Вострецов, верный своему тактическому приему, со взводом Николая Овсянникова быстро спустился с горы и окружил штаб. Остальные два взвода седьмой роты внезапно ворвались в большой барак, где располагалась офицерская комендантская рота, охранявшая штаб. Офицеры, перепившись с вечера, не выставили даже часового, очевидно, надеясь на патрульный отряд… Первым в барак проник красноармеец Скрипник и мигом обезоружил полковника — командира роты. Затем, через каких-то десять минут, без единого выстрела была разоружена вся рота. На очереди — белогвардейский штаб.
Степан Сергеевич бросился к нему в окружении группы бойцов: командира взвода Овсянникова, разведчиков Шиянова, двоих братьев Ульяновых и Москвитиных, Демина… В штабе Пепеляева почувствовали недоброе, и там началась лихорадочная возня. Какой-то офицер, выбив раму, стал вылезать в окно, очевидно, намереваясь поднять в ружье комендантскую роту… Демин бросился к нему со штыком наперевес. Пепеляевец взвыл и скрылся за простенком.
Вострецов метнулся к входной двери. Она чуть приоткрылась, но тотчас же сильно захлопнулась, больно прищемив руку командира. Едва Вострецову удалось освободить ее, как из-за двери грохнул выстрел, и пуля обожгла ему щеку. Однако Вострецов не испугался, а, громко стуча в дверь рукояткою нагана, требовательно заявил:
— С вами говорит командир Красной дивизии! Я высадил десант в полторы тысячи штыков. Откройте немедленна дверь!
Потом подтолкнул к двери пленного подполковника Варгасова:
— Я подполковник Варгасов, — кричал тот. — Вы меня знаете… Охотск взят красными. Обращение с пленными хорошее… Командир — честный человек… Советую сдаться без кровопролития!
Несколько минут за дверью стояла тишина, а потом она вдруг приоткрылась… Вострецов первым врывается в штаб, в котором толпилось человек десять растерявшихся офицеров.
— Где генерал Пепеляев? — спросил он.
— Я Пепеляев, — заговорил коренастый человек с черной окладистой бородой.
— Генерал, пошлите предписание вашим частям сдаться немедленно!
После непродолжительного колебания Пепеляев написал приказ о сдаче. Адъютант, штабс-капитан Ананьев, повязав на палку белый платок, помчался с генеральским приказом к офицерским палаткам, откуда уже раздавались выстрелы.
Белогвардейцы слишком поздно обнаружили красноармейцев. Началась паника. Никто и не думал о сопротивлении, и только лишь несколько солдат открыли беспорядочный огонь из окон землянок и окопов. Со стороны противника в общей сложности было сделано около ста выстрелов, но ранен был только один красноармеец. Красные бойцы действовали исключительно быстро и четко. И кто знает, может быть, именно в эти минуты на древней охотской земле прозвучали последние залпы Гражданской войны.
…Красноармейцы, вошедшие в штаб вслед за С. С. Вострецовым, быстро обезоружили 10 штабных полковников и подполковников, сорвали с древка бело-зеленое знамя «Сибирской дружины» с ликом спасителя, конфисковали все документы, в том числе объемистый дневник Пепеляева.
Из этого вовсе не следует, что генерал Пепеляев был морально надломлен и сдался в плен без колебаний. Враг капитулировал только тогда, когда попал в безвыходное положение. Поднять в ружье комендантскую роту ему не удалось, попытка вызвать на помощь по телефону уйкинский отряд тоже сорвалась. Забаррикадировавшись в добротном деревянном доме, Пепеляев, как затравленный хищник, метался в клетке, не зная, что предпринять. Характерно, что штабные офицеры из окружения Пепеляева чуть ли не рвали на себе волосы, когда увидели, что обезоружены небольшим отрядом красных. Некоторые из них впали в истеричное состояние, плакали навзрыд, с горечью повторяя: «Захватили нас… как цыплят!! Какой позор!!!»
По-другому вел себя в те дни молодой подполковник Михаил Варгасов, сыгравший некоторую роль в бескровной ликвидации белогвардейской банды. Выходец из небогатой семьи, он служил в армии в чине поручика. Не поняв Октябрьской революции, Варгасов очутился в рядах белогвардейской армии, где быстро дослужился до звания подполковника. Во время похода на Якутск Пепеляев поручил ему сформировать и принять под командование отряд якутов. Здесь-то он и прочувствовал истинное отношение местного населения к пепеляевской авантюре. Эвенки, эвены и якуты под любым предлогом отказывались служить белогвардейцам и разбегались при малейшей возможности. Отряд Варгасова, можно сказать, распался, а сам он вынужден был примкнуть к Ракитину. Варгасов один из первых понял, что авантюра Пепеляева обречена на провал. Вот почему в Охотске он сдался в плен без сопротивления и, желая искупить вину, добровольно вызвался пойти с экспедиционным отрядом в Аян и попытаться убедить Пепеляева сдаться.
