— Что такое Море? — спросил Дарк.

Торак с досады взревел так, что вся пещера содрогнулась.

А Волк прижал уши и завыл.

Арк захлопала крыльями.

Огромным усилием воли Торак снова взял себя в руки.

— Возможно, вот что тебя убедит: неким образом — я и сам не понимаю, как это происходит, — но дух моего Отца оказался связан с этой злодейкой. Если бы я сумел пресечь ее козни, то, возможно, помог бы и своему Отцу. Теперь ты понимаешь, как это для меня важно? Понимаешь, почему ты долженменя отпустить?

Необычное лицо Дарка, казалось, накрыла темная тень. Он вдруг показался Тораку значительно старше своих лет.

— Мой отец бросил меня здесь одного, — сказал он. — Да так за мной и не вернулся.

Торак скрипнул зубами.

— Ну хорошо, а если бы твоей Арк была нужна помощь? Ты ведь сделал бы что угодно, лишь бы ее спасти, верно?

Дарк так стиснул свои белые как мел пальцы, что захрустели суставы. Торак чувствовал, что своими вопросами причиняет ему боль.

— Много зим, одну за другой, провел я в этой пещере, — тихо промолвил он. — Ты здесь первый человек. Первый живойчеловек.

Словно почувствовав, какая буря чувств бушует в душе альбиноса, Арк слетела к нему на плечо.

А Волк с тревогой переводил глаза с Торака на Дарка и обратно.

Торак молча ждал.

Наконец Дарк покачал головой:

— Нет. Я не могу позволить тебе уйти.

— Один день, — умоляла Ренн. Сильно прихрамывая, она пробиралась меж валунами. — Больше я ни о чем не прошу. Только один день!

За спиной у нее просвистел камень и с грохотом врезался в землю.

— Простите меня, — прошептала она, обращаясь к Тайному Народу.

Им не нравилось, когда она говорила слишком громко. Да и сама онатоже не очень-то им нравилась. Но пока что они ее терпели; возможно, из-за маленьких пучков рябиновых веток, которые она оставляла у каждого указательного знака.

Прошло уже два дня с тех пор, как Торак ушел в Гору. Люди из племени Лебедя тут же собрались возвращаться домой, но Ренн упросила их еще немного задержаться на той стоянке у входа в Горловину. Пребывая в полном отчаянии, буквально скрежеща зубами от бессилия, она почти целый день пролежала, надеясь, что вывихнутой лодыжке станет легче. А на следующее утро соврала своим спутникам, что нога уже почти не болит, и пошла искать Торака. И они даже не попытались ее остановить. Они просто дали ей немного еды и долго смотрели ей вслед.

Сперва все шло неплохо. След Торака был хорошо виден. Правда, нога довольно сильно болела, но идти Ренн все же вполне могла. Хоть и вздрагивала от каждого шороха. Впрочем, чутье колдуньи подсказывало ей, что помощники Эостры сейчас где-то далеко. В полдень она сделала весьма обнадеживающее открытие: нашла убежище из камней, которое наверняка построил Торак. В этом убежище Ренн и устроилась на ночлег, а перед сном долго придумывала, что скажет Тораку, когда нагонит его.

Проснулась она от холода, вся охваченная каким-то непонятным ужасом. В утреннем небе висел бледный месяц. И Ренн вспомнила: завтра же Ночь Душ!

Она прошла еще немного и обнаружила заячьи косточки, дочиста «обработанные» клювами воронов. Ничего удивительного или странного в этом не было, и все же рука Ренн невольно потянулась к перьям покровителя ее племени. Зло прямо-таки висело в воздухе. Здесь творились страшные вещи, и зло насквозь пропитало даже эти камни.

Самое страшное случилось здесь уже довольно давно, но Ренн все равно было не по себе. Вмерзшие в лед камешки и почерневшие от мороза лишайники, хрупкие, как угольки, громко хрустели у нее под башмаками. Даже бульканье воды в бурдюке казалось ей похожим на чьи-то шаги. Она остановилась, чтобы убедиться, что это не шаги, что за ней по пятам никто не крадется.

— И вовсе это не шаги! — нарочито громко сказала она. — Здесь же никого нет.

Камни вокруг напряженно застыли. Ренн чувствовала, что за ней наблюдает Тайный Народ.

И еще Эостра.

Низкие облака, словно переполнив небеса, стали переливаться через края утесов. Вскоре они украдкой затопили всю Горловину, и Ренн оказалась в их липких объятиях. Эостре так и не понадобилось посылать своих псов, чтобы прогнать незваную гостью.

