– Вероятно, острейшая бессонница вызвала какой-нибудь затор крови в мозгу – и образовала гематому. Так?

– Да, такую гипотезу можно выдвинуть, исходя из элементарного здравого смысла.

Это – первое, что приходит на ум неспециалисту; то же самое, скорее всего, пришло в голову и американским военным врачам. Но все-таки подобного объяснения недостаточно. Я убежден: здесь не хватает еще какого-то важного фактора. Сдается мне – как раз того самого, который и обусловил образование такой необычной гематомы. Подумай сам – ведь на свете немало людей с гематомой в голове; однако же, ни у кого еще эта болезнь не принимала настолько странных форм. И, к тому же, такая гипотеза не объясняет, почему Сэнсэй до сих пор оставался жив. В его речи и вправду ощущался какой-то здравый смысл.

– Кроме того, история болезни Сэнсэя содержит в себе еще одно загадочное явление. Дело в том, что именно весной 36-го Сэнсэй как бы переродился в другое существо. До этого времени Сэнсэй – посредственность, ничем не примечательный фанатик правых. Родился на Хоккайдо третьим сыном в семье бедняка-крестьянина; в двенадцать лет уехал на поиски работы в Корею; ничего толком не нашел, вернулся домой – и вступил в партию правых. Бравый молодчик, кровь с молоком: лишь бы мечом помахать – вот и все достоинства. Наверняка, и читать-то не мог как следует. Тем не менее, летом 36-го он выходит из тюрьмы – и начинает расти как на дрожжах, перебирается с одного поста на другой, обретая все больший вес в мире правых. Откуда ни возьмись, обнаруживаются у него и общественная харизма, и убедительность в рассуждениях, и умение срывать овации аудитории, и политическая прозорливость, и решительность, а главное – выдающаяся способность заставлять общество двигаться в нужном для лидера направлении, играя на слабостях толпы... Он снова вздохнул и негромко откашлялся.

– Разумеется, в политической философии Сэнсэя никаким альтруизмом не пахло. Но как раз это заботило его меньше всего. По-настоящему он был озабочен одним вопросом: до каких пределов власти он сможет развернуть свою Организацию. Примерно так же, как Гитлер разворачивал свою, вынося напрочь лишенные альтруизма идеи о «сферах обитания» и «избранной расе» на общегосударственный уровень. Сэнсэй, однако, таким путем не пошел. Он пошел в обход – теневой, закулисной дорогой. Очень специфическая форма жизнедеятельности: двигать общество изнутри, самому не высовываясь наружу. Поэтому-то в 37-м он и поехал в Китай... Впрочем, ладно. Вернемся к его болезни. Все, что я хочу сказать – время образования гематомы в мозгу Сэнсэя и время его перевоплощения совпадают.

– То есть, вы полагаете, – сказал я, – что между образованием гематомы и перевоплощением Сэнсэя причинно-следственной связи нет; что эти события произошли параллельно, но объединяет их какой-то один определяющий фактор. Так?

– А ты и правда неплохо соображаешь, – заметил секретарь. – Сказано в точку и лаконично.

– Но как все это связано с овцами?

Он достал из сигаретницы вторую сигарету, подбил ее, как и прежде, ногтем с одного конца и зажал в губах. Но прикуривать не стал.

– Рассказываю по порядку, – сказал он.

И комнату вновь затопила гнетущая тишина.

– Нами создана Империя, – внезапно продолжал он. – Могущественная теневая Империя. В наших руках – самые разные сферы человеческой деятельности. Политика, финансы, массовая коммуникация, чиновники, культура – а также многое, многое другое, о чем ты и представления не имеешь. В наших руках – даже те, кто против нас. Все – от сторонников этой власти до ее врагов – находятся под полным ее контролем. Большинство из них даже не подозревают, что их судьба – в наших руках. То есть, Организация создана и действует чрезвычайно утонченными, не сказать – пугающе изощренными методами. А создал ее Сэнсэй в одиночку, сразу после войны. Теперь же, если Государство сравнивать с судном, Сэнсэй – единоличный Властитель Трюмов на этом судне. Стоит ему открыть шлюзы – и судно начнет тонуть. Пассажиры не успеют сообразить, что случилось, как окажутся на дне морском...

Тут он поднес, наконец, к сигарете огонь.

