— Тари, я уверена, что вы сможете уговорить Барзека пропеть этот отрывок, — сказала Диги.
— Лучше он споет нам чуть позже. Кули и Барзек одновременно — это уже перебор, они будут отвлекать внимание друг от друга. Нет, мне кажется, нашу музыку лучше всего дополнят пять тонов журавлиной дудочки. Манен, давай-ка попробуй сыграть эту мелодию, — попросила она мужчину с аккуратно подрезанной бородкой, который, покинув другую группу людей, присоединился к музыкантам.
Тари вновь заиграла уже знакомый по первому исполнению мотив. Эйла была счастлива, что ей разрешили присутствовать на репетиции, она даже не мечтала, что будет вот так спокойно сидеть и наслаждаться этим удивительным концертом. Слушая певучий голос духовой дудочки — своеобразной флейты, сделанной из полой ножной кости журавля, — Эйла вдруг вспомнила внушающий суеверный страх протяжный голос Урсуса, Великого Пещерного Медведя, который слышала на Сходбище Клана. «Только Мог-ур умел издавать такой звук. Этот секрет он передавал лишь посвященным, правда, Мог-ур тоже подносил что-то ко рту. Должно быть, у него был подобный инструмент», — подумала Эйла.
Однако самое большое впечатление произвел на нее танец Кули. Сначала Эйла заметила, что на руках у нее были такие же браслеты, как у женщины из племени Сангайи, исполнявшей ритуальный танец. Каждый браслет состоял из пяти тонких пластин, вырезанных из бивня мамонта, ширина которых была около полудюйма; пластины имели ромбовидную форму, и на них был выгравирован узор, напоминавший звезду с расходящимися из центра лучами. Когда все пять пластин соединялись вместе, то очертания браслета приобретали излюбленную зигзагообразную форму. Соединительная нить была пропущена через просверленные в пластинах маленькие отверстия, и в итоге танец сопровождался перестуком костяных браслетов.
Кули танцевала, стоя в основном на одном месте, иногда она медленно изгибалась, принимая самые невероятные позы, а иногда исполняла какие-то акробатические фигуры, отчего браслеты на ее руках громко бренчали. Эта сильная и гибкая женщина двигалась настолько плавно и грациозно, что казалось, будто любой сможет с легкостью выполнить такие движения, однако Эйла знала, что ей самой не под силу подобная акробатика. Совершенно очарованная этим представлением, она вдруг обнаружила, что издает какие-то восхищенные восклицания, подобные одобрительным комментариям, которыми Мамутои обычно сопровождали любое красивое зрелище.
— Как вам удалось достичь такого мастерства? Это просто потрясающе! Все в целом. И музыка, и движения, и браслеты. Я никогда не видела более замечательного зрелища, — сказала Эйла. Благодарные улыбки окружающих показали, что ее восхищение порадовало артистов.
Диги почувствовала, что время напряженной работы миновало, поскольку музыканты были вполне довольны последней репетицией. Сейчас можно было наконец отдохнуть и удовлетворить любопытство, поговорив с этой таинственной женщиной, которая появилась неизвестно откуда и стала членом племени Мамутои. Пошевелив угли костра, в него подбросили дрова и кухонные камни, а в глубокую деревянную чашу налили воду для чая.
— Наверняка, Эйла, тебе доводилось слышать нечто подобное, — сказала Кули.
— Нет, никогда, — возразила Эйла.
— Л помнишь, как мы играли на барабанах твою музыку? — сказала Диги.
— О, разве это музыка? Я лишь показала простые ритмы Клана.
— Ритмы Клана? — удивилась Тари. — А что из себя представляют эти ритмы?
— Я выросла среди людей Клана, — начала объяснять Эйла.
— По-моему, их простота обманчива, — прервала ее Диги, — на самом деле они пробуждают очень сильные чувства.
— А вы не можете показать их нам? — спросил молодой мужчина, игравший на черепном барабане.
Диги взглянула на Эйлу.
— Как ты считаешь, Эйла, сможем? — спросила она и добавила, обращаясь к остальным собеседникам: — Мы играли их всего пару раз.
— Наверное, сможем, — сказала Эйла.
— Отлично, — подхватила Диги. — Только нам надо придумать, как добиться приглушенного боя, звуки должны быть не звонкими, а глухими, напоминающими тяжелые удары по плотно утрамбованной земле. Было бы неплохо, если бы Эйла села за твой барабан, Марут.
