Диги наклонилась и стала искать, стараясь не затоптать еле заметный след зверька. Эйла медленно и осторожно шаг за шагом высматривала каждый участок запорошенной снегом земли, каждое поваленное дерево, каждую ветку каждого куста, каждый голый березовый ствол и обвислые, покрытые черными иголками сосновые лапы. Внезапно Эйла застыла; затаив дыхание, она вынула из дорожного мешка большой кусок турьего мяса и положила его на землю перед собой. Потом она тихонько отошла в сторону и потянулась к узелку с камнями.

Диги, не шевелясь, следила за Эйлой, пытаясь высмотреть то, что видела она. Наконец она заметила какое-то движение, а потом различила маленькие белые фигурки, опрометью мчащиеся в их сторону. Они двигались с неожиданной скоростью, хотя им приходилось пробираться через лисьи капканы, сквозь склоненные к земле ветви, густые кусты, маленькие ямки и рытвины, и при этом пожирали все, что встречали на пути. Диги никогда прежде не давала себе труда как следует приглядеться к этим крошечным прожорливым хищникам, и сейчас она смотрела на них в немом восхищении. Они внезапно остановились; их черные глазки настороженно блестели, стоящие торчком ушки вслушивались в каждый шорох. Запах жертвы они распознавали мгновенно.

Не пропуская ни одного гнезда полевок, ни одной жабы или тритона, прячущихся под корнями, ни одной птицы, неспособной подняться в воздух от холода и истощения, бешеная стая из восьми или десяти белых горностаев приближалась. Их головы двигались туда-сюда, черные глазные бусины блестели, их головы, загривки, шейные мышцы двигались с редкой слаженностью. Они убивали врага без всяких угрызений совести, таких умелых и кровожадных убийц среди животных больше не было, и Диги от души порадовалась, что они так малы. Казалось, весь этот напор продиктован только одним — страстью к убийству… Но кроме того, им постоянно нужно было горючее для того подвижного образа жизни, который им был предназначен природой.

Горностаи кинулись к разбросанным по снегу кусочкам мяса — и тут началось. В прожорливых горностаев внезапно полетели камни, некоторые падали на землю, другие безошибочно поражали цель. Пошла свалка; в воздухе повис знакомый мускусный запашок. Диги поняла, что, заглядевшись на зверьков, она упустила тщательные приготовления Эйлы и ее стремительный бросок. А потом, словно из ниоткуда, среди белых горностаев мелькнул большой черный зверь, и Эйла застыла, услышав грозный вой. Это волк пришел на запах турьего мяса, но схватить кусок мешали два стойких и бесстрашных горностая. Отступив лишь на шаг, черный хищник поджидал, пока горностаев не поразят камни, тут он их и ухватит…

Но Эйла не собиралась отдавать свою добычу волку — слишком больших усилий она ей стоила. Это она убила горностаев, и они нужны ей, чтобы оторочить рубашку. Когда волк метнулся прочь с белым горностаем в зубах, Эйла устремилась за ним. Волки тоже плотоядные животные. Она изучила их повадки так же хорошо, как повадки горностаев, когда училась владеть пращой. Она их так же хорошо понимала. Бросаясь в погоню, она успела поднять упавшую на землю ветку. Перед лицом неизбежной угрозы волк, по всем правилам, должен бы сдаться и выпустить горностая.

Если бы это была стая или по крайней мере пара волков, так действовать было бы опасно. Но сейчас волк был один, и выпускать добычу из пасти он явно не собирался, поэтому Эйла бросилась на него с палкой, размахивая, чтобы нанести солидный удар. Палкой как оружием она владела не слишком хорошо, но сейчас она хотела только отогнать волка и заставить его выпустить пушного зверька. Но Эйла начала поединок, а что будет дальше, она не предвидела. Волк и впрямь выплюнул горностая — и с негромким угрожающим воем бросился прямо на нее.

Первой ее реакцией было швырнуть в волка палкой; страх вызвал у нее прилив энергии, и действовала она проворно. Но поскольку дело происходило в зарослях, размахнувшись, она ненароком задела ствол дерева и сломала об него палку. В руках у нее остался только сгнивший сучок, но зато обломок палки угодил прямо в морду зверю. Этого хватило, чтобы отогнать его. Застигнутый врасплох, волк уже не так рвался в бой. Остановившись на мгновение и подобрав тушу горностая, он нырнул в заросли кустарника.