– Но даже такой власти, как наша, когда-нибудь приходит конец. Конец Империи наступит со смертью ее Императора. Ведь власть эта создана гением-одиночкой – и поддерживается, только пока этот гений жив. Согласно моей гипотезе, всю эту систему он организовал и поддерживал до сих пор благодаря существованию некоего загадочного, лишь ему известного фактора. Умрет Сэнсэй – и наступит конец всему. Потому что Организация являет собой не бюрократический аппарат, но – совершеннейший механизм, послушный мозгу одного человека. В этом – суть всей Организации; но в этом же заключена и главная ее слабость. Точнее, была заключена. Со смертью Сэнсэя Империя рано или поздно распадется на части – и ее останки, как пылающие Дворцы Валгаллы17, сгинут навеки в пучине Всемирной Посредственности. Продолжить дело Сэнсэя не сможет никто. Владения Империи поделят на части – и величественные дворцы сравняют с землей, чтобы на их месте построить многоквартирные жилмассивы. Мир однообразия и определенности. Мир, в котором нет места для проявления Воли. Впрочем, не знаю: может быть, ты считаешь, что это правильно – все поделить на всех. Но тогда ответь на такой вопрос. Правильное ли дело – строить однотипные жилмассивы по всей Японии, когда в стране не хватает песчаных побережий, гор, рек и озер?

– Не знаю, – ответил я. – Я даже не знаю, уместно ли так вообще ставить вопрос.

– А ты не дурак, – сказал секретарь и сцепил пальцы обеих рук на колене. Даже сцепленные, пальцы эти сразу начали пульсировать в каком-то едва уловимом ритме.

– Разумеется, разговор о жилмассивах – всего лишь пример. Объясню подробнее. Вся Организация по большому счету состоит из двух частей: головы, которая движется вперед – и хвоста, который своими усилиями эту голову вперед проталкивает. Есть, конечно, и другие органы, которые выполняют другие функции; но в целом именно эти две части и определяют цели и средства Организации. В остальных частях нет почти никакого смысла. Головная часть называется «Органом Воли», хвостовая – «Органом Прибыли». Когда бы и кем ни обсуждалась Организация Сэнсэя – у всех в голове один только Орган Прибыли. И когда после смерти Сэнсэя начнется раздел Империи – все также набросятся на Орган Прибыли. Никто не жаждет ничего от Органа Воли. Ибо никто не может понять, что это такое... Вот о каком «дележе» я хотел сказать. Волю нельзя поделить на части. Она либо наследуется на все сто процентов – либо на эти же сто процентов бездарно утрачивается. Длинные пальцы продолжали плясать в странном ритме на колене моего собеседника.

За исключением этого, все в нем оставалось таким же, как и в начале разговора. Тот же непонятно на что направленный взгляд, те же холодные зрачки, то же правильное лицо без какого-либо выражения. Лицо его было обращено ко мне под абсолютно тем же углом, что и в самом начале встречи.

– И что же такое Воля? – поинтересовался я.

– Концепция, управляющая пространством, временем и событийной вероятностью.

– Не понимаю.

– Никто не понимает. Один лишь Сэнсэй чувствует это на инстинктивном уровне.

Строго говоря, здесь необходимо отречься от Самосознания. Именно с этого и начнется настоящая Революция. Выражаясь доступным тебе языком, речь идет о революции, в результате которой капитал воплотится в труде, а труд – в капитале.

– Похоже на утопию...

– Наоборот. Сознание – это утопия, – отрезал он. – Все, что ты слышишь от меня сейчас – не более чем слова. Сколько бы слов я не произносил – тех проблем, которые охватывает Воля Сэнсэя, ими объяснить невозможно. Разговаривая с тобой, я лишь демонстрирую свою личную зависимость от этой Воли – находясь, кроме того, еще и в непосредственной зависимости от языка. Здесь же нужно, в первую очередь, отрицание Сознания и отрицание Языка. В наше время, когда такие столбовые понятия европейского гуманизма, как «индивидуальное сознание» и «непрерывность эволюционного процесса», теряют свое содержание – любые слова превращаются в бессмыслицу. Бытие не есть проявление чьей-либо частной воли, это – явление хаотическое. Ты, сидящий передо мной – вовсе не индивидуальное существо, а лишь частица всеобщего Хаоса. Твой хаос – это и мой хаос. Мой хаос – также и твой. Бытие – это общение. Общение суть Бытие.