По пути в Аян комиссар Пшеничный долгие часы беседовал с Варгасовым. И подполковник, рискуя жизнью, вдвоем с якутом пошел к встретившейся им банде Рязанского, чтобы убедить того сложить оружие. Варгасов пользовался большим авторитетом среди «братьев», да и генерал Пепеляев его отлично знал. Всего несколько слов выкрикнул подполковник из-за двери во время штурма штаба, но как они много значили для Пепеляева. «Парламентеры к адмиралу Старку перехвачены! Охотск в руках красных, и оттуда нечего ждать помощи. Да и вообще, все кончено!!» Одним словом, узнав за дверью голос подполковника Варгасова, генерал решил сдаться.
Но как ликвидировать отряд белогвардейцев в поселке Уйка? С. С. Вострецов предлагает Пепеляеву написать приказ-обращение к уйкинскому отряду. И тот, по свидетельству генерала Вишневского, такой приказ написал: «…Прибыла регулярная армия, которой мы взяты в плен. Надеюсь, что вы выполните мою последнюю просьбу и во избежание напрасного кровопролития сложите оружие. Я готов предстать перед судом и благодарю бога, что все обошлось без пролития братской крови».
Приказ этот было поручено отвезти в Уйку адъютанту генерала — Ананьеву. За Аяном он был задержан заградительным отрядом Федора Подъячего, который, не поверив пепеляевцу, решил поехать вместе с ним. На полпути они неожиданно встретили уйкинский отряд, шедший на помощь аянцам. Адъютант тут же передал им приказ Пепеляева о капитуляции. Белогвардейцы выразили бурное недовольство, начали митинговать. С криками: «Повесить комиссара!» они стащили Подъячего с коня. Однако красный командир не растерялся, а стал горячо убеждать белогвардейцев сдаться в плен без никому не нужных жертв. И, странное дело, его слова быстро охладили воинственный пыл многих, и теперь они покорно сдавали Подъячему свое оружие, которое тут же было уложено в повозки с подоспевшими красноармейцами. Сдались, однако, не все: группа офицеров во главе с полковником Степановым бежала в тайгу, надеясь добраться до Маньчжурии.
Всего в Аяне и его окрестностях было взято в плен 356 человек, в их числе девять полковников, тринадцать штабс-капитанов, двадцать поручиков, пятнадцать подпоручиков, двадцать шесть прапорщиков, один хорунжий, два ротмистра.
18 июня 1923 года Вострецов передал радиограмму командующему войсками Охотско-Камчатского края М. П. Вольскому: «После стоверстового тяжелого похода по тундре в порту Аян в 22 часа 17 июня взят в плен отряд во главе с генералом Пепеляевым. Пленных офицеров 103, солдат — 230. Наши потери — один ранен. Подробности дополнительно».
Говорят, что командарм И. П. Уборевич не раз вспоминал это донесение: «Как много было сделано и как мало было сказано. Тут ведь за каждым словом неисчислимые трудности, за каждой буквой — умение и героизм»[62].
Было захвачено много оружия иностранного образца, в том числе одиннадцать пулеметов, 580 винтовок, около 40 тысяч патронов, большое количество золота и пушнины.
После пленения уйкинского отряда Степан Сергеевич на высокой сопке, дальше других выступавшей в море, приказал ровно на 10 минут разжечь два огромных костра. Это был сигнал экипажу «Индигирки» следовать в Аян.
Пароход пришел в Аянскую бухту 17 июня в четвертом часу. Он выглядел теперь намного лучше: за три дня стоянки в Алдомской бухте моряки подремонтировали его и подготовили в обратный рейс. С него сразу же стали сгружать продовольствие и боеприпасы для бойцов и мирного населения. По мере освобождения трюмов в них загружали богатые трофеи (часть их бесплатно была передана аянцам) и размещали пленных, поскольку в поселке не было просторных помещений, способных разместить столь большое количество белогвардейцев. Обо всем этом подробно пишет в своем донесении Н. Н. Азарьев: «…Я съехал на берег к т. Вострецову с поздравлениями по случаю блестящего успеха, от которого получил приказание немедленно готовиться к походу во Владивосток. Начали погрузку трофейного оружия, снаряжения и т. д. на „Индигирку“. 18 июня в 11 часов утра, согласно приказанию т. Вострецова, снялись с якоря и пошли к устью реки Нечай для захвата белогвардейцев. В 12 часов 45 мин. подошли к реке Нечай, свезли десант на берег, пошли в город Анн. Густой туман. В 16 часов 20 мин. стали на якорь на рейде г. Аян и начали погрузку пленных с берега на „Индигирку“. 19 июня в 5 часов 30 мин. окончили погрузку пленных, снялись с якоря и пошли к устью реки Нечай за нашим десантом. В 7 часов подошли к устью реки Нечай, приняли десант. За все время похода — густой туман. В 15 часов пришли на рейд г. Аяна, стали на якорь, немедленно приступили к погрузке военных грузов на корабль. 20 июня — идет погрузка»[63].