Ренн постоянно ощущала ее присутствие. Ей казалось, что она краем глаза даже видит крылатую тень Повелительницы Филинов. Тяжелый туман сдавил ей горло, проник в легкие, не давая нормально дышать. Было мучительно больно ступать на вывихнутую ногу. Тщетно пытаясь собрать последние крохи мужества, Ренн вяло думала: «Зачем идти дальше, если я обреченана поражение?»

Потом у нее возникло какое-то странное ощущение, будто она сама за собой наблюдает откуда-то сверху и видит, как жалкая хромая девчонка, дрожа от страха, ковыляет по каменистому дну оврагу. Нет, ей никогда не найти Торака! Он оставил ее и ушел, потому что всегда хотел сразиться с Эострой в одиночку. Потому что хотел умереть и воссоединиться со своим отцом. И скоро эта его мечта осуществится…

Где-то вдалеке закаркал ворон.

Ренн подняла голову. Это же Рип!

А вскоре она услышала и ответные крики Рек.

Слушая карканье воронов, становившееся все тише, Ренн стиснула кулаки, вновь собираясь с силами. Голоса Рипа и Рек звучали вполне бодро и деловито. Вороны явно были заняты каким-то своим, весьма важным делом, скорее всего имевшим отношение к еде.

Стоило Ренн вспомнить о еде, и в животе у нее забурчало от голода. Туман не туман, а есть все-таки хотелось.

Развязав мешочек с припасами, она вытащила два ломтика вяленого оленьего языка, как бы склеенные прослойкой из костного мозга, уселась на валун и с наслаждением все это съела. Ей казалось, что ничего более вкусного она в жизни не пробовала.

Еда приободрила Ренн, и она решила, что с помощью своего лука тоже может раздобыть себе что-нибудь съедобное. Джуксакай дал ей целый пузырь с жиром, вытопленным из нижних суставов оленьих ног; по его словам, это было лучшим средством для смазки тетивы и деревянной дуги лука, чтобы они оставались гибкими даже в самые сильные морозы. Ренн втерла в лук немного жирной смазки, затем проверила стрелы. Стрелы она получила в подарок от Крукослика; они были просто замечательные — с остриями из кварца и с белым совиным оперением. «Спасибо вам, добрые совы», — почти неслышно пробормотала Ренн, погладив оперение стрел.

Туман сердито кружил возле нее, словно хотел укусить.

Эта еда, и смазка для лука, и стрелы с белым оперением — все это изготовили хорошие люди. И подаренная ими одежда давала Ренн не только тепло, но и душевные силы. В племени Горного Зайца ей объяснили, что переднюю часть парки они всегда шьют из той части оленьей шкуры, под которой билось сердце «рогатого».

«В груди каждого „рогатого“ бьется великое сердце!» — говорили они.

Великое сердце. И Ренн тут же вспомнила Фин-Кединна.

— Я его прямая родня! — гордо выпрямившись, заявила она этому туману. — Я племянница вождя племени Ворона! — И туман вдруг как-то съежился, словно услыхав в ее голосе несокрушимую решимость. — Меня зовут Ренн! И я тоже колдунья!

Когда она снова встала и двинулась дальше, туман больше не казался ей таким уж густым.

И она вновь чувствовала в себе достаточно сил, чтобы продолжать борьбу. А потому решила пересмотреть все, что ей было известно о планах Эостры.

Итак, Повелительница Филинов собирается жить вечно. Для этого она намерена пожрать внешнюю душу Торака, тем самым лишив его сил и способности пользоваться своей блуждающей душой.

Ренн резко остановилась.

До сих пор она ни разу не спросила себя: а как, собственно, Эостра собирается это сделать. Но ведь если она, Ренн, сумеет разгадать эту загадку, ей, возможно, удастся как-нибудь предотвратить грядущее злодеяние?

Самое лучшее, до чего она сумела пока что додуматься, это обряд удержания душ, которому ее однажды научила Саеунн. Этот обряд совершали, когда мать или отец так сильно убивались по своему умершему ребенку, что вполне могли и с ума сойти. В таком случае колдун племени должен был поймать души, только что покинувшие мертвое тело, в особый ларец, сделанный из коры рябины, и удержать их там,закрыв ларец на замок, сплетенный из волос покойного. Затем те, кто особенно горько оплакивал умершего, должны были шесть месяцев жить отдельно от племени. Рядом с ними могли находиться только те души, что были заперты в ларце. А затем эти души нужно было освободить, открыв ларец и спалив замок из волос умершего на вершине холма, чтобы дым смог долететь до Самого Первого Дерева, растущего на небесах.