В пяти верстах от Аяна разведчики из отряда комбата Дмитрия Иванова захватили еще двух офицеров, которые убедили Вострецова в том, что Пепеляев ничего не знает о красном отряде и не подозревает об опасности. Один из них — капитан Занфиров (бывший начальник штаба у Коробейникова), обиженный чем-то генералом Пепеляевым, подробно рассказал Вострецову о расположении белогвардейского отряда в Анне. По его словам, у Пепеляева насчитывалось около 430 солдат, что на тропе, ведущей в Аян, никаких застав и караулов нет и только на высоких сопках имеются наблюдатели за морем, которые видят почти за сорок миль. Пепеляев так верил «всевидящим» наблюдателям, что в самом Аяне оставил всего один пост у складов на берегу моря, да по ночам по поселку бродили пьяные патрули.

Ночь перед наступлением выдалась влажная. Туман, словно хорошая дымовая завеса, заполнил распадки. На последнем привале, перед броском на Аян, в глухом урочище коммунисты собрались на партийное собрание, чтобы еще раз обсудить план разгрома дружины Пепеляева. Собрание открыл военком Пшеничный, подчеркнувший место и роль коммунистов в предстоящей операции. Потом с небольшим сообщением выступил Степан Вострецов.

Выступающих в прениях было немного, и собрание продолжалось всего полчаса. Агитировать и убеждать бойцов, а тем более коммунистов, не было необходимости: они сами горели желанием как можно скорее покончить с пепеляевщиной.

Преодолев какую-то высокую сопку, красноармейцы стали спускаться к Аяну. Отсюда, по рассказам пленных, лежало два пути: один по хорошо укатанной, совершенно открытой дороге, другой — через сопку, поросшую кустарником и лиственницей, со спуском прямо к землянкам белогвардейцев. Вострецов предпочел второй путь, так как был он скрытен, короток и давал возможность сохранить силы бойцов.

Что представлял из себя тогдашний Аян? Два десятка деревянных домов, зажатых между морем и голыми в это время года сопками. Над низенькими домами чуть возвышались деревянная церковка и купеческая лавка. Пепеляевским «братьям», нагрянувшим вдруг на это тихое селение, не нашлось жилья. Пришлось срочно строить землянки, натягивать утепленные палатки. Однако для генерала и его штаба нужно было кое-что получше. Нашлось… силой реквизировали самый большой деревянный дом.

Пепеляев, будучи опытным военачальником, понимал, что красные не оставят его в покое, и готовился к худшему, если в ближайшие дни их не заберут японские или американские корабли. Однако тайная мысль — большевики не достанут их в такой глуши — убаюкивала, расслабляла. Тревогу приносил лишь радиоприемник, улавливавший волны Парижа и Лондона. Оттуда, далекой оказией, узнал Пепеляев о неких пароходах, вышедших в Охотское море.

В приказе от 12 июня 1923 года Пепеляев писал: «Охотское море очистилось ото льда. На этих днях очистится ото льда Аянская бухта. Пароход красных под литерой „ЗД“ курсирует где-то около Охотска, так как красные дают радиограммы из Петропавловска с адресами „Охотск“. Сведений о занятии Охотска красными нет (очевидно, пароход на пути к Охотску).

4 июня японский пароход „Кобе-Мару“ вышел из Хакодате на Петропавловск и далее в Охотск и в порт Аян[56]. 12 июня из Владивостока должен выйти в Охотск пароход „Томск“. Таким образом, сложившаяся обстановка допускает полную возможность появления в течение этих дней парохода красных, несомненно, с экспедиционным отрядом в порту Аян. Но не исключена возможность прибытия первым в порт Аян и японского парохода.

В случае прибытия советского парохода я решил не допускать высадки десанта в районе порта Аян и поэтому приказываю полковникам Сайфулину, Рейнгардту и Сивко с тремя ротами занять высоты и не допускать высадку красных в районе бухты.

