обсуждали это?

— Естественно, болван! Пока ты бегал, пытаясь догнать Шарлотту, — говорит она, и я вздрагиваю, вспомнив, как после песни Рианны помчался за ней вдогонку. Но белокурой красавицы и след простыл, а я остался в одиночестве залечивать сердечную рану. К тому же, у нее остались мои вещи — телефон, ключи и бумажник, так что сейчас я гол как сокол.

Вообще без гроша.

— Что я, по-вашему, должен сделать?

— Чувак, для начала извинись перед отцом за ложь. Ты должен объяснить, почему так поступил. Что это была ошибка, несмотря на благие намерения. Что ты раскаиваешься, — говорит Ник, не желая ходить вокруг да около.

Я киваю.

— Понял. Я могу сделать это.

— А потом постарайся разгрести этот бардак, — добавляет Харпер.

— Как?

— Ты должен попросить Оффермана выслушать тебя. Вдруг у тебя получится сгладить ситуацию.

Меня передергивает от одной мысли, что придется унижаться перед этим говнюком.

— Он больше не желает иметь никаких дел с отцом.

— Это сейчас, — говорит Ник. — В запале можно многое сказать. Посмотри, может он уже остыл. Ты должен попробовать.

Я киваю. Ясно, что они правы.

— А если это не сработает?

Они снова переглядываются, а затем смотрят на меня.

— Все в твоих руках. Только ты можешь разгрести это, — говорит Харпер.