Эйла была вне себя — она испытывала смешанные чувства: испуг, гнев, удивление от неожиданности. Никто прежде у нее не уносил добычу прямо из-под носа. Она вновь бросилась вдогонку за волком.

— Да пусть он себе идет, — кричала Диги. — Тебе хватит того, что осталось. Пусть волк уносит, что взял…

Но Эйла не слышала: она не обратила внимания на слова Диги. Волк бежал сейчас по открытому участку, и она нагоняла его. Потянувшись за очередным камнем и увидев, что осталось всего два, она ринулась в погоню за волком. Понимая, что крупный хищник вскоре будет безнадежно далеко, она решила сделать еще одну попытку. Вложив камень в пращу, она швырнула его в убегающего зверя. Второй камень, выпущенный вслед за первым, довершил дело. Оба попали в цель.

Когда волк упал, она ощутила удовлетворение. Этому зверю будет неповадно отбивать у нее добычу! Подбежав, чтобы взять горностая, она решила было снять шкуру и с волка. Но когда Диги отыскала ее, Эйла, застыв, сидела рядом с тушами черной волчицы и белого горностая. Выражение ее лица озаботило Диги.

— Что-то не так, Эйла?

— Я должна была отдать ей этого зверька. Я должна была сообразить: если уж она пошла на запах мяса, хотя на это мясо позарились горностаи, значит, у нее были на то причины. Волки знают, как свирепы горностаи, и одинокий волк обычно не нападает первым в незнакомом месте. Надо было отдать ей горностая.

— Не понимаю. Ты вернула своего горностая да еще заполучила черную волчью шкуру. Почему ты думаешь, что должна была отдать свою добычу волку?

— Смотри, — сказала Эйла, указав на брюхо волчицы. — У нее щенята. Видишь, соски набухли.

— Не рано ли? — спросила Диги.

— Да. Это неподходящее время года. И она одна. Потому-то ей было так трудно отыскать себе пропитание. Поэтому она пришла за нашим мясом и так не хотела отдавать горностая. Детеныши высасывают из нее все соки. Смотри — шкура да кости. Если волчица живет в стае, ей помогают выкармливать детенышей, но если бы она жила в стае, у нее вообще не было бы детенышей. Обычно рожает только главная самка в стае, а у этой волчицы совсем не такой окрас. Для волков характерна определенная масть. А эта — как тот белый волк, которого я часто видела, когда изучала их повадки. Она не похожа на других. Она заискивала перед главным самцом и главной самкой, но они не хотели видеть ее рядом с собой. Когда стало невмоготу, она ушла. Может быть, ей надоело, что рядом нет никого, похожего на нее. — Эйла бросила взгляд на черную волчицу. — Никого. Может, ей и щенят-то захотелось завести, потому что было одиноко. Но нельзя было рожать их так рано. Думаю, это та самая черная волчица, которую я видела, когда мы охотились на тура, Диги. Должно быть, бросила стаю и пошла искать одинокого самца, чтобы основать собственную стаю, стаю таких вот, черных. Но одиноким всегда трудно. Волки охотятся сообща, и у них заведено заботиться друг о друге. Вожак всегда помогает главной самке выкормить щенят. Поглядела бы ты, как они играют со своими детенышами! Но где ее самец? Она его встретила случайно… И где же он — умер?

Диги с удивлением заметила, что Эйла с трудом сдерживает слезы — и над кем? Над мертвой волчицей?

— Все умрут, Эйла, — сказала она. — Все мы вернемся к Великой Матери.

— Знаю, Диги, но прежде эта волчица была не такой, как другие, а потом она и вовсе осталась одна. Если б она осталась жива, она еще могла бы кого-то найти — самца, новую стаю, наконец, завести детенышей.

Диги показалось, что она начинает понимать, почему Эйла так близко к сердцу приняла судьбу исхудавшей черной волчицы.

— У нее были детеныши, Эйла.

— А теперь они тоже обречены на смерть. У них никогда не будет своей стаи. Даже самца-вожака. Без матери они умрут. — Внезапно Эйла вскочила на ноги. — Я не хочу, чтобы они умерли!