Командирам частей объявить своим подчиненным, что красные могут прислать максимум два парохода для действия против нас. Местность здесь для высадки труднодоступная, и поэтому мы при нашей стойкости и сплоченности легко можем опрокинуть красных с берега в море. Это нам нужно сделать во что бы то ни стало, так как за пароходом красных возможно прибытие японских или английских пароходов»[57].

Аян и в самом деле представлял из себя благодатную для обороны позицию. Расположив на сопках десяток пулеметов, Пепеляев мог взять наступающего противника под перекрестный огонь.

И все-таки известный белогвардейский стратег ошибся. По его замыслу красные почему-то должны были обязательно высаживаться у самого Аяна, на виду у белых. Впрочем, на другой день Пепеляев в новом приказе потребовал от своих «братьев» быть готовыми на всякий случай к отступлению в сторону Чумикана. В связи с этим почти половину отряда он направил в поселок Уйка строить кунгасы и лодки. Так генерал, ничего не подозревая, допустил еще одну ошибку, распылив силы своей «дружины».

«Ввиду того, — пишет в приказе Пепеляев, — что не исключена возможность перехода к бухте Лантарь и Чумикану пешим порядком, приказываю теперь же подготовиться к длительному походу, для чего сформировать вьючный олений транспорт и подготовить в Уйке подвижной продовольственный склад»[58].

Это было последнее распоряжение Пепеляева.

Пока генерал разрабатывал стратегические планы разгрома красного десанта и ждал японских спасителей, отряд Вострецова в ночь с 16 на 17 июня окружил Аян. В полевой сумке командующего уже лежал заранее составленный ультиматум Пепеляеву:

«Предупреждаю Вас и полагаю, что Вам известна за пять лет крепость красного бойца. И всякое ваше сопротивление с оружием в руках будет мною раздавлено, как мыльный пузырь. Я располагаю достаточной военной силой, чтобы уничтожить неподчинившихся рабочим и крестьянам. Вы из Аяна и его окрестностей не выведете своих подчиненных, если будете сопротивляться. И пролитая кровь будет на Вашей совести, а не на моей, так как настоящее письмо пишу от всего сердца и совести»[59].

Однако дело обошлось без ультиматумов и парламентеров. Не было вручено адресату и письмо охотских пленных солдат своим аянским «братьям», в котором белогвардейцы предлагали аянскому гарнизону капитулировать без боя. «В Охотске, — писали они, — не предоставилась возможность предотвратить столкновение и своевременно выяснить, с кем имеем дело, в результате взаимные и никому не нужные жертвы… Можем засвидетельствовать, что в основании всех действий и отношений к нам положен закон республики, равный для всех, даже после того, что случилось, то есть взятия нас после сопротивления»[60]. Это письмо должен был передать Пепеляеву подполковник Варгасов, плененный в Охотске.

Неизвестно[61], показывал ли Степан Сергеевич эти документы белогвардейцам, но они характеризуют его как полководца, умеющего побеждать без лишнего кровопролития, как человека пролетарского гуманизма. Кто-кто, а Вострецов, прошедший всю Гражданскую войну от Волги до Тихого океана, от простого солдата революции до командира дивизии, прекрасно понимал, что даже в офицерской банде Пепеляева есть раскаявшиеся люди. Вот почему он категорически запретил расстреливать пленных, да и вообще вести бесцельный огонь.

Экспедиционный отряд был разделен на две части. Первый батальон во главе с Безродным и Пшеничным окружил палатки и землянки противника. Во главе третьего, который должен был захватить штаб и офицерские дома, пошел сам С. С. Вострецов. Кроме того, в десяти верстах от Анна остался в засаде у реки Нечая отряд из 40 человек под командованием Федора Подъячего.

Связисты тоже знали свое дело: под руководством своего командира Савосина они установили хорошую связь между красными отрядами и в нескольких местах повредили телефонную связь между Аяном и Уйкинским батальоном, который Пепеляев мог использовать для нападения на советские части с тыла.