«Наконец-то дождалась Колыма восстановления советского строя и избавилась от ига белой офицерщины, — писала среднеколымская газета „Заполярная жизнь“ 15 октября 1923 г. — Наконец-то мы можем свободно вздохнуть и с рвением приняться за работу по налаживанию того, что вконец разрушено белыми проходимцами, несшими с собой насилие, убийство и грабеж…»

Во Владивосток «Ставрополь» возвратился только 22 октября. Его рейс на Колыму обошелся Советскому государству более чем в 214 тысяч рублей.

Рейс «Индигирки» с отрядом Вострецова тоже не был легким. Больше суток пароход пробивался во льдах и на рассвете 13 июня бросил якорь в Алдомской бухте. Десант решено было высадить здесь, иначе к Аяну незаметно не подойти.

Первым отправился на берег взвод разведчиков Н. Д. Овсянникова. Шлюпка с бойцами прошла почти половину пути, когда те увидели странное зрелище на обрывистом берегу: группа людей с небольшого возвышения вела залповую стрельбу по неизвестной цели. Красноармейцы растерялись… А тут еще старая шлюпка дала течь… Попробовали вычерпывать — вода прибывала быстрее. Момент создался критический, тем более что некоторые бойцы не умели плавать. Да и куда уплывешь в ледяной воде при полном боевом снаряжении?

Разведчики приуныли, но с надеждой посматривали на командира. А ему хоть бы что — ни один мускул не дрогнул на лице. Спокоен. Смотрит ясно и твердо, подбодряя бойцов:

— Поднажмем, ребята! Нам ведь немного надо… Только бы за кусочек берега зацепиться.

Поднажали. Стали готовиться к бою… И напрасно. Люди на берегу оказались мирными охотниками-эвенами, промышлявшими в прибрежных скалах нерпу.

В 2 часа дня приступили к высадке десанта. За шесть часов на трех кунгасах на берег было доставлено 476 красноармейцев и три лошади. На первом кунгасе ушел с бойцами помощник командира экспедотряда Безродный. Руководил высадкой десанта сам Вострецов.

Из разбора штабных документов, из допроса пленных у Степана Сергеевича сложилось более или менее полное представление о противнике. Но если командиру надо лишний раз удостовериться в правильности своего плана, свежие данные не помешают. И разведчики Николая Овсянникова не теряли времени зря. Перекрыв все тропы, они перехватили и уже доставили Вострецову аянского священника, который объезжал свой приход. Истово крестясь, икая от страха, поп выложил все, что ему было известно о Пепеляеве, с которым был на короткой ноге и часто просиживал ночи напролет за картишками. Он рассказал, что Пепеляев разделил свой отряд на две части: одна в составе трех рот, эскадрона и комендантского отряда расквартирована в Аяне, а другая — в восьми верстах в поселке Уйка.

Вострецов хорошо понимал свое преимущество — внезапное нападение и в возможность разгрома группировок противника поодиночке. В корректировке плана помог и священник. В донесении Фельдману Вострецов писал: «Около 21 часа (13 апреля. — А. Ф.) был задержан едущий из порта Аян на 10 оленях аянский священник, каковой объезжал свой приход. Он сообщил, что генерал Пепеляев прибыл из Нелькана 17.V-23 г. Отряд в количестве приблизительно около 400 человек, из них 50 % офицеров… все вооружены разным оружием, но большинство русскими винтовками. Какое количество имеется патрон — не знает. В продовольствии нуждаются: хлеба выдают один фунт. Строят кунгасы, на которых хотят куда-то плыть. В общем вывел заключение, что противник, если нас обнаружит, окажет упорное сопротивление, так как мой отряд в численном отношении превышает намного, но мое преимущество: внезапность и возможность бить их по частям, то есть сначала порт Аян, а потом уже поселок Уйка»[53].

Рассказ священника подтвердили два эвенка, которых вскоре доставили разведчики Николая Овсянникова. Они совсем недавно были в Анне и довольно хорошо говорили по-русски. Один из них вызвался провести отряд малоизвестной тропой.