— Мне кажется, вы можете обернуть этот молоточек куском кожи, тогда звук будет приглушенным, — сказала Тари, предлагая им сыграть на инструменте из бедренной кости.
Музыканты были заинтригованы. Всегда интересно узнать нечто новое, а именно это им и было обещано. Опустившись на циновку, Диги встала на колени перед инструментом Тари, а Эйла села, скрестив ноги, рядом с барабаном и, прислушиваясь к звучанию инструмента, сделала несколько пробных ударов. Затем Диги пробежалась завернутым в кожу молоточком по бедренной кости, чтобы Эйла помогла ей определить, в каком месте получается наиболее подходящий звук.
Когда они подготовились, Диги начала отбивать медленный равномерный ритм, по знаку Эйлы она слегка меняла частоту ударов, но высота звука всегда оставалась неизменной. Сосредоточенно прикрыв глаза, Эйла настроилась на этот устойчивый ритм и вскоре присоединилась к Диги. Тембр черепного барабана был слишком звонким для воспроизведения глухих звуков, оставшихся в памяти Эйлы. Конечно, очень сложно точно воспроизвести, например, сильный и резкий раскат грома; и сейчас эти сильные отрывистые удары напоминали скорее устойчивый глухой рокот, но в распоряжении Эйлы был только такой барабан. Вскоре равномерные удары Диги смешались с необычным контрапунктирующим ритмом, который казался случайным набором отрывистых звуков переменной длительности. Эти два ритма были настолько различны, что поначалу создалось впечатление, будто они совершенно не связаны между собой, однако более сильный удар Эйлы совпадал с каждым пятым ударом четкого ритма Диги, хотя казалось, что это чистая случайность.
Смешение таких разных ритмов создавало ощущение постоянно усиливающегося ожидания и даже смутное чувство тревоги перед непосредственным совпадением двух основных ударов, хотя все считали, что такое совпадение почти невозможно. Краткий миг облегчения сменился новой волной еще более напряженного ожидания. И в тот момент, когда эта напряженность возросла до предела, эта странная музыка внезапно оборвалась, оставив общее ощущение некой незавершенности и щемящего чувства ожидания. Диги была удивлена не меньше других, услышав вдруг протяжные сочные звуки — подобные тем, что издает журавлиная дудочка, — и этот жутковатый голос невидимого инструмента вызвал у слушателей дрожь благоговейного страха. Ощущение присутствия некоей сверхъестественной потусторонней силы осталось и после того, как затих этот своеобразный заключительный аккорд.
Все потрясено молчали. Наконец, немного успокоившись, Тари сказала:
— Какая странная аритмичная и захватывающая музыка. Нескольким музыкантам не терпелось самим попробовать воспроизвести эти ритмы, и они попросили Эйлу объяснить их.
— А кто же подыграл вам в конце на дудочке? — спросила Тари, зная, что Манен, стоявший рядом с ней, не мог этого сделать.
— Никто, — усмехнувшись, сказала Диги, — это была не дудочка, а свист Эйлы.
— Свист? Надо же, я никогда не слышала подобного свиста.
— Эйла умеет подражать голосам разных животных, — сказала Диги. — Вы бы только послушали, какие птичьи трели она издает. Птицы так и слетаются на ее зов. Они спокойно приземляются рядом с ней и клюют зерна с ее ладони. По-моему, она может договориться практически с любым животным.
— Эйла, а ты не могла бы просвистеть нам что-нибудь на птичьем языке? — явно недоверчивым тоном спросила Тари.
Считая, что это место не слишком подходит для подобных выступлений, Эйла все же издала несколько птичьих трелей, которые, как и предполагала Диги, вызвали изумление у слушателей.
Эйла с благодарностью приняла предложение Кули, вызвавшейся показать ей ритуальные облачения. Рассмотрев несколько нарядов и украшений, она с удивлением разглядывала маски, которые по незнанию приняла за странные головные уборы. Цветовая гамма большинства вещей сейчас казалась слишком кричащей и даже аляповатой, однако во время ночных представлений при свете факелов раскраска этих костюмов будет выглядеть вполне нормально. Одна из женщин, сидевших возле очага, растирала в деревянной чашке порошок красной охры, смешивая его с жиром. Эйла вздрогнула, вспомнив, как Креб натирал такой мазью тело Изы перед похоронами, но ей объяснили, что этот яркий грим предназначен для лиц и тел участников ночных представлений. Она также заметила еще две чаши с угольно-черной и белой меловой красками.