Внутри наполненной хлором оболочки зашевелились толстые, мясистые желто-зеленые листочки. Они развернулись и обнажили две короткие лапки, покрытые чем-то вроде маслянистых волдырей. Страшилище приблизилось к Хьюлитту.

– Не надо бояться, пациент Хьюлитт, – посоветовала Летвичи. – Ближе я к вам не подойду, прикасаться к вам не буду – разве что только в том случае, если возникнет экстренная необходимость. Попробуйте представить себе, как для меня с эстетической точки зрения выглядит ваше тело, покрытое гладкой розовой дряблой кожей, – может быть, от этой мысли вам станет немного легче. Так вот: не пытайтесь продавить спиной стену палаты, у вас все равно это не получится, и послушайте меня. Если вам так будет спокойнее, можете закрыть глаза. Во-первых, когда вы в последний раз принимали пищу? Во-вторых, не чувствуете ли острой потребности освободиться от органических отходов? Отвечайте.

– Х-хорошо, – выдавил Хьюлитт. Он не внял совету медсестры и глаза не закрыл. Наоборот, он пытался заставить себя получше рассмотреть стоявшее перед ним существо. Смотреть в глаза собеседницы он не мог при всем своем желании – он не мог понять, какие из темных влажных выпуклостей в промежутках между маслянистыми листочками и перепонками – глаза. – П-пищу я принимал как раз перед тем, как покинул корабль. А в туалет я не хочу.

– Следовательно, у вас нет причин покидать постель, – заключила сестра. – Поэтому, пожалуйста, оставайтесь в кровати до прихода Старшего врача Медалонта. Он осмотрит вас и вынесет официальное заключение – разрешит вам передвигаться по палате без моей помощи. Примерно часа через три состоится очередной прием пищи. Ваш осмотр пройдет до еды. Насчет осмотра не беспокойтесь, пациент Хьюлитт. Он будет носить неинвазитивный характер и большей частью будет заключаться в опросе.

Когда вам будет разрешено встать с постели, я выдам вам транслятор, запрограммированный на перевод языков, которыми пользуются находящиеся в этой палате пациенты и обслуживающий персонал. Судя по всему, в прошлом ваши контакты с представителями других видов были немногочисленны. Здесь это упущение будет ликвидировано. Как только захотите, можете обращаться к другим пациентам, но только так, чтобы не мешать сотрудникам. Те пациенты, кровати которых закрыты ширмами, либо получают какие-то процедуры, либо отдыхают, либо изолированы по какой-либо еще причине. Их беспокоить нельзя. Большинство пациентов поговорят с вами, если пожелают. Относительно их отталкивающей внешности вам волноваться не стоит, поскольку здесь все пациенты уродливы, огромны и внешне отвратительны.

Все – без исключения.

У Хьюлитта мелькнула мысль: уж не сверкнули ли искорки насмешки во влажных темных пузырьках, которыми смотрела на него медсестра, но он тут же отверг эту мысль – она показалась ему совершенно нелепой.

– Кровать напротив вас занимает пациент Хенредт, кельгианин, – продолжала пояснения Старшая медсестра. – Налево по диагонали от вас лежит пациент Клетилт, он с Мельфа, а рядом с вами – ианин по имени Маколли. Его сегодня переводят на сорок седьмой уровень, поэтому с ним вы пообщаться, увы, не сумеете. Кто займет его место, я пока не знаю. А сейчас, пациент Хьюлитт, я советую вам отдохнуть. Может быть, вам удастся поспать до прихода врача.

Части тела Летвичи зашевелись и сложились в обратном порядке. Хьюлитт понял, что она собирается уходить. Наконец-то отвратительное создание покидает его. И тут его как будто кто за язык дернул – Хьюлитт и сам не понял, зачем сказал:

– Старшая сестра, я не испытываю желания разговаривать здесь с кем бы то ни было – ну разве только в том случае, если это будет крайне необходимо для моего лечения. Но есть одна... личность, к которой я мог бы обращаться, не чувствуя такого... неудобства. Это та медсестра, что привезла меня в палату. Я бы не возражал, чтобы она приняла участие в моем лечении, и предпочел бы, если бы мне что-то понадобилось, вызывать ее. Прошу вас, скажите мне, как ее зовут?

– Не скажу, – решительно отозвалась Летвичи. – Поскольку она единственная худларианка, работающая у меня в палате, у вас не будет трудностей с тем, чтобы вызвать ее. Просто укажите в ее сторону верхней конечностью и громко скажите «медсестра», вот и все.

– Там, откуда я родом, – парировал Хьюлитт, – подобное поведение считается исключительно невежливым. Вы что, нарочно не хотите мне помочь? Свое имя вы мне назвали, сказали, как зовут пациентов, чьи кровати стоят рядом с моей, так почему вы отказываетесь сообщить мне имя худларианки?

– Потому, – ответствовала Летвичи, – что сама его не знаю.

– Это же глупость какая-то! – взорвался Хьюлитт. Он больше не в силах был сдерживаться, общаясь с этой тошнотворной и, судя по всему, заносчивой тварью. – В вашем ведении – весь средний персонал палаты, и вы хотите, чтобы я поверил, будто вам неизвестны имена сотрудников? Вы что, меня за идиота принимаете? Впрочем, ладно. В следующий раз увижу медсестру и сам у нее спрошу, как ее зовут. Она мне скажет.

– Надеюсь, она этого не сделает, – резко воскликнула Старшая медсестра. Что-то она такое произвела со своим телом, из-за чего оно снова развернулось и вновь оказалось в неприятной близости от кровати. – Что касается уровня вашего идиотизма, пациент Хьюлитт, – добавила Летвичи, – я предпочту на эту тему не высказываться, так как скована правилами хорошего тона. Вы не то чтобы глупы, вы скорее пребываете в неведении. Развеять ваше неведение мне позволительно.

У нашей медсестры-худларианки на одной конечности имеется повязка, где обозначены ее должность и персональный номер, – пояснила Летвичи. – Номер используется в административных целях, и это единственное определение личности худларианки, нам известное. В связи с тем, что представители других видов не умеют различать худлариан внешне, в случаях необходимости к ним обращаются, называя последние цифры этого номера. По имени худлариан никто не зовет, поскольку они к своим именам относятся как к чему-то очень личному и сокровенному. У представителей их вида принято называть друг друга по имени только в кругу семьи или при общении с теми, с кем они собираются вступить в супружескую связь, непосредственно перед соитием.