В ночь на 14 июня красноармейцы были подняты по тревоге. На востоке уже угадывалось наступление нового дня. Бойцы схватились за винтовки, чтобы отразить внезапное нападение врага, но командиры отдавали приказы удивительно спокойно. После того как экспедиционный отряд был выстроен, бойцам был объяснен порядок продвижения по тайге, поставлены перед каждым взводом четкие задачи, выделены дозорные, а главное — люди были подбодрены перед трудным таежным переходом. Каждый боец получил трехдневный запас питания, по 200 патронов и 2 гранаты.

Было холодно, ударил мороз… И вот в три часа ночи прозвучала команда: «Вперед!»

Отряд с двумя проводниками выступил в поход, который стал продолжением беспримерного в истории «ледового похода». Шли медвежьими тропами, натыкаясь на кочки и проваливаясь в глубоком снегу. Июньский снег в горах даже бывалые северяне считают непроходимым, а ведь красноармейцы несли на себе оружие, боеприпасы и продукты питания. Самый тяжелый груз — пулеметы и боеприпасы к ним — несли на своих боках лошади.

Вместе со всеми почти весь путь шел Степан Вострецов, взвалив на плечо ствол пулемета. На его белокопытном гнедом коне сидел красноармеец, вывихнувший ногу. Лошади постоянно увязали в рыхлом снегу, скользили на наледях и часто падали. Красноармейцы бросались на помощь животным. С. С. Вострецов, с детства любивший лошадей, вместе со всеми помогал поднимать их. А чтобы они не угодили в пропасть, красноармейцы страховали животных по бокам при помощи веревок.

Труднейшим испытанием был этот марш для заядлых охотников: стрелять в диких уток, гусей и других пернатых, которые ежеминутно десятками вылетали из-под ног, было строжайше запрещено. Не разрешалось разводить костры, громко разговаривать. Шли днем и даже ночью, делая непродолжительные привалы, и все-таки в первый день прошли только 25 верст, так как каждый метр ужасного пути брали с трудом.

Впереди еще десятки верст пути. Кругом серый снег, густой туман. Снежная даль, кажется, плывет навстречу, и конца ей не видно. Однако, проваливаясь в рыхлом снегу, красноармейцы перекидывались шутками, но было совсем невесело… Холодный ветер прохватывал с головы до ног, одолевала усталость. То один, то другой, проваливаясь в снежные ямы, или ослабев и присев «на минутку», тут же засыпал. Их поднимали, подбадривали, и они шли и шли.

15 июня экспедиционный отряд преодолел почти 30 километров. Этот переход был омрачен тем, что пропали без вести два бойца. Всю ночь и весь день красноармейцы жили надеждой, что они догонят, придут.

Вечером на привале Вострецов обходил отдыхающих бойцов: то прикажет повернуться на другой бок, чтобы не замерзнуть, то просто поговорит о житейских делах, о семье и хозяйстве. Побеседует несколько минут, и уже веселее становится на душе красноармейца.

В другом месте задушевный разговор с бойцами ведет военком Петр Пшеничный. Вокруг беседующих собрались многие, и, несмотря на усталость, люди спать не спешат, слушают, задают вопросы. Впоследствии, уже после окончания похода, комиссар Петр Пшеничный писал: «Дорога была тяжелой, приходилось идти без тропинок, взбираться по крутым сопкам, часто по колено в снегу, иногда по топким болотам, переходя вброд бесчисленные реки и ручьи. Шли, не щадя себя, по 12 часов в сутки. В первый день было пройдено 25 верст, во второй — около 30, а на третий день, в полдень мы уже вышли к устью реки Нечая. Отсюда до Анна считают 10 верст»[54].

16 июня выступили в путь в 4 часа утра (ночью снег и почва немного подмораживались), а через некоторое время разведчики обнаружили у реки Нечая отряд подпоручика Рязанского. Этот отряд генерал Пепеляев хорошо вооружил — он должен был взаимодействовать с бандой Артемьева против красных отрядов[55].

Белая группировка была ликвидирована без единого выстрела. Степан Сергеевич сам возглавил операцию, выделив для этой цели 3-й батальон. И все же часть бандитов, без оружия и продовольствия, успела скрыться в тайге. Вострецов опасался, что они могут предупредить Пепеляева, поэтому красноармейцы, не жалея сил, продолжали свой тяжелый путь.