– Я выдержу, – улыбнулась я через силу, поцеловала брата и пошла к себе в комнату. Ален прав, мне необходим отдых.
Легко сказать, спать. Вот и рассвет уже смазал бледно-розовыми разводами ночное небо, а сон все не шел. Да и как уснуть, когда все тело ломит, руки дрожат, а дыхание постоянно перехватывает, стоит мне вспомнить о Сефере. Вот гад! Что он со мной сделал, раз я продолжаю думать о нем? Кожа все так же дико чувствительна, и тонкий шелк ночной рубашки царапает ее, словно грубая кора дерева, а внизу живота свернулся тугой комок и тянет, и тянет…
Неотвратимость судьбы или шутки богини-покровительницы? Хотя к чему ей так издеваться надо мной? Я всегда благодарна, подношения мои щедры, и не забываю о своей богине не только в те моменты, когда от горя и бессилия хочется плакать, но и когда сердце поет от радости. Зачем ей посылать мне встречу с тем, при виде которого внутри меня все переворачивается и сплетается в непонятной истоме? Чтоб я пережила восторг от встречи и безумный ужас, желание поцелуя и ощущение неотвратимой беды? И эти его слова про яд, попавший в кровь… Надо еще разобраться, кто для кого стал ядом. Вот почему, вместо того чтобы спать или продумывать свои поступки и просчитывать поведение при встрече с Карризи, я, как последняя идиотка, мечтаю о еще одном поцелуе? Нет, это все результат зелья Тима! Но пройдет полнолуние, а вместе с ним и мое безумие. Все вернется на круги своя, я стану вновь рассудительной, перестану ошибаться и делать глупости. Заберу камень у Сефера, отдам его Алену, и мы наконец возвратим себе прежнюю жизнь, как было при живых родителях.
В последнее время я отчаянно пыталась понять, как произошло, что мы оказались в долговой яме. Отец был довольно щедрым человеком – масса благотворительных проектов, жизнь на широкую ногу, – но назвать его расточительным и не способным правильно распоряжаться состоянием, было бы неправильно. Он умел тратить, но и знал, как зарабатывать. Мы были одной из самых влиятельных семей в Антарии и в одночасье оказались нищими с огромными долгами. А кредиторы, словно стервятники, слетелись пировать на несчастье. Только боги знают, как мы пережили первые два года. Еще одна головоломка, над которой я безуспешно билась вот уже семь лет и никак не могла найти ответа на вопрос.
Вздохнула, поворочалась и откинула одеяло. Несмотря на почти потухший камин, жарко было неимоверно. На лбу выступила испарина, а рубашка прилипла к телу и противно собралась складками на бедрах. Немного подумала и решила наплевать на приличия. Все равно в комнату ко мне никто без стука не зайдет, но для верности можно и на засов закрыться.
Быстро вскочила с кровати, прошлепала босыми ногами до двери и заперлась. Практически сорвала с себя тончайшую рубашку и, остервенело скомкав ее, бросила на пол. Но и этого показалось мало. Распахнув створки рамы и впустив прохладный, почти холодный влажный воздух, я еще некоторое время постояла напротив окна, остужая разгоряченное тело.
Надо же, а и я не заметила, что дождь закончился. Первая весенняя гроза, внесшая сумятицу и повернувшая мою жизнь в совершенно непонятном направлении, – внезапно налетевшая и так же быстро прекратившаяся.
Казалось бы, еще совсем недавно дождь лил как из ведра, и было непонятно, наступит ли конец, и вот… небо вновь чистое, на нем светят звезды, да и луна выглянула из-за туч. В последнее время я на многое не обращала внимания. А ведь раньше подмечала каждую мелочь, и это помогало мне в работе и приносило весьма ощутимый доход. Да, моя деятельность противозаконна, но что остается, если результатом законных поступков стало бы бесчестье. Дети князя де Ансара и потомки де Руе – на долговых рынках. Мыслимо ли даже представить подобное?
Конечно, Брайс часто предлагал свою помощь, но я всеми силами сопротивлялась и отказывалась ее принять. Почему? Не знаю. Верю, что он не воспользовался бы ситуацией и не стал бы давить на меня, – слишком любит, – а вдруг? Вдруг именно оттого, что любит, как раз и не упустил бы такую возможность… Нет, не хочу даже думать об этом! Иначе зерно сомнений и недоверия медленно прорастет в душе и опутает сердце. Нет, пусть остается все по-прежнему.
Вздохнула и прислонилась к откосу окна. Я устала, ужасно устала, переволновалась и перенервничала. Сон – лучшее лекарство в таких случаях. Вот только он не идет, этот сон.
На мгновение вернулись воспоминания. Семь лет назад тоже была гроза. Я заболела, попав под такой же дождь, по-весеннему яростный и холодный. И ничего не сказала родителем, решив своеобразно отомстить им за то, что мама не разрешила надеть ее драгоценности на бал дебютанток, а отец неожиданно поддержал ее в этом. «Не дело, – сказал он мне, – если юная девица будет сильно выделяться среди других дебютанток. Только жемчуг, и никак иначе». А я… так хотела мамино рубиновое колье. Оно казалось живым огнем, обжигающим и таким красивым. Но мне отказали в такой малости.
Невольно улыбнулась, вспоминая, как разозлилась и, не обращая внимания на причитания камеристки, убежала гулять на улицу. Дождь начался неожиданно, но я все равно не возвращалась в дом, спрятавшись в саду. Промокла до нитки и жутко замерзла. Просидела там несколько часов в мокром платье, обиженная на весь мир, но в конце концов вернулась обратно, чтобы свалиться с простудой.
Отец тут же послал за лекарем, и лихорадка благодаря его усилиям унялась, но все равно родители приняли решение не брать меня с собой в Алеар, а оставить дома на попечение слуг и Ренарда. Новый повод для обиды. Когда я стояла на лестнице и смотрела, как они отдают последние распоряжения, а Ален, безумно гордый тем, что увидит императора, еще и подначивал меня. Я снова обиделась и убежала к себе в комнату, расплакавшись. А мама… она поднялась ко мне, обняла и поцеловала. Она была такая красивая в черном дорожном платье и с ярко-рыжими волосами, уложенными в изысканную прическу, которую почти скрывала элегантная шляпка с короткой вуалью. Следом за ней поднялся и отец, он тоже не стал ругаться, хотя вид у него был довольно суровый… В этот вечер я видела их в последний раз.
А ночью… в наш дом забрался Брайс, чтобы ограбить, и буквально остолбенел, когда увидел меня. Еще бы, залезть в считавшийся пустым дом богатеев и внезапно обнаружить, что в нем остался кто-то из хозяев, пусть и малолетняя девчонка. И пока он пребывал в ступоре и смотрел на меня, как на призрак или выходца из бездны, очнулась я и, схватив со столика подсвечник, подбежала к нему и что было сил ударила по голове. Несмотря на то что я была все еще слаба после болезни, удар оказался весьма удачным. Брайс рухнул как подкошенный, но я отчего-то не стала звать слуг на помощь, а просто связала кэпа поясом от халата и села рядом. Он очнулся через пару часов и очень удивился. А потом мы поговорили…
Не знаю, почему я так повела себя в ту ночь, почему развязала и отпустила Брайса? Возможно, сыграло свою роль упрямство и осознание того, что поступаю противозаконно, а может, я уже тогда поняла, что надо делать так, как подсказывает сердце, и это правильно. Впрочем, какая разница? Я рада, что поступила так, а не иначе…
На следующий день мне стало намного лучше, ушли все симптомы болезни. Но не успела я спуститься к завтраку, как появились стражи с известием о несчастье, а несколько часов спустя принесли Алена…
Опять я вспоминаю то, о чем старалась не думать. Надо решать проблемы по мере их поступления, а я загоняю себя в клетку прошлого. Это неправильно и ведет в никуда. Нельзя жить прошлым – только настоящим и думать о будущем. А в настоящем у меня проблема в виде Сефера, и если я не разрешу ее, то не будет и будущего.
Невзирая на грусть, навеянную воспоминаниями, я озорно улыбнулась, быстро посмотрев на себя. Вот тому веселье, кто страдает бессонницей и в качестве панацеи прогуливается по нашему району! Хихикнула, представив картинку: идет себе человек, звезды считает в тщетных попытках уснуть, поднимает голову, а там – обнаженная дева у